— Я никогда ничего не путаю, — фыркнул я, вырисовывая новую формулу.

— Тогда сейчас твой первый раз, — хмыкнул Анс, заглядывая в мой листок, — потому что ты написал половину ускоряющей формулы, а половину замедляющей.

Фрея весело засмеялась. А я, тихо ругаясь под нос, стёр всё к чертям.

— Подожди, — вдруг встрепенулась Аин, спустя минут десять молчания, — так ты же не только чертить, но и рисовать умеешь, да?

Я нехотя кивнул, не отрываясь от формулы. Второй раз подряд косячить не хотелось.

— А нарисуй что-нибудь! — Аин подалась вперёд так резко, что даже стул под ней качнулся, стукнув задними ножками об пол.

— Зачем? — я удивлённо моргнул, больше от её напора, чем от самой просьбы.

— Интересно же, — почти по-детски просто ответила Аин.

Интересно ей. Подумаешь, рисовать умею. У меня даже профессиональным художником себя назвать язык не повернётся. А иногда и просто художником…

Но отчего-то мне казалось, что она теперь просто так не отстанет. Не в стиле Аин.

— И что мне нарисовать? — спросил я.

— Нарисуй… — Аин почти картинно задумалась.

Я ожидал услышать знакомый ответ — «меня». Обычно, когда люди узнают, что ту умеешь рисовать, это первое, о чём они просят. Причём не важно, девушки это или парни. И все они примерно одинаково расстраиваются, получив отказ. Потому что ну не хочу я рисовать всех подряд, особенно за бесплатно.

Хотя Аин бы я не взялся рисовать по совсем другой причине. В каждой черте её лица читался лёгкий, едва заметный отпечаток чуждости, нездешности. Это не была та холодная, идеально выверенная красота, которую обычно приписывают эльфам. Наоборот, что в её внешности, что во внешности Анса было что-то не то. И это «что-то не то» было так неуловимо и потрясающе, что я могу рисовать хоть весь остаток жизни, но никогда этого не передам.

— Нарисуй… — протянула Аин рассеянно оглядывая пространство вокруг, — вон то окно!

Она махнула рукой вдаль, где в конце прохода сияло в тусклом свете пасмурного дня стекло витража. Прямо под ним стоял стол с высившимися на нём горами книг и небрежно разбросанными бумагами. Вид по-своему живописный.

— Или Фрею, — вдруг выдала Аин, устремив взгляд на неё.

— Меня уравняли с окном, — губы Фреи тронула улыбка, — но, по-моему, оно всё-таки лучше. По крайней мере не шевелится.

С последним сложно было поспорить, так что пришлось рисовать окно. И судя по тому, с каким интересом вся троица подглядывала за процессом, им бы пришлись по душе видео с ускоренным процессом рисования. Их они могли хотя бы спокойно смотреть, а не бросать быстрые любопытные взгляды, думая, что я не замечаю. Но я был почти польщён тем, как они искренне старались меня не отвлекать.

Потому что отвлекать я себя могу и сам. Например, мыслями о Фрее. Потому что хоть в её внешность не казалась такой идеально-правильной и нежной, как у Фриг, или неуловимо нездешней, как у близнецов, в ней всё равно было нечто особенное. Иногда у неё будто искорки плясали в глазах. Но они всегда угасали так быстро, что это можно было списать на игру света.

Может, это тоже из-за меняющей цвет глаз магии? И всё-таки зачем она нужна? Эта мысль становилась уже почти навязчивой.

Закончив, я посмотрел на рисунок. Женская фигура с витража, обрамлённая цветущими лианами, вышла похожей на Фрею. Надеюсь, только мне так казалось.

— Кстати, кто это? — спросил я, рассматривая лицо витражной девушки. Сквозь её зелёные глаза-стёклышки просвечивало пасмурное небо. Возможно, оттого они казались грустными.

— Витар, богиня природы, — ответила Аин, забирая у меня рисунок. — Красиво вышло. И похоже очень.

***

Дождливая и пасмурная погода продержалась почти неделю. Местным это явно было не по душе, все ходили какие-то вялые и подавленные, а мне же наоборот было хорошо, уютно даже как-то почти по-домашнему. И то ли эта домашность сыграла со мной злую шутку, то ли общее подавленное настроение передалось, но к концу недели и я затосковал. По дому. Точнее по двум домам из трёх. По туманному дождливому городу, где много неба, воды и ветра, и по тому городу, что жил только в воспоминаниях из раннего детства. Там воды, неба и ветра было даже больше, только вода была солёной, небо ясным и солнечным, а ветер горным. Оба эти города сейчас казались во сто крат прекраснее, и тоска по ним почти придавливала меня к земле.

Поэтому, когда на Сторград вдруг налетел сильный и холодный ветер, разогнав тучи, я был почти зол на него. И выглянувшее солнце, и этот ветер казались мне издевательским напоминанием о том хорошем, что безвозвратно ушло.

Ещё больше меня злило то, что под это солнце и под этот ветер меня вытянули из комнаты, в которой можно было зашторить окна и игнорировать всё, что творится за ними.

— Тебя надо как-то расшевелить, а то ты будто в спячку от холода впадаешь, — говорила Фрея, когда я уныло тащился за ней к саду.

— Может, так в моей природе заложено. Может, я на треть змея, как василиск, например, откуда тебе знать?

— А на оставшиеся две трети петух и ящерица, вот в это я охотно поверь, — зло улыбнулась Фрея.

— У вас василиски правда так стрёмно выглядят? — настроение испортилось даже сильнее, чем от её шутки.

— Не знаю, — вряд ли Фрея знала значение слова «стрёмно», но догадаться по моему лицу было несложно, — в сказках по-разному описывают.

Сложно сказать, разочаровало меня или обрадовало то, что василиски здесь водятся только в сказках. С одной стороны жить в одном мире с таким существом по своему интересно, с другой — минус одна хищная тварь, которая может тебя сожрать.

Пока я размышлял о плюсах и минусах проживания в одном мире с василисками, мы успели выйти на одну из широких полян. Ветер, за то время пока мы шли, только усилился, и я пожалел, что так легко оделся. Среди этих мирных и обыденных мыслей всплыл не менее обыденный вопрос, который я тут же поспешил задать Фрее:

— Напомни, зачем мы сюда пришли?

— Спарринг, — ответила она, привычным движением положив руку на эфес меча.

Я кивнул. Господа маги не упускали возможности выпустить пар и использовать меня в качестве тренировочного манекена, гордо именуя это спаррингом, так что у меня уже даже потихоньку начинало получаться держать удар. Только Фрея пока не пользовалась случаем выместить всю накопившуюся на меня злость.

И буквально через секунду до меня дошло почему.

— Подожди-подожди, ты серьёзно будешь сражаться этим? — я покосился на меч, пока ещё остававшийся в ножнах.

— Ну да. Не буду же я голыми руками сражаться.

Что-то мне подсказывало, что она может. Я всё ещё помнил, насколько сильная у неё хватка. И удар.

Меч она вытащила одним резким движением. Клинок ярко блеснул на солнце, приковывая мой взгляд. Такого необычного меча я раньше никогда не видел. Клинок не широкий, но и не слишком тонкий был сделан из белого металла, но дол словно выложен камнем, похожим на малахит. Тот же камень поблёскивал и в навершии. Нет, всё же не малахит, слишком прозрачный и чистый.

От дола по всему клинку расходились такие же насыщенно-зелёные линии, похожие на прожилки на листьях. Причём камень не был инкрустирован в металл, он срастался с ним так естественно, словно они изначально были одним целым.

— У вас все мечи такие? — глупо спросил я.

— Нет, только этот, — Фрея провела пальцами по долу, движение казалось настолько ласковым, словно она гладила любимую кошку. — Это не совсем обычный меч.

Лучше сказать «совсем не обычный». Это же явно как минимум магический артефакт. Волшебный меч, как в сказках и легендах.

Точно. Как в легендах. В голову тут же пришли строки из «Краткой истории Фрита», рассказывающие о магическом мече первого Избранника Эрны. Вслед за этим откуда-то, будто из подсознания, вынырнуло странное, размытое воспоминание, как Фрея зовёт свой меч по имени.

— Витар, — выдохнул я почти восхищённо. — Это же тот самый меч.

— Ну, думаю, что да, тот самый, по крайней мере других мечей с таким именем я не знаю, — меня почти оскорбил тот обыденный тон, каким Фрея говорила о легендарном оружии.