Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Я сказал – уходите! – крикнул Кажетан, прежде чем погнать коня к адскому эпицентру пестрого переливчатого кошмара.

II

Боль угрожала сокрушить его, но Саша держался, скача сквозь искрящийся светом туман. Существа, бывшие недавно людьми, метались вокруг него, жалобно пища что-то; дикие заросли беспрестанно меняющихся растений насыщали воздух своим ароматом, делая его совершенно непригодным для дыхания.

Впрочем, дыхание тоже ожило, охваченное силой порчи, оно трепыхалось невесомыми светлячками возле прикушенных от боли губ. На краткий миг человек задумался, какие черные чудеса и мрачные дива творятся сейчас с другими телесными жидкостями: его слюной, его кровью, его семенем.

Он почувствовал, как лошадь пошатнулась под ним, – энергия изменения добралась до нее. Бока животного вспучились, закипев зыбкими пузырями, и оно закричало, когда из тела вырвались нескладные оперенные крылья, бесформенные и студенистые. Конь споткнулся, рухнул, сбросив человека со спины, и забился в судорогах. Кажетан сильно ударился о землю и покатился, мучительно вскрикнув, когда клинок, пронзивший его тело, повернулся, расширяя рану.

Саша вырвал меч и отбросил его в сторону, упав на колени от невыносимой боли, стиснувшей клещами все его тело. Из дыры хлынула кровь, и он понял, что в его распоряжении остались в лучшем случае секунды. Безобразные цветы вылезали из земли там, куда падала его кровь, и у каждого было лицо его матушки. И все же Кажетан выпрямился.

Он покачнулся и побрел к телеге с гробом, кружащие голову огни метались перед глазами, но он не знал, смерть ли это дотянулась, наконец, до него или дело в льющейся из гроба энергии.

Ослепляющая корона света окружала повозку, так что Саше пришлось заслонить ладонью глаза, когда он вскарабкался на телегу и заглянул в сияющие недра гроба.

Обнаружить в гробу тело – неудивительно, удивительно то, что у этого трупа по венам бежал жидкий огонь, а глаза, центр творения, полыхали немыслимым светом. Кажетан чувствовал могущественную магию, заложенную в это существо: смертельное, тайное знание подземного народа и темное колдовство Хаоса.

Глаза повернулись в глазницах, остановив на нем взгляд, в котором было все, что мог вместить в себя один день существования в этом мире. Он чувствовал, как невиданная сила раздевает его, как она пожирает его чернеющую на костях плоть. Но у него остался последний дар этому свету, последний способ достичь искупления, которого он так жаждал.

В желудке заворочалась тяжесть, и он наклонился вперед, вглядываясь в горящие глаза корчащегося, сияющего трупа. Вялая челюсть тела отвисла, и дыхание его было самим творением.

Но если его дыхание было творением, то дыхание Саши несло разрушение, и он выплеснул свою смертоносную пенную черную рвоту в лицо мертвеца. Свет мгновенно померк – клейкая черная жидкость неумолимо разъедала труп, сжигала его, плавила, обращала в зловонную слизь. Зло вопило в голове человека, но он знал, что оно бессильно предотвратить свой конец.

Мир Саши стал болью, а боль – миром, тело его горело от чистой магической энергии, покидающей распадающийся труп, но он продолжал изрыгать черную рвоту, опустошая себя, пока, наконец, не рухнул на хлюпающие останки.

Грудь его поднялась, он попытался пошевелиться, но от него уже совсем ничего не осталось.

Боец улыбнулся, увидев лучистый свет, встающий за медленно открывающимися вратами. Он потянулся и прикоснулся к сиянию.

И вся его боль, и вина, и ужас, и гнев, и даже истинное «я» улетучились, не оставив ничего, кроме Саши Кажетана, прекрасного принца своей матушки.

У него не было больше дел.

Теперь он мог умереть.

III

Зло, выпущенное на волю Анастасией Вилковой, забрало ровным счетом триста семьдесят душ, большинству из которых повезло погибнуть в первые секунды рождения радужной воронки. Других, менее удачливых жертв с плачем пристрелили позднее аркебузьеры или закололи объятые ужасом копейщики.

Остальные создания, отвратительные, дико мутировавшие, бежали в степь, чтобы выть на луну и звезды от ненависти к тому, чем они стали. Место бойни стало проклятым, уже через час эту часть лагеря забросили, оставив палатки и все пожитки. Никто не осмеливался приблизиться к развалинам телеги, лежащим в центре площадки, а ночью ледяной ураган, пронесшийся над порченой землей, уничтожил все, что там оставалось живого – радужную траву, странные растения, – и стер страшное пятно Хаоса.

Поутру на этом месте сверкала хрустальная пустыня – вчерашний ужас был навсегда похоронен под толстым слоем нерушимого вечного льда.

Подходящая гробница для Саши Кажетана, подумал Каспар. Место, где его никогда уже не будут мучить демоны его прошлого или вселенные в него заклятия.

Несмотря на все, что случилось, посол не мог заставить себя ненавидеть Сашу – человека, который дважды спас ему жизнь. Софья была права: Кажетан не родился чудовищем, его сделали таким, а последний его человеческий поступок сохранил тысячи жизней… Что ж, на взгляд Каспара, искупление состоялось.

Уравновешивает ли это искупление зверства, учиненные Мясником, посол не знал, но надеялся, что Саша, по крайней мере, заслужил шанс на прощение в ином мире.

Он отвернулся от ледяного пятачка, зная, что тело Анастасии тоже погребено подо льдом навсегда, и чувствуя в душе странную смесь гнева, грусти и вины, накатывающую на него каждый раз, когда он думал о ней. Она готова была убить десятки тысяч людей, но это не меняло и не делало легче того факта, что он застрелил женщину в спину. Каспар знал, что поступил правильно, но ему никогда уже не забыть того неверящего, полного боли взгляда упавшей на землю Анастасии.

Хотя Каспар и не видел последнего броска Кажетана в смертельный туман, Бремен потом рассказал ему о вспышке энергии в центре сияющей пелены перед тем, как она стремительно угасла. Что сделал Кажетан, чтобы остановить убивающую всех и каждого порчу, оставалось загадкой, которая, как полагал Каспар, никогда не будет разгадана.

Он направил лошадь к городу, медленно минуя отряды солдат, готовящихся к маршу на север, к встрече со страшным врагом. Воины отдавали послу честь, весть о его новом звании быстро распространялась по подразделениям. Хотя он все еще носил черный с золотом мундир Нулна, Магнус уже красовался в зелено-желтой попоне цветов Стирланда: Каспар показывал своим людям, что он теперь один из них.

На собрании имперских офицеров он снова внес предложение передать ему командование обезглавленной армией Стирланда. Спицзанер ясно выразил свое несогласие, но, поскольку никто больше не обладал способностями руководить таким количеством людей, его слова не имели большого веса.

Когда идет война, часто открывается, что отличные командиры отрядов идут ко дну, если им приходится переходить на более высокий уровень, или что люди, направляющие силы целой провинции, понятия не имеют, как отдавать приказы батальону. В армии Империи большинство командиров не выходили за рамки своей компетенции, к тому же до сих пор никто, кроме Каспара, не вызвался взять бразды командования в свои руки.

Мысль о том, что он поведет людей в бой, каждый раз рождала в нем трепет предвкушения, и, хотя он и знал, что это глупо и что он будет сожалеть о своем решении в тот момент, когда прольется первая кровь, посол обнаружил, что он, словно желторотый рекрут, жаждет сражения. Чтобы добраться до Урзубья раньше Верховного Зара, армии союзников выступят завтра же на рассвете: войско Стирланда возглавит он, армию Талабекланда – Клеменц Спицзанер, а кислевские полки поведет сама Ледяная Королева.

Двадцати пяти тысячам воинов, которых уже называли Урзубским полком, предстояло встретиться с – по слухам – сорока тысячами бойцов противника. Боярин Куркоз выступил на восток с почти двадцатью тысячами, но маловероятно, что он успеет к месту до начала сражения.

Если они победят армию Верховного Зара, это будет самая впечатляющая победа со времен Великой Войны против Хаоса. Но если проиграют…

43
{"b":"66237","o":1}