Но она здесь. Библиотека идеальное место, чтобы спрятаться ото всех. Впрочем, её отсутствие в любом случае вряд ли может остаться незамеченным. И если бы она хотела остаться одна — пошла бы в свой покои.

Так что это было приглашение. Конечно, это было приглашение, а ещё это была игра, в которой они оба неминуемо проиграют. Уже проиграли.

От его кабинета, до любой точки библиотеки — один шаг. Портальная магия здесь работала идеально, но пользоваться ей мог только он. И даже при этом условии на её поддержание уходило колоссальное количество сил. Возможно, стоило вовсе от неё отказаться. Например, сейчас отсутствие портала дало бы ему время подготовиться. Сейчас же Фэй сделал шаг на вдохе, а на выдохе произнёс:

— Доброй ночи, миледи.

Фэй согнулся в лёгком поклоне. Она не обернулась, не выказала удивления, хотя он появился из ниоткуда прямо за её спиной. Сидя перед панорамным окном, она видела его как в зеркале. Туманном и тёмном зеркале. Свет она не зажгла, так что зал освещался лишь луной да теми далёкими лампами, что всегда горели в центральных коридорах. Лунный свет растекался по коже леди, делая её похожей на матовое стекло, а тёплые блики от ламп скользили по распущенным волосам.

— Нужно же было как-то оторвать тебя от работы, — сказала она, отвечая на незаданный вопрос.

Леди закрыла книгу и сложила на ней руки, словно показывая, что всё её внимание теперь принадлежит лишь ему. Их глаза всего на миг встретились, пересеклись, искажённые отражением.

— Прошу, сними очки, они мешают тебе видеть меня настоящую, — она никак не выдала этого своим голосом, о Фэй знал, в душе леди вместе с этой фразой колыхнулся тот же отчаянный порыв, с каким иные разбивают зеркала, показывающие не то, что они хотят увидеть.

Такой просьбе сложно не внять, поэтому он снял очки и убрал их в карман. Теперь его глаза тоже были зеркалом. Единственным, в котором леди могла увидеть себя «настоящую».

— Иногда мне кажется, что подобными просьбами я тебя мучаю.

— Но страдаете от этого только вы.

Фэй сделал несколько шагов вперёд, встав вровень с её креслом. Она усмехнулась. От этой её усмешки воздух пошёл мелкой колкой рябью.

— Что ты думаешь об избранном? — спросила она. Её мысли всегда имели чёткую последовательность, за которой, впрочем, всегда было сложно уследить. — Тебе есть с чем сравнивать. Точнее с кем.

— Они с Рейденсом родились и выросли в разных мирах, в разных условиях. Вся их жизнь до момента перехода была слишком разной, чтобы можно было сравнить…

— Но они похожи, — закончила леди, и по её ауре пробежали искры странного, непонятного ему ликования.

— А разве могло быть иначе?

— Могло, конечно. Ты даже представить себе не можешь, что с человеком делают обстоятельства и условия. Поместив одно и то же существо в разные условия, мы увидели бы сотню его вариаций, разных, противоположных и даже взаимоисключающих, — её интерес пробегал короткими быстрыми импульсами, вспыхивал молниями, как только в голове леди рождалась новая мысль.

— И всё же они действительно похожи, — взгляд Фэя устремился вдаль, туда, где выжженным пятном чернело место, ставшее могилой для лучшего его друга. — Но Рейденс был сильнее… нет, дело даже не в силе, а в воле.

— Да, мальчику её действительно недостаёт. Ему нужна причина, мотивация. Иначе его воля просто не сможет задавить чужую, — её размышления становились гуще, плотнее. Они больше не походили на разряды молний, скорее уж на огромную грозовую тучу, нависающую над будущим избранного. — Знаешь, мне кажется, он склонен к героизму куда больше, чем старается показать. Будь у меня прежняя сила, я бы проверила это. Создала бы ему врага, не абстрактного, как сейчас, а пугающего, живого и близкого.

— Ты бы не стала, — голос Фэя расколол её мысли надвое. Утратив свою целостность, они стали крошиться и таять, впрочем, она всё равно не пыталась их удержать. — Но я знаю, кто бы стал.

— Любая жестокость оправдана, если тобой движет благая цель. Особенно, если благо всеобщее, а жестокость направлена лишь на одного человека. Так я считала когда-то, — от этих слов тянуло тьмой, холодом и страхом. — Так мне вновь иногда начинает казаться.

— Всё дело в заклятии, а не в тебе, — Фэю хотелось сжать её руки, мелко дрожащие, судорожно сжимающие край книги. — Это не твои мысли, а лорда, ему хочется, чтобы ты так думала.

Его излюбленный способ воздействия — вплетать нужные ему мысли в головы других, медленно, по слогу, по звуку. Настраивая чужое сознание точно музыкальный инструмент, методично, день за днём, он в конце концов добивался нужного звука.

Впрочем, любое жульничество можно назвать стратегией, если ты очень-очень хочешь выиграть.

— Ему хочется снять с себя ответственность, и переложить её на тебя. Точнее, он хочет, чтобы ты сама сделала это.

— За эти слова тебя можно обвинить в предательстве, — слова прозвучали почти мечтательно.

— Не только за эти. Но я никогда не клялся в верности нынешнему лорду. И он знает это лучше, чем кто бы то ни было.

Так длилось уже не первое десятилетие, не первое столетие даже. После смерти Андрэйст он не присягал на верность ни единому лорду. Они не смели ни заставить его сделать это, ни прогнать. Он не был предан конкретному лорду, но был верен самому титулу, замку, городу, стране. Иногда Фэй начинал чувствовать себя духом замка, который сам же и строил, призраком сорокалетней войны и невольным хранителем всех здешних тайн.

— Как думаешь, он выполнит своё обещание? Отпустит меня, как только получит то, чего желает? — её надежды вспыхивали, как искры от горящего костра, и так же быстро таяли в окружающей темноте. — Я получила жизнь в обмен на истину, а теперь хочу получить свободу в обмен на чужую жизнь.

— До этого кто-то пытался получить свободу в обмен на твою. Если бы мы говорили о магии или природе, я называл бы это естественным циклом.

— А как ты называешь это сейчас? — от её улыбки веяло неживым холодом.

— Фатумом.

Леди молчала несколько минут, вглядываясь в город, рисуя его в своём воображении так ясно, что он без труда мог видеть каждую картину.

— Выходит, мне тоже не хватает воли. Никогда не хватало. Ни тогда, ни теперь, чтобы закончить этот… цикл, — её слова падали в темноту с металлическим звоном.

— Ты знаешь, я всегда считал самопожертвование глупостью, всегда есть другой выход, его нужно только потрудиться найти.

Это же он сказал Рейденсу. Рейденс не был ни глупцом, ни лентяем, привыкшим искать самый простой путь. Его решения всегда были быстрыми и эффективными. Эффектными. В тот раз тоже. Это Фэй не смог найти «другой выход», как ни пытался, так что глупцом был только он сам. А ещё эгоистом и трусом, как считал Стил, как, скорее всего считала, Андрэйст.

— Всё же не стоило отвлекать тебя от работы, — сказала леди таким тоном, каким извиняются за то, что напомнили о смерти кого-то родного.

— Вы слишком хорошего обо мне мнения, миледи, если думаете, что работа действительно может настолько меня увлечь.

«Настолько меня увлечь, чтобы я забыл о тех, кто сегодня особенно ярко напоминает о своём существовании» — мысленно продолжил он.

Фэй снова перешёл на «вы», ставя не стену, но ширму, тонкую перегородку, которая если и не мешала общаться, то всё же напомнила — нужно держаться на расстоянии.

Он и так уже подпустил её чувства слишком близко. Они витали в воздухе полупрозрачным туманом, забирались под кожу и глубже, внутрь. Все его чувства для неё были так же открыты. Это в общем-то не пугало и не было тайной. Фэй боялся другого — что призраки всех тех, кого он потерял, посмотрят на неё его глазами.

Возможно, поэтому Фэй заставил себя не встречаться с леди взглядом. Вместо этого он смотрел вниз, туда, где вот-вот должен был разгореться пожар.

Город внизу вспыхнул. Золотым, оранжевым, красным. Огненный поток устремился вверх, к ним, истончая ночную тьму до прозрачной ясности.