Витиеватый узор на стене, в который сплетались бледно-синие линии, настолько глубоко врезался в память, что я без труда мог бы воспроизвести его с абсолютной точностью. Да и, пожалуй, всю остальную обстановку тоже. Огромная кровать с балдахином из тяжёлой тёмно-синей ткани, прямо напротив неё, справа, достаточно большое вытянутое вверх окно, рядом с ним книжный шкаф с пустыми полками. Почти всю противоположную стену занял массивный резной шкаф для одежды. Думаю, даже если бы я ухитрился притащить сюда всю свою одежду и из этого, и из прошлого мира, она бы заняла от силы половину этого шкафа.

Ещё в комнате было кресло, письменный стол и две двери — одна в коридор, другая в ванную. До последней после нескольких попыток я даже научится добираться сам. Но единственным никогда не пустовавшим предметом мебели — кроме кровати, конечно — был прикроватный столик. На нём уместилось штук шесть флакончиков со всевозможными зельями, каждое из которых было одно отвратнее другого.

Большая — и самая гадкая на вкус — часть из них предназначалась для лечения сумрачных ран. И, если честно, от магических зелий я ожидал куда большего. Ну то есть, я рассчитывал, что отхлебну пару раз из этих флакончиков, и меня магическим образом излечит. Но Уртика явно не преувеличивала, назвав эти раны крайне тяжёлыми.

Они болели. Постоянно. Я засыпал с болью и просыпался от неё же. Даже обезболивающая настойка со своей задачей полностью не справлялась, лишь притупляя ощущения. К тому же, принимать её слишком часто было нельзя. Так что иногда приходилось просто терпеть. И там уж хоть на стенку лезь. Радовало, что в моменты особенно сильных приступов сознание будто бы отключалось. Я бы не назвал это сном, скорее уж забвением.

День на четвёртый — или на пятый — моего заточения я всерьёз задумался над тем, как сказочные принцессы, запертые в башнях, не сходили с ума от скуки. Одной из этих принцесс я, собственно, себя и чувствовал. В роли дракона была Уртика, вместо прекрасного принца — Фрея, которая, впрочем, не стремилась вытащить меня из заточения. С волшебной зверюшкой так вообще всё чётко вышло. Роскатт мужественно сносил все тяготы заточения вместе со мной, отлучаясь из комнаты лишь иногда и ненадолго. Ещё я понял, что так и не дал ему имя. Напряжённые раздумья заняли несколько дней, но ничего путного в голову так и не пришло. С Бесом всё как-то проще вышло, само собой, можно сказать.

Ещё через несколько дней я начал жалеть о том, что роскатт не умеет говорить. Или умеет — я бы этому уже не удивился, — но со мной не разговаривает. Потому что с ним строить диалог было бы явно проще, чем с Фреей.

Толком не знаю, что с ней случилось — а, может, и не только с ней, — но наши отношения будто перезапустились, вернулись к началу, когда мы только присматривались друг к другу. Когда она приходила, то была молчаливой и зажатой, всё время отводила взгляд, словно ей было неловко смотреть на меня. Мы в один момент стали друг другу почти чужими, и я никак не мог понять, почему это произошло. Даже прямым текстом спрашивал, но она каким-то чудом ушла от ответа.

Аин, которая, казалось бы, должна была меня ненавидеть, и то себя так не вела. Она-то как раз была в своём репертуаре, ворвалась в комнату, как ураган, и сразу же выпалила: «Ну наконец-то! Я уж думала, ты действительно помереть решил. Это было бы крайне бестактно с твоей стороны, ты же понимаешь? И нет, можешь не извиняться, я знаю, что ты придурок, поэтому я тебя уже простила».

Если бы проблему с Фреей можно было решить так просто. А у нас, кажется, действительно была проблема. Потому что мы не разговаривали, да и вообще не виделись уже несколько дней. И все эти дни я против воли прокручивал в голове нашу последнюю встречу, раз за разом убеждаясь в том, что я всё-таки идиот. Причём конченый.

В тот день Фрея была особенно закрытой и неловкой, обрывала фразы на полуслове, замолкала, нервно закусывая губу, прятала взгляд. Казалось, что она не сидит рядом, а находится где-то очень-очень далеко. Будто это не я, а она заперта в башне, у подножья которой я стою, и тщетно пытаюсь до Фреи доораться.

Мне тогда взбрело в голову, что её странное поведение вызвано тем, что ей неловко видеть меня в таком жалком состоянии. Мне казалось, она обижается из-за того, что я опять создал кучу проблем и всех задерживаю. Причём в этот раз не только себе, но ещё и окружающим навредил. На самом деле это были, скорее, мои мысли, чем её.

«Если тебе настолько неприятно видеть меня в подобном состоянии, можешь вообще больше не приходить!» — бросил я тогда мерзким холодным тоном, за который сейчас хотелось себе хорошенько врезать.

В ответ на это Фрея ничего не сказала, только посмотрела на меня так виновато, что я готов был сразу же перед ней извиниться, но не успел. Через мгновенье она уже выскочила из комнаты. И больше так и не вернулась. Я даже всерьёз собирался идти её искать, но навернулся на этих грёбаных ступенях, которых там была, наверно, не одна сотня. Мало того, что только чудом шею себе не свернул, так ещё и на Уртику наткнулся.

С ролью дракона она справлялась отлично, так что сказала, что свои сердечные проблемы я буду решать, когда смогу спуститься с лестницы, при этом не переломав себе все кости. И пригрозила, что в противном случае посадить меня на энергетическую цепь. Проверять правдивость её угроз не хотелось, как и ненароком сломать себе шею, свалившись с лестницы.

Так что в последнее время кроме Уртики заходила ко мне только Аин, и то редко, потому что Анс наконец очнулся. Аин убеждала, что с ним уже всё хорошо, не считая того, что он в примерно таком же состоянии, что и я сейчас, но хотелось бы убедиться в этом самостоятельно. Но лестница с крутыми бесконечными ступенями стала непреодолимой преградой.

Вот и оставалось часами валяться в кровати, читать книги, которые Аин притащила мне из местной библиотеки, мерить шагами комнату и считать, сколько раз за день за окном начнёт лить.

Сейчас как раз заканчивался уже, кажется, третий за сегодня дождь. И как Рейнгард ещё не превратился в местную Атлантиду с таким-то количеством осадков?

***

Воздух в саду был свежим и влажным, пропитанным недавно прошедшим дождём. Уже третьим за день, что даже для Рейнгарда было как-то слишком. По крайней мере, Аин так казалось. А ещё ей казалось, что к вечеру будет гроза.

Медленно шагая по саду, она сбивала с травы капли носками высоких сапог. Сегодня она решила не то что не разгуливать босиком, а даже сменить юбку на брюки и заправить штанины в сапоги. Всё же на улице было слишком прохладно, и какую-нибудь простуду подхватить уж точно не хотелось. Глупо было бы заболеть, когда всё только-только пошли на поправку.

Если подумать, она уже давным-давно ничем не болела. Даже той же простудой. Не то, что в детстве. Тогда она каждый раз возвращалась из Рейнгарда как минимум с насморком. А потом Сторградские лекари отпаивали её настоями, или же Аин ещё здесь попадала в руки к Уртике, и та быстро ставила её на ноги собственными заклятьями или эликсирами. Интересно, если бы она осталась жить в Рейнгарде навсегда, она бы снова начала постоянно заболевать? Хотя зачем ей вообще оставаться здесь навсегда? Здесь же невозможно жить!

От долгого пребывания в замке у Аин неминуемо начинала болеть голова, появлялось чувство, будто кто-то вечно следит за ней, куда бы она ни пошла, и магическое зрение притуплялось. Энергетика самого замка была очень странной, неровной и даже нервной — так говорил Анс, и Аин разделяла его мысли.

Но в саду было лучше. Всегда. Сад — это будто бы уже не замок, тут и дышится, и думается легче. И то невидимое, что следовало за Аин в замке, боится сюда соваться, оставаясь в коридоре, ожидая, когда сможет вновь продолжить свою слежку.

Самое неприятное состояло в том, что Аин, даже обойдя весь замок, так и не смогла понять, откуда исходит эта мерзкая энергия. Она была везде и нигде одновременно. Словно залетала в окна вместе с ветром и расползалась туманом по коридорам. Бороться с ней, не найдя источник, всё равно, что ссекать стебель сорняка, не выдёргивая при этом корень. И то, что Аин, мастерски умеющая читать энергию, не может справиться с этой — было ударом по её гордости. У неё, конечно, было предположение, но лишь предположение. Основанное не на фактах, а на эмоциях и не имеющее пока никаких доказательств. Хотя почему её вообще должна волновать эта энергия? В конце концов — это проблемы Рейнгарда.