— Ну, в школе же рассказывали. Это нужно для того, чтобы Нумерованная планета, когда её наконец доделают, была похожа на наш мир в прошлом, — объяснил Айвор, чувствуя некую личную ответственность за всё, что связанно с Нумерованной планетой.

— Зачем создавать новый мир, когда нужно чинить старый? Почему им нужна Нумерованная планета, а не наша? — глаза Моры внимательно смотрели на Айвора. В такие моменты он начинал понимать, почему другие дети её избегают. Не каждый смог бы выдержать такой взгляд. Слишком давила её внутренняя, ещё не до конца пробудившаяся сила. Но Айвор уже почти привык.

— Ну откуда же Айву всё это знать? — мягко спросил Фолкор, гладя девочку по голове, словно утешая. — Сама подумай. Его отец хоть и работает в Центре разработки, но Айву же не докладывается.

Мора лишь тихо кивнула, закрывая кукольные глаза. Ей было грустно. По её лицу редко можно было понять хоть что-то, поэтому они научились улавливать эмоции Моры по-другому.

— А если бы вы могли создать на Нумерованной планете любой мир, какой пожелаете, то какой бы он был? — неожиданно даже для самого себя спросил Айвор.

— Разве так можно? — осторожно спросила Мора, распахнув глаза.

— Нам может кто-то запретить? — Айвор лучезарно улыбнулся и поднял взгляд на подёрнутое пылевой дымкой небо. — Я вот хочу Мир с синим-синим небом и зелёной травой, и деревьями, и речками. Нет! С огромными такими морями и океанами! — он развёл руки так широко, как смог, показывая, какой огромный должен быть океан. — И высоченными горами со снежными шапками, и… и… — тут он осёкся, переводя дыхание, думая, что бы ещё после этого «и» пожелать.

— И с бескрайними полями и лугами, и с тёмными лесами, где будут водиться разные зверьки, — продолжила оборванную фразу Витар, рассеянно и немного смущённо приглаживая короткие зелёные волосы, — они все будут жить дружно, и никто не будет никого обижать.

— Пф, девчачьи бредни, — недовольно фыркнул Айвор. — Как это «никто не будет никого обижать»? А есть они у тебя что будут, пыльцу с цветочков?

— Может быть, и пыльцу, — глаза Витар зло сузились, грозный взгляд упал на Айвора, — пусть траву едят.

— Даже хищники? — ядовито уточнил Айвор.

— Даже хищники, — категорично заявила Витар, скрещивая руки на груди.

Они сверлили друг друга недовольными взглядами и разве что не трещали, как искрящиеся провода.

— Пусть будет мир без войн, — примиряюще сказал Фолкор, с лёгкой усмешкой глядя на друзей.

— Мир в котором никто не болеет и не умирает, — почти прошептала Мора, поэтому чтобы услышать её голос Айвору и Витар пришлось замолчать.

Выслушав пожелания, Айвор улыбнулся. Он знал о своих друзьях всё, что только мог знать. И понимал, почему они желают именно этого.

Он знал, что Витар живёт одна с больной матерью. Отец и два её старших брата погибли на войне. Мать работает в оранжерее, там, где ещё сохранились настоящие растения, но влажность не идёт ей на пользу, а из-за грязного воздуха у неё развилось лёгочное заболевание, как у многих в этом городе. Так что почти все деньги уходят на лекарства. Витар тоже приходится работать в оранжерее, недоедать, донашивать наспех подшитую одежду старших братьев. Оттого она была больше похожа на мальчишку в своих длинных, загнутых брюках, объёмных рубашках с закатанными рукавами, с короткой неровной стрижкой.

Он знал, что мать Моры умерла при родах. Отец же не смог смириться с потерей жены и утешение своё нашёл на дне бутылки, возненавидев маленькую Мору за то, что она «отняла жизнь его жены». Так он сам бывало кричал, когда напивался. Он мог поднять на Мору руку. Однажды они с Фолкором и Витар присутствовал при такой сцене. Пьяный мужчина замахнулся на неё бутылкой, когда Мора пыталась увести его домой из подворотни. Тогда Фолкор успел заслонить её, получив сильный удар по голове, пока Витар и Айвор пытались оттащить отца Моры подальше. Сведения об этом случае дошли до военной полиции, там и выяснилось, что отец Моры уклоняется от армейской службы. В военное время за это наказывали сурово.

Сколько Айвор себя помнил, у них всегда было военное время. Когда он спрашивал у мамы, было ли время когда-то иным, она с сомнением отвечала: «Да, когда-то». Он толком не знал, чем отличается мирное время от военного. Возможно, оно течёт как-то иначе, быстрее или, наоборот, медленнее. Может, мирное время и вовсе никуда не течёт, а стоит на месте, бесконечно повторяя один и тот же спокойный день.

Мору взяла к себе семья Фолкора. Их родители когда-то был друзьями. В его семье шесть детей, но большинство уже достаточно выросли, чтобы материально помогать семье. Два старших брата и отец Фолкора были военными. Мать военным врачом. Две сестры-близняшки заканчивали университет по специальности магическая инженерия, потом они, конечно же, пойдут работать в институт военных разработок. Даже сестра, которая была старше Фолкора всего на несколько лет, мечтала о военной карьере. А что сам Фолкор? Он любил людей и ненавидел войны.

Айвор знал, что он живёт гораздо лучше. Ведь его отец был главой научной группы, занимающейся разработкой Нумерованной планеты. Мать же была главой отдела, обеспечивающего поддержку и безопасность ЦС16, а значит, осуществляла правление всем городом. Правда сейчас ей приходилось совмещать это с уходом за Фрит, ведь младшей было всего три года. В этом большом мёртвом городе их семья — одна из самых зажиточных. И каждый раз, глядя на своих друзей, Айвор чувствовал странное, непонятное ему чувство вины. Ему всегда хотелось за что-то извиниться, но он никак не мог понять за что.

— Хорошо! — Айвор резко хлопнул в ладоши, и в стенах колодца этот звук отозвался громом. — Великий я услышал вас, — самодовольно заявил он и, ударив себя кулаком в грудь продолжил, — когда я вырасту и тоже буду принимать участие в создании Нумерованной планеты, я сделаю так, чтобы все ваши желания стали явью. Клянусь вам!

***

Стояла тёплая летняя ночь. Лёгкий ветерок колыхал ярко-рыжие волосы, раздувал складки одежды. В такие моменты казалось, что даже злой ветер за весь день устаёт бесноваться и утихает, полусонно гоняя по небу пыльные тучи. В такие моменты Айвор был почти счастлив, у него почти получалось забыть о разрухе и хаосе, почти получалось увидеть далёкие звёзды. В такие моменты…

— Братик, почему ты лежишь на крыше?

…он никогда не мог остаться один. Топот босых ножек по шершавому покрытию не успевших ещё остыть плиток. Фрит села совсем рядом с ним, обхватила маленькими ручками тонкие ножки, подтягивая их к груди. Пижама на спине надулась парусом. Длинные волосы медными проволочками развивались по ветру. Зеленовато-жёлтые глаза наивно и открыто смотрели в его красно-золотые. Айвор глубоко вдохнул, ответив на выдохе:

— А почему ты не спишь?

Фрит недовольно поджала губы, сощурила глаза и сморщила носик. Айвор не удержался от улыбки. Она всегда так делала, когда была недовольна. За все девять лет, что они росли под одной крышей, он досконально изучил привычки сестрёнки. Более того, эти привычки формировались на его глазах.

— Так нечестно, я первая спросила, — запротестовала Фрит, — ты жульничаешь!

Айвор не стал допытываться, в чём же заключается его «жульничество». С этой девятилеткой спорить вообще было бессмысленно. Видимо, семейная черта.

— Я смотрю на звёзды, — коротко ответил Айвор, вглядываясь в затянутый смогом небосвод.

— Когда мама дежурит у ЦС в ночную смену, я не могу уснуть, — ответила на ранее заданный вопрос Фрит, тоже поднимая взгляд вверх, — Айв, ты врёшь? Нет там звёзд.

— Конечно нет, ты же их распугала, — пожал плечами Айвор, плитка на которой он лежал начала медленно остывать, и спиной ощущался холод.

— Но…но… — шмыгая носом, прерывисто всхлипнула Фрит, а потом уткнула голову в колени и тихо захныкала.

На самом деле она не плачет. Айвор уже давно понял этот трюк. Фрит притворяется, ведь она уже тоже много чего поняла. Например, то, что брат сделает всё, чтобы она не плакала, или, что он млеет, когда она строит глазки, делая невинное личико. Айвор и сам это прекрасно знал, но сделать всё равно ничего не мог. Он души не чаял в своей сестре — это признавали все, кроме него самого.