После обработки раны Николай с проклятиями натянул куртку, и мы вышли из машины, предварительно открыв капот двигательного отсека – нужно было посмотреть, что же случилось с автомобилем. Внешне наш «Шевроле Блайзер» выглядел довольно неприглядно: все боковые окна были выбиты, на правом боку в обеих дверях выделялось несколько пробоин, фары были разбиты, переднее стекло держалось на честном слове. На нём было две пробоины, от которых расходились длинные трещины, но это всё-таки лучше, чем если бы оно распалось на мелкие осколки. Сейчас хотя бы была видна дорога и не дул в лицо холодный ветер.

Заглянув под капот, мы увидели, что двигатель в полном порядке, а вот радиатору не повезло. На нём была длинная, рваная пробоина от пули, видно, она прошла по касательной к радиатору и вскрыла его, как консервную банку.

– Ремонту не подлежит, – изрёк Николай и стал грязно ругать полицейских, встретившихся нам.

– Что будем делать? – остановил я его руладу.

– А что тут сделаешь? – ответил он, – будем ехать минут по пять, потом останавливаться и охлаждаться. Печку надо включить на полную мощность и постоянно доливать в радиатор воду, может, так до дому и доберёмся. А если движок заклинит, придётся машину бросить и идти пешком.

Мы представили Володю, когда мужик увидит, в каком состоянии его машина. И это после того, как он потерял родственников, квартиру, да и дача стояла полуразрушенная – и нам стало совсем неуютно. Но делать нечего, за Володей ехать надо. Долив воды в радиатор (у нас она была в двухлитровой бутылке из-под газировки), мы поехали к месту встречи, к зданию администрации, по пути ещё раз останавливались, чтобы остудить машину.

На месте встречи уже стоял Володя, он даже замёрз, ожидая нас, температура воздуха была минус пять градусов. Володя просто остолбенел, когда увидел свой автомобиль, он только кивал в ответ, когда мы ему рассказывали о наших злоключениях. Он даже сначала не мог ничего толком рассказать о своём посещении института и местной администрации, только протянул нам два пакета, набитых какими-то приборами, стекляшками, и сказал:

– Связаться с Москвой очень проблематично, прямого выхода нет, только через Серпухов.

Чтобы как-то разрядить ситуацию, я предложил пропустить по сто граммов и перекусить немного. Тем более Коля всё время ныл, что ему необходимо по всем канонам жидкое обезболивающее, а то рана постоянно болит. Так как в машине без стёкол было холодно, мы быстро допили открытую мной для дезинфекции раны Николая бутылку, закусывая бутербродами.

Для того чтобы доехать до дома, нам нужно было где-то раздобыть воды. Володя знал, где стоит водовозка, оставалось найти ёмкости для воды, двухлитровой бутылки было мало. Решили сходить в хозяйственный магазин, о котором рассказывал Дима, там наверняка будут какие-нибудь ёмкости, тем более что он находился совсем недалеко, Володя знал, где. Пошли мы с Володей, оставив Колю как раненого сторожить машину, при этом я посоветовал:

– Если замёрзнешь, побегай вокруг джипа, ведь он уже спас тебя однажды, закрыв своим телом. И вообще, ты охотник и должен тренироваться переносить климатические неурядицы.

В магазине действительно было всё разгромлено, и он стоял почти весь опустошённый, оставалось только много удобрений и земли в мешках – даже краску и ту почти что всю растащили. Хотя я не понимал, кому она могла понадобиться в такой ситуации. Обойдя весь магазин, мы наконец нашли двадцатилитровую пластиковую канистру с антисептиком «Сенеж», а также несколько свёрл и наборов пилок для электролобзиков, не понадобились мародерам и обрезные диски для болгарки – всем этим мы нагрузили имеющиеся пакеты и пошли к выходу, у которого стоял ларёк с лазерными дисками. Его тоже практически не тронули. Пошарив там, набрали штук семьдесят различных дисков и отправились к машине. «Сенеж», естественно, вылили, освободив ёмкость.

Николай нервно ходил возле машины и, увидев нас, заявил:

– Больше сидеть тут и ждать не могу, лучше пойду в одиночку за водой.

Я ответил:

– Опять, Николя, ты пролетел! Зачем ходить, когда можно доехать.

Сложив всё в машину, мы поехали к месту стоянки водовозки, до неё было меньше километра. Наполнив ёмкости водой, сразу двинули домой, периодически останавливаясь, охлаждая машину и доливая воды в радиатор. В салоне, несмотря на постоянно работающий обдув от печки, было холодно, и все мы очень замёрзли. Таким образом, добирались до дома три часа, вместо тридцати минут, за которые доехали до города утром. На улице похолодало, температура опустилась ниже минус 7 градусов. Когда уже стемнело, и мы подъехали к дому, то, несмотря на выпитое, были уже совершенно трезвые, от холода, наверное. Зайдя домой, отогрелись за ужином и начали рассказ о столкновении с полицейскими. Потом о посещении местной администрации и института нам всё рассказал Володя.

После отъезда Толи с Николаем я, в первую очередь, решил посетить администрацию, чтобы посмотреть, кто сейчас там всем распоряжается. И мэра, и его замов я знал достаточно хорошо. После думал направиться в свой институт, а потом зайти на работу к Гале, чтобы взять пару низкотемпературных термометров, об этом просил Толя.

В администрации мне сказали, что мэра нет, он так и не объявился после катастрофы, а всем сейчас заправляет Погорелов, раньше он был заместителем директора Объединенного научного центра по административной части. Михалыча я знал очень хорошо, раньше он работал в нашем институте начальником «Опытного производства», и мы с ним часто пересекались по моему бизнесу – он оказывал мне существенную помощь по делам производства. Поэтому я смело, игнорируя сидевшую секретаршу, постучал и вошёл в его кабинет. Михалыч обрадовался моему появлению. Хлопнув меня по плечу, он воскликнул:

– Привет! Ну что? Жив, курилка!

Потом предложил присесть и рассказать о моих злоключениях. Коротко рассказал ему, что в момент катастрофы мы с Галей находились на даче, которую сильно разрушило, и сейчас живём у соседей, куда набились все оказавшиеся в нашем дачном посёлке люди. Что тесть с тёщей погибли в городе под обломками рухнувшего дома, в котором была и моя квартира.

Посуровев лицом, он посочувствовал:

– Может быть, им ещё повезло, и смерть была быстрой и лёгкой.

Потом я спросил:

– Не могут ли власти оказать нам помощь топливом и продуктами? В свою очередь, мы готовы делать всё, что поручат.

На мои слова он горько засмеялся и начал рассказывать о положении дел в городе как старому товарищу, ничего не скрывая, без прикрас.

– Во-первых, в городе погибло не менее трети всего населения, по крайней мере мы собрали и захоронили более трёх тысяч человек – это не считая погибших и не найденных под развалинами. Сейчас в наличии тех, кто зарегистрировался и получает пайки, – одиннадцать тысяч человек. Это не считая микрорайона ФИАН, где в живых остались не более двух тысяч человек, а всего до катастрофы в Пущино проживало 21 тысяча человек.

Во-вторых, больших складов с продуктами на территории, контролируемой нашей администрацией, нет. Они все находятся на той территории микрорайона ФИАН, что контролируется силовыми структурами города под руководством начальника полиции. И полковник, несмотря на все требования, для города ничего не выделяет, утверждая, что власть не легитимна, что избранного народом мэра нет, а он подчиняется только ему. На предложение о том, чтобы взять на себя всю полноту власти и заботу о населении, главный полицейский отвечает отказом. Наверное, боится, что на такое количество народа надолго его запасов продовольствия не хватит.

Ещё какая-то группа образовалась в пансионате «Родник», находящемся на северной окраине города. У них там имеются продуктовый склад и угольная котельная, и они единственные, кто во всём городе не замерзает. Городская же ТЭЦ работала на газе, подача которого после катастрофы прекратилась. Единственное, куда мы добились подачи тепла с маленькой, резервной институтской угольной котельной, это в два корпуса института – Академическую гостиницу и здание администрации. Только туда подаётся и электричество с двух дизельных генераторов. Угля нам хватит, хорошо, если месяца на два, солярки на месяц.