У нас было два пути до Великоокеанского порта, в который мы, собственно, и ехали: по торговому тракту через Рейнгард или в объезд по дороге частично проходившей сквозь Многоголосый лес. По расстоянию вторая дорога выходила совсем чуть-чуть длиннее, но в Рейнгард заезжать не хотелось никому.
Как мне сказали, в Рейнгарде Фрею, Анса и Аин многие знают, а значит велика вероятность попасться кому-нибудь на глаза. А если их там узнают, то визита вежливости в Рейнгардский замок не миновать. И всем будет плевать, что мы тут вообще-то мир спасать идём. Рейнгардский замок же, в свою очередь, тот ещё гадюшник, как мне опять же услужливо объяснили, так что лучше по возможности туда не попадать.
Вот мы и решили этой возможностью воспользоваться, но что-то я уже начинал об этом жалеть. Примерно с того момента, как на горизонте замаячил тёмный силуэт безымянного для меня города.
***
Ланнтрач — так назывался этот город. Трудное и неудобное для произношения название, которое будто застревало на языке, не желая сорваться с губ. Будь моя воля, я бы вообще не давал этому городу названия. Отсутствие имени было бы ему под стать.
Безымянный, пустой и безликий. Если бы Сторград был таким, я бы сразу поверил в их этот приближающийся Рагнарёк.
Когда смотришь на Ланнтрач, кажется, что видишь вовсе не настоящий город, а фотографию с эффектом сепии. Мутно-жёлтый, коричневый, грязно-кофейный, жёлтая и красная охра и ничего больше.
Мне сделалось тоскливо. Я никогда не любил монохромных изображений, предпочитая яркие, граничащие с кислотными цвета, за что иногда получал от преподавателей. А здесь даже глазу не за что было зацепиться. Дома узкие, вытянувшиеся вверх, словно в попытке достать солнце, с обмазанными глиной стенами, не имевшими на себе ни намёка на украшения, сжимали меж собой такие же узкие улочки. Дорожка, по которой мы ехали, всё время петляла то вправо, то влево, и я всё ждал, когда же мы выедем на главную дорогу, но мы не выезжали.
Солнце потихоньку клонилось к закату и небо начало окрашиваться в цвет красной охры, как бы довершая картину. И мне сделалось совсем тоскливо. Да и не только мне.
Аин молчала. Это было даже чуть более удивительно, чем моё собственное молчание, ведь мы же приехали в новый город, неужели леди-энциклопедии нечего было рассказать? Заскучав, я даже хотел спросить у неё что-нибудь, но понял, что слова на язык попросту не лезут.
Анс напряжённо всматривался в магическую карту, кажется, с ней что-то было не так. Через плечо Анса я видел, что красная линия, которой был отмечен наш путь, всё время уводила куда-нибудь в сторону, проходя сквозь дом или забор, а потом снова перескакивала на дорогу, но вовсе не на ту, по которой мы шли.
— Карта сломалась? — спросил я, подъезжая ближе. Сделалось жутко от того, с каким трудом я выводил из себя эти слова.
— Не знаю, — судя по виду Анса, ответ он тоже выдавливал, и тоже удивлялся, что слова идут так тяжело. — Может, просто устарела.
И разговор снова стих, так будто мы вовсе не говорили. Даже цокот копыт по брусчатке потерял привычную звонкость и казался глухим и немного печальным.
Только одна Фрея проявляла какую-то активность. Она изредка озиралась по сторонам, но не с интересом, а напряжённо, словно силясь что-то увидеть, но и сама толком не знала что.
— Красотами любуешься? — съязвил я, и на душе стало чуть легче.
— Нет, — ответила Фрея без какого-либо выражения, а помедлив добавила: — Это родной город лорда Руэйдхри.
Мне показалось символичным то, что человек с непроизносимым именем родился в городе с непроизносимым названием.
Я попробовал представить лорда Сторграда маленьким мальчиком, бегающим по лабиринтам здешних улиц, и не смог. Уж сильно его образ не вязался с чем-то детским и наивным. Да и само это место не вязалось.
А ещё я вспомнил, что Сторский замок — отражение души хозяина. Ну теперь-то понятно откуда взялись эти чрезмерно высокие, но узкие бесцветные коридоры, спутанные как клубок змей. Безжизненные пейзажи Ланнтрача явно отложились у лорда на подсознании. Мне даже стало его немного жаль, не хотел бы я провести детство в таком месте. Да что там детство, казалось, проведу здесь хоть пару дней и окончательно рехнусь.
Мне захотелось спросить Фрею о множестве вещей: был ли когда-то у Ланнтрача свой лорд? Являлся ли лорд Руэйдхри его потомком? Или он вообще не из знатной семьи? И ещё много чего, но спросил нечто совсем иное.
— Ты когда-нибудь называла лорда отцом?
Я понял, что задал не самый удачный вопрос, только когда Фрея вздрогнула как от удара. Она посмотрела на меня всего пару мгновений, взглядом, значение которого я так и не смог понять, и отвела глаза.
Она так и не ответила. Я так и не придумал, как извиниться.
***
Центр города оказался каменным. И это было единственным существенным отличием от окраины. Фотография в сепии сменилась на чёрно-белую плёнку, которая только звалась чёрно-белой, а на самом деле была беспросветно серой. И даже солнце не добавляло цветов в эту унылую картину.
Мы остановились в гостинице — вытянутом здании из серого камня, расположенном на единственном открытом пространстве в городе — площади. Комнаты в гостинице больше напоминали каменные мешки, безликие и холодные. Не приятно прохладные, а именно, что холодные, колкие и неуютные. Так что мне сразу захотелось уйти. И я ушёл.
Просто взял и ушёл, как уходил раньше, в прошлом мире. Кажется, я даже никому не сказал, куда иду. Кажется, я вообще ничего никому не сказал, и, скорее всего, меня вовсе никто не видел.
Но всё это сейчас было неважно. Волнение друзей вдруг отошло на второй план. И пока одна часть меня яро возмущалась «Дей, ты совсем дурак?! В смысле «неважно»? Ты давно ни с кем не ссорился что ли?», другая всматривалась в пустынную площадь и пыталась понять, что же в ней кажется мне таким знакомым.
Серые дома, серый камень, серый налёт пыли. Всё это что-то напоминало мне, будто нечто подобное я видел во сне, который забыл поутру. Будто этот сон видел и не я, а кто-то другой. Тот, чьи воспоминания я так бессовестно подсмотрел.
Я двинулся вперёд, уходя и от площади, и от гостиницы, и от друзей, которые точно были друзьями, но немного не того меня, которым я сейчас был. А кем именно я сейчас был — сложный вопрос, над которым я старался по возможности не задумываться.
Тот зов, который обычно тянул меня в путь, я всегда в шутку называл «магическим зовом», тем зовом, которому ещё ни один герой не смог в итоге воспротивиться.
***
Я бродил по городу, казалось, целую вечность, но в действительности ещё даже и стемнеть не успело. Правда, солнце всё же скрылось — то ли за горизонтом, то ли за тучами, — а небо выцвело, из охристого превратившись в нечто неопределённо серое, словно и оно само не знало, какое сейчас время суток.
Я уж и подавно не имел представлений о времени, мои внутренние часы после провала ниже Моркета, видимо, решили сломаться и превращать каждую секунду в малое подобие моркетского безвременья. Представление о пространстве я тоже имел весьма смутное. Проще говоря — я заблудился. Ну кто бы сомневался.
Вообще не представляю, как в этом городе можно не заблудиться, ведь куда ни иди, ничего не меняется. Казалось, что я, как в игре, попал в какой-то идиотский цикл, так что куда ни иди — всё равно будет повторяться одна и та же локация. И так хоть до бесконечности, пока не удастся этот цикл разорвать.
Отличный способ «разорвать цикл» — спросить у кого-нибудь дорогу. Уж местные-то знают, как ориентироваться в этом городе-лабиринте. Но идеи-то у меня всегда отличные, а вот реализация как правило хромает. Ни одного прохожего за время своих блужданий я так и не встретил. Более того, казалось, что если город кто-то и населяет, то только тени, потому что ну не может быть место, населённое людьми, настолько беззвучным!
Эти бесцветность и беззвучность навевали на меня меланхолию и апатию. В сердце что-то неприятно кололо, словно в него попала маленькая острая льдинка. Вдруг я отчётливо понял, что теперь с этой «льдинкой» мне придётся прожить всю оставшуюся жизнь, а может, немного дольше. И хорошо, если она так и останется льдинкой, а не разрастётся до целой глыбы льда. Как ни странно, это знание меня нисколько не расстроило, даже не удивило, мне было всё равно.
