— Но ты сама-то хочешь видеть их каждый день? — он запечатал конверт и посмотрел на меня.

— Нет, но что делать? Денег они не найдут, а если пойдут по миру, то я себе этого не прощу.

Ричард усмехнулся.

— Смею предположить, что твоя тетушка именно на это и рассчитывала. Ладно, — он положил письмо в верхний ящик стола и запер его на ключ. — Мы что-нибудь с этим придумаем.

Я не совсем поняла, что он под этим подразумевал. Придумаем что? Дать им три сотни фунтов, которых у нас нет?

— Не переживай ни о чем, — Ричард встал из-за стола, обошел его и положил руки мне на плечи. — Обещаю, все утрясется. Подумай лучше о Рождестве, — он подвел меня к окну, — смотри, Фирс уже и елку доставил.

Внизу во дворе, привратник и двое слуг тащили на санях здоровенную, усыпанную снегом ель.

— Ты со своей компаньонкой уже, кажется, начала мастерить украшения?

Всю последнюю неделю мы с Мегги провели, разбирая старые вещи, найденные чердаке, в поисках того, из чего можно сделать рождественские украшения. Фирс нарубил веток омелы и насобирал шишек, а Анна отдала свои лучшие ленты. Втроем мы целыми днями корпели над работой, и уже наполнили четыре коробки. В этом году в Фитфилд-Холле ждали гостей, и мне хотелось проявить себя хорошей хозяйкой, но в тот момент мне казалось, что Ричард намеревается уйти от разговора. Как обычно.

— Эй, — я развернула его к себе, вынуждая посмотреть в глаза. — Мы ведь с тобой договорились: больше никаких тайн.

Он привлек меня к себе и поцеловал.

— А я думал, что тебя это возбуждает – разгадывать чужие секреты, — Ричард тихонько усмехнулся и снова приник к моим губам.

Всю последнюю неделю мы провели в разных спальнях — Ричард восстанавливался после нападения, днем его частенько одолевала лихорадка, и с утра до вечера я сидела у его постели, а ближе к ночи, когда он засыпал, мне не хотелось беспокоить его и без того чуткий сон.

Его губы нежно скользили по моей шее, а руки напротив властно сжимали ребра, и этот контраст пробуждал в теле целую палитру ощущений.

— Я скучал по тебе, — тихо сказал он, накрывая ладонью мою грудь, стянутую тугим корсетом.

Эта простая фраза прозвучала так сладко и порочно, что на мгновение я испугалась захвативших меня чувств.

— Нам надо спускаться вниз. Стол уже накрыт. — Я попыталась выкрутиться из его рук, но не тут-то было.

Ричард легко подхватил меня на ноги и, прежде, чем я опомнилась, посадил на стол. Справа раздался стук — кажется, чернильница упала на пол и разбилась — эта мысль проскользнула на краю сознания и тотчас исчезла, когда Ричард навис надо мной, снова впиваясь в губы поцелуем и одновременно задирая подол платья.

— Дверь не заперта, — слабо прошептала я. — А если кто-нибудь… — от мысли, что в любую секунду нас могут застать врасплох, внизу живота разлилась сладкая истома.

Прежде, я, конечно, не делала ничего подобного, да и, признаться, не думала об этом — близость с первым мужем не приносила никакого удовольствия, и по возможности я старалась ее избегать. Страсть была мне чужда. До сегодняшнего дня.

— Тебя заводит эта мысль? — ухмыльнулся Ричард. — Чувствую, что да, — прошептал он, проведя пальцами между моих раздвинутых ног.

Здравый смысл и правила приличия разлетелись в щепки, уступая место чистому вожделению и необузданному желанию ощутить в себе твердую мужскую плоть.

Все случилось быстро, но в тот день я впервые в жизни познала удовольствие от близости с мужчиной, грубые ласки, непристойные комплименты, которыми щедро одаривают уличных девок, и сама пикантность ситуации, пробудили во мне чувства, о существовании которых я и не подозревала. Меня охватило вожделение, настолько сильное, что, пожалуй, это было именно то, что наш пастор называл похотью. Мы были мужем и женой, но предавались греху, и осознание этого греха было тем самым запретным плодом, который я вкусила, не испытывая ни капли стыда.

Вниз мы спустились как ни в чем не бывало. Ричард чинно придерживал меня под руку, как и полагается мужу, но я чувствовала жар, исходящий от его тела. Мои колени до сих пор подрагивали, голова кружилась, а между ног все еще было горячо и влажно.

— Лиз, ты в порядке? — Эбигейл казалась встревоженной. — У тебя щеки горят.

— Всего лишь немного душно, — ответила я, садясь за стол. — В комнатах очень жарко натоплено.

Тетушка с пониманием кивнула и принялась обмахиваться салфеткой.

— И не говори, дорогая. Я сама задыхаюсь, — она картинно вздохнула и отпила вина.

Ричард поймал мой взгляд и чуть заметно улыбнулся. Мы сидели напротив друг друга, слуги подали обед, и Маргарет рассказывала гостям о нашей жизни. Ее голос долетал до меня сквозь пелену еще не потухшего удовольствия и, глядя на Ричарда, видя его тяжелое дыхание и немного потерянный взгляд, я понимала, что он чувствует то же самое.

— Так что насчет вина, Лиз? — голос Маргарет вернул меня к реальности. — Закажем в деревне или откроем наши запасы?

— Откроем наши, — ответила я, тряхнув головой. — У нас, как я помню, еще достаточно бочек, а гостей ожидается не так много.

— Ты не учла МакГрегора, дорогая, — заметила она с улыбкой. — Этот шотландский плут, пьет как сам дьявол.

Эбигейл, обожавшая давать советы и заниматься организацией, тотчас подключилась к обсуждению, и я не стала им мешать.

***

Вопреки опасениям Маргарет, запасов вина хватило сполна, как и всего прочего — приглашенные на Рождество гости остались довольны, а я получила возможность считать этот праздник, к которому так долго готовилась, и в который вложила столько сил, своим маленьким личным достижениям. Хотя, не могла не признать, что львиная доля успеха была заслугой Маргарет и Эбигейл, так же рьяно включившейся в его организацию.

— Очевидно, я ошибалась на твой счет, — призналась тетушка. — Это было несправедливо с моей стороны, но я всегда считала тебя неприспособленной к жизни. А сейчас, — она огляделась вокруг. — Сейчас, я вижу, что ты можешь позаботиться не только о себе, но и других. — Эбигейл вздохнула. — В том числе и о нас с Томасом. Не могу даже передать, насколько благодарна тебе, за то, что ты дала нам возможность остаться.

Этот разговор случился через три дня после Рождества. За это время я почти смирилась с тем, что они останутся здесь если не навсегда, то надолго, но к моему удивлению, тетушка тоже сильно изменилась. Она больше не пыталась командовать мной, не смотрела свысока и не обращалась с вежливой снисходительностью. Конечно, я понимала, что отчасти ее поведение продиктовано сложившимися обстоятельствами, ведь теперь это они с кузеном жили под моей крышей, но что-то подсказывало, что дело не только в этом. Оглядываясь назад, я понимала, что и сама была далеко не подарком и, наверное, только сейчас в полной мере осознала, какая ответственность лежала на плечах Эбигейл все эти годы.

— Твой муж не очень-то разговорчив, — заметила она. — Хотя, видно, что он хороший человек.

— Он типичный северянин, — улыбнулась я. — Но мы с ним неплохо ладим.

Это было правдой. После того случая в кабинете мы, как бы смешно это ни звучало, перешли на новый уровень наших отношений — я уже не испытывала той робости перед ним, не зажималась в моменты близости, а Ричард… Он открылся мне с новой стороны, я поняла, что за непроницаемой маской суровости скрывалась горячая и страстная натура. Страстная не только в пределах супружеской спальни, но и во всем остальном. Это восхищало и одновременно вселяло тревогу — импульсивные люди склонны к внезапным порывам, последствия которых не всегда можно предугадать.

В тот день мы с Маргарет и Эбигейл коротали вечер за вышиванием — я не слишком любила это дело, да и получалось оно у меня весьма посредственно, но золовка видела в этом некое единство — мы садились в гостиной, пили вино, слушали потрескивание дров в камине и обсуждали последние новости. А пяльцы и нитки требовались, чтобы чем-то занять руки.

Из холла донесся звук открываемых дверей, и через несколько секунд в гостиную зашел Ричард в компании уже знакомого мне Уильяма Колтона.