Её слова были совсем тихими, но в них слышалось столько страха и отчаяния, что рука Айвора дрогнула, когда он выводил последний символ в формуле артефакта, и вся радость от завершения работы тут же сошла на нет.
Витар замерла посредине комнаты, встревоженная и напряжённая, словно ей предстояло вот-вот ринуться в бой.
— Поняла, какой «путь» создали учёные для остальных жителей мира. Какое заклинание протестировали на них третьи, — тонкий палец Моры указал на сплетение символов. И следя за движением её руки, Айвор скользил глазами по формуле, чувствуя, как тугой комок отчаяния и злобы скручивается у него в груди.
— Похоже на них, — едкая усмешка вырвалась против воли, — слишком похоже.
Айвор давно не видел более странной, сложной и многомерной формулы. В ней были части, длинные строки символов, которые и он не мог разобрать. Но основной костяк всё же Мора сумела найти и истолковать верно — это было заклинание массового уничтожения. При активации оно сотрёт всё живое, что её осталось в этом мире, схватит то, что принято называть душой, пропустит его через другую формулу. И так кто-то переродится в новом мире, а кто-то другой послужит для него топливом. Вроде как заклинание должно было разделять «своих» и «чужих», но в том, что это действительно работает Айвор почему-то сомневался.
А потом, когда всё закончится, заклинание уничтожит и саму старую, ненужную планету, закрыв границы новой.
— Мы ведь его не активируем, да? — Мора посмотрела на Айвора почти с отчаянием.
— А мы можем? — вдруг спросила Витар. На её лице была странная, холодная задумчивость, как у генерала, решающего, отпарить ли армию на смерть. — В смысле, а что случится, если мы ничего не сделаем? Всё-таки не просто же так эта формула была придумана.
— Не знаю точно, — Айвор качнул головой. — Может быть, всё останется, как есть. Война продолжится, а наш мир и Нумерованная планету так и будут связаны. А может быть… да, в общем-то, всё, что угодно.
— Тогда, что если создать другой портал? — предложил Фолкор, впрочем по голосу было слышно, что он сам не слишком верит в свою идею.
— Чтобы запустить этот всего дважды, уйдёт вся энергия центра. А переправить придётся тысячи людей, — Айвор снова смотрел в потолок, формулы по нему больше не ползли, он был пустым и серым.
— Но если мы уйдём, оставив всё, как есть, война просто продолжится и люди так же продолжат убивать друг друга, — проговорила Витар глядя в пространство.
— И ты предлагаешь убить их всех разом? — воскликнула Мора, отпрянув на несколько шагов назад.
— Какая разница, если результат будет одинаков? — Витар грустно усмехнулась. — Так они хотя бы умрут без мучений, а не от ран на поле боя или от взрыва бомбы.
— Но вдруг война всё-таки закончится… — почти прошептала Мора.
— За столько лет не закончилась, а теперь возьмёт и стихнет? — Айвор удивился, поняв, что слова принадлежат Фолкору. — Эта война закончится, лишь когда некому будет воевать.
Мора ещё что-то пробормотала, но совсем-совсем тихо, так что никто не услышал. Но этот толком не расслышанный шёпот повис в воздухе немым укором.
— Айв, скажи хоть что-нибудь, — Витар посмотрела на него грустными и усталыми глазами, — в конце концов только ты сможешь активировать заклинание правильно.
«Только ты станешь убийцей» — слышалось в её словах.
Ему хотелось отвести взгляд, снова смотреть в потолок и ни о чём не думать. Или погрузиться в создание артефакта, но Сердце уже было закончено. Вновь почему-то вспомнился могильник сбитый кораблей. Тот парень — Харм — которого Айвор чуть не убил на тренировочном бою. Огромная воронка от взрыва вместо дома. Серый пепел.
— Прости, — глаза Витар были всё такими же усталыми и грустными, но понимающими, — у меня не хватит духу. Я хочу верить, что у этого мира ещё есть шанс. Что, может, кто-то придумает другой способ. Поэтому я не активирую заклинание и оставлю границы миров открытыми.
Айвор ожидал увидеть разочарование, но все вздохнули с облегчением. Витар улыбнулась, подошла и положила руку ему на плечо.
— Когда ты так говоришь, я тоже в это верю. И буду верить, когда мы уйдём.
«Я не хочу, чтобы ты становился убийцей» — слышалось в её словах.
— Я придумала тебе имя, — сказала она позже, когда Айвор уже завершал приготовление портала, и руки его едва заметно дрожали то ли от нервов, то ли от мандража, — как тебе «Дейфрит»?
========== Глава четвёртая «Пути и перепутья» (часть 1) ==========
«Мир рассыпается
На пепел и песок,
На снег и ветер.
Пути разлетаются
На западо-восток,
На юго-север»
Анна Пингина «Облака»
Мне снился долгий, бесконечно долгий сон. Будто целая жизнь пронеслась у меня перед глазами, и вот, когда я уже почти слился с ней, почти расстался с собственным я, сон оборвался. И тут же забылся после пробуждения. С одной стороны, мне было вроде как даже немного жаль, казалось, что с этим сном ушло из моей памяти и что-то важное. Другой же половине меня казалось, что я чудом спасся.
Больше уснуть я не смог, лежал и смотрел в потолок, разбитый, почти уничтоженный громадой прошедшего сна. Видимо, так по-дурацки действовало на меня то, что сегодня — да, скорее всего, уже сегодня — начиналось моё путешествие по спасению мира.
Это было странно почти до подозрительного. Только чуть больше недели назад уехали последние гости, остававшиеся в замке после празднования равноденствия и «пришествия избранного» заодно, а уже сегодня из замка выпихивают и меня. Конечно, сроки были оговорены уже давно, и сам виноват, что потерял счёт времени, но неужели уже прошло целых три месяца? Не верится даже.
Я продолжал лежать и смотреть в потолок, но вдруг задумался о том, что в комнате странно светло. Ночи здесь были звёздные, да и местная луна казалась несколько больше нашей, но всё же…
Поглядев в окно, я понял, что поторопился с выводами. Я не проснулся. Совсем нет.
Луны оказалось две. Одна большая, круглая, золотистая, вторая — её бледная тень, маленькая призрачно-синяя, словно блик на стекле. Странно.
Окно оказалось не окном, а стеклянной дверью, в которую я зачем-то вышел, хотя не помню даже, чтобы вставал с кровати. Дверь тут же исчезла, стоило ей закрыться за мной, но это меня уже не удивило.
Вокруг был сад, не тот, что около Сторградского замка, какой-то другой. Трава здесь была белой и излучала мягкое серебристое сияние, покачиваясь на лёгком ветру. Кроны деревьев — нежно-фиолетовыми, пурпурными и синими, светящимися. На ветвях тут и там сидели птицы, тоже странные. Подойдя ближе к одной из них, я заметил, что клюв и лапы у неё механические, металлические, а вот перья настоящие. Какие-то из птиц пели, но не обычными птичьими голосами, а звуками арфы, скрипки или флейты. И всё же они казались живыми, эти полумеханиеские птицы, слишком осмысленными были их глаза и взгляды.
Одна птица вспорхнула с ближайшей ко мне ветки и словно бы помнила меня за собой. По крайней мере, я так это почувствовал. И пошёл за ней в глубину одной из аллей.
Не ошибся. Там меня уже ждали.
— Ты очень долго и громко думаешь, — сказал мне женский голос, мягкий, плавный, спокойный.
В этом саду, несмотря на всю его освещённость, находилось достаточно место теням. В одной из таких теней, укрывшись ей как плащом, как раз и стояла та, что заговорила со мной.
— Это упрёк? — уточнил я.
— Нет, — ответила она, — долго — в смысле обстоятельно, с полной отдачей процессу. Это даже хорошо. А громко… ну, можно и потише.
— Так многие говорят, — согласился я, — я работаю над этим.
Она усмехнулась, но больше ничего не сказала. Ждала вопроса. Нет, скорее ответа. Подобные ей всегда больше любят ответы. Возможно, потому что люди упорно заваливают их вопросами.
— Ты Эрна? — вышел полувопрос-полуответ.
— Можешь звать меня так, — согласилась она.
— У тебя много имён?
— Как и у всех божеств, но я рада, что ты назвал это, — усмехнулась она. — Пройдёмся?