«Идите же! – Мой голос нем…» Идите же! – Мой голос нем, И тщетны все слова. Я знаю, что ни перед кем Не буду я права. Я знаю: в этой битве пасть Не мне, прелестный трус! Но, милый юноша, за власть Я в мире не борюсь. И не оспаривает Вас Высокородный стих. Вы можете – из-за других – Моих не видеть глаз, Не слепнуть на моем огне, Моих не чуять сил… Какого демона во мне Ты в вечность упустил! Но помните, что будет суд, Разящий, как стрела, Когда над головой блеснут Два пламенных крыла! 11 июля 1913 «Стать тем, что никому не мило…» Стать тем, что никому не мило, – О, стать как лёд! – Не зная ни того, что было, Ни что придёт. Забыть, как сердце раскололось – И вновь срослось, Забыть свои слова, и голос, И блеск волос. Браслет из бирюзы старинной – На стебельке, На этой узкой, этой длинной Моей руке… Как зарисовывая тучку Издалека За перламутровую ручку Бралась рука, Как перепрыгивали ноги Через плетень, Забыть, как рядом по дороге Бежала тень. Забыть, пламенно в лазури, Как дни тихи… Все шалости свои, все бури – И все стихи! Моё свершившееся чудо Разгонит смех. Я, вечно-розовая, буду Бледнее всех. И не раскроются-так надо – – О, пожалей! – Ни для заката, ни для взгляда, Ни для полей – Мои опущенные веки. – Ни для цветка! – Моя земля, прости навеки, На все века! И так же будут таять луны И таять снег, Когда промчится этот юный, Прелестный век. Сочельник, 1913 Феодосия «Над Феодосией угас…» Над Феодосией угас Навеки этот день весенний, И всюду удлиняет тени Прелестный предвечерний час. Захлебываясь от тоски, Иду одна, без всякой мысли, И опустились и повисли Две тоненьких моих руки. Иду вдоль генуэзских стен, Встречая ветра поцелуи, И платья шелковые струи Колеблются вокруг колен. И скромен ободок кольца, И трогательно мал и жалок Букет из нескольких фиалок Почти у самого лица. Иду вдоль крепостных валов, В тоске вечерней и весенней. И вечер удлиняет тени, И безнадежность ищет слов. 14 февраля 1914 Феодосия «Я с вызовом ношу его кольцо!..»
Я с вызовом ношу его кольцо! – Да, в Вечности – жена, не на бумаге! – Чрезмерно узкое его лицо Подобно шпаге. Безмолвен рот его, углами вниз, Мучительно-великолепны брови. В его лице трагически слились Две древних крови. Он тонок первой тонкостью ветвей. Его глаза – прекрасно-бесполезны! – Под крыльями раскинутых бровей – Две бездны. В его лице я рыцарству верна, – Всем вам, кто жил и умирал без страху! – Такие – в роковые времена – Слагают стансы – и идут на плаху. 3 июня 1914 Коктебель «Не думаю, не жалуюсь, не спорю…» Не думаю, не жалуюсь, не спорю. Не сплю. Не рвусь ни к солнцу, ни к луне, ни к морю, Ни к кораблю. Не чувствую, как в этих стенах жарко, Как зелено в саду. Давно желанного и жданного подарка Не жду. Не радует ни утро, ни трамвая Звенящий бег. Живу, не видя дня, позабывая Число и век. На, кажется, надрезанном канате Я – маленький плясун. Я – тень от чьей-то тени. Я – лунатик Двух темных лун. 13 июля 1914 «Сегодня таяло, сегодня…» Сегодня таяло, сегодня Я простояла у окна. Ум – отрезвленней, грудь свободней, Опять умиротворена. Не знаю, почему. Должно быть, Устала попросту душа И как-то не хотелось трогать Мятежного карандаша. Так простояла я – в тумане, – Далекая добру и злу, Тихонько пальцем барабаня По чуть звенящему стеклу. Душой не лучше и не хуже, Чем первый встречный: этот вот, – Чем перламутровые лужи, Где расплескался небосвод. Чем пролетающая птица И попросту бегущий пёс. И даже нищая певица меня не трогала до слёз. Забвенья милое искусство Душой освоено уже. Какое-то большое чувство Сегодня таяло в душе. 24 октября 1914 |
