Мальчик выглядел неуверенным.

— Ох, янки стреляли в невинных южан в Чарльстоне, Южная Каролина?

— Что, если я скажу вам, что это было не то, почему мы находимся в состоянии войны, и что первые выстрелы войны были произведены южанами? Иеремия, люди идут на войну по многим причинам. Но тот факт, что мы вступили в войну, не делает одну сторону правильной, а другую неправильной, а также не означает, что одна сторона — все дьяволы, а другая — все ангелы. Это просто означает, что мы не согласны и не смогли найти мирный способ урегулирования наших разногласий. — Чарли остановился на мгновение. Смущение на лице Иеремии приводило Чарли в замешательство. Вдохновение пришло к нему. — Скажи мне, Иеремия, ты когда-нибудь дрался с кем-то в школе?

Выглядя немного смущённым и испуганным внезапной сменой темы, Иеремия ответил:

— Да, сэр. И я тоже поймал этого дьявола. Учитель дал мне затрещину, и когда я вернулся домой, мой отец отправил меня в свою комнату без ужина. Я тогда обливался слезами. Он сказал, что я воспитан, чтобы быть джентльменом и христианином, и что я должен найти способ урегулировать свои разногласия, не сражаясь, как обычный уличный ёж.

— Ну, войны — это то, что происходит, когда большие группы взрослых мужчин делают именно то, что вы делали в этом школьном дворе. Самое большое отличие состоит в том, что, когда взрослые люди сражаются, как сейчас делают войска Союза и Конфедерации, вместо нескольких кровавых носов сотни людей ранены и убиты. Война — ужасная вещь, время, когда мы не можем быть джентльменами и хорошими христианами. Время, когда мы не можем найти способ разрешить наши разногласия, разговаривая и прибегая к дракам, как обычные уличные ежи.

— Но ты солдат. Твоя работа — сражаться.

— Это, безусловно, правда. И если вы спросите карьерных солдат — тех, кто посвятил свою жизнь армии, как я, — вы обнаружите, что самыми большими сторонниками нахождения мирных поселений для наших разногласий являются те самые люди, готовые сражаться в случае необходимости. Я думаю, что я солдат, потому что я знаю, что если бой начнётся, я могу помочь закончить его быстрее. Таким образом, я могу помочь свести ущерб к минимуму.

— Это не то, что я слышал, как говорил мой отец. Он сказал, что мы должны отвести всех вас обратно на север. — Мальчик не добавил остальную часть заявления своего отца ≪как собак в их питомники≫.

Каким-то образом он чувствовал, что это будет неуважительно по отношению к этому внушительному солдату, который сказал самые странные и самые загадочные вещи.

— Возможно, Иеремия, твой отец вёл себя так же, как и ты, когда участвовал в драке в школе. — Чарли позволил мальчику сесть и немного подумать над этой идеей. После долгой паузы Чарли заставил себя сказать, что нужно сказать. — Иеремия, я хочу, чтобы ты услышал это от меня и не подслушал это в лагере. Наши войска сражались в Винчестере с войсками генерала Шеридана против генерала Раннего. Я не знаю, и, честно говоря, никто никогда не узнает, если твой отец был убит одним из моих солдат. Но я знаю, что люди, которые воевали — с обеих сторон — сражались смело и достойно. Твой отец был одним из несчастливых, пожертвовавших нашей неспособностью найти мирное решение очень сложной проблемы. Мне очень жаль.

Мальчик сидел в ошеломлённой тишине. На его глазах не было слёз. Почему-то это было не то, о чём он думал, война. Война должна была быть благородной и славной, а не о взрослых мужчинах, которые не могли найти лучшего способа решить свои разногласия, чем стрелять и убивать друг друга. Но, как он думал об этом, он мог видеть, как его отец звучал так же, как мальчики в школе, бушующие, угрожающие и дерзкие. Прежде чем он успел что-то сказать или собраться, чтобы среагировать на что-то, кроме какого-то оцепенения, дверь гостиной открылась, и вошли женщины, всё ещё с нетерпением болтающие о планах на свадьбу. Чарли и Иеремия посмотрели друг на друга и с молчаливого взаимного согласия вернулись к своим тихим играм в шашки.

***

Воскресенье, 18 ДЕКАБРЯ, 1864.

Чарли встал рано и веселился о своём бизнесе, готовя войска для гимнханы, подбадривая мальчиков и делая немного практики себе, так как он был одним из лучших наездников в полку. Ребекка выполняла свои обычные утренние обязанности, встречаясь с Сарой, Беулой и Регом, чтобы организовать деятельность слуг, и с Элизабет, чтобы координировать уход за двумя беженцами, у которых были довольно тяжёлые простуды, усугублённые недоеданием. Элизабет была также обеспокоена состоянием Констанции. Её энергия снижалась, и ей требовалось больше отдыха, чтобы пережить день. Эта беременность истощала её и без того истощённые ресурсы, и Элизабет и Ребекка были глубоко обеспокоены. Наконец, возникла проблема с майором Монтгомери, который колебался между высокомерным насилием и болезненным самоубийством. Этим утром настала очередь Ребекки проводить время с раненым майором. Когда она подошла к его двери со швейной корзиной в руке, чтобы скоротать время, охранник предупредил её, что у майора было особенно неприятное настроение. Ребекка вошла в комнату и уселась в кресло-качалку у окна.

— Доброе утро, майор. Надеюсь, вы хорошо спали.

Монтгомери перевернулся и повернулся лицом к стене.

— Я рада, что вы немного двигаетесь. Я уверена, что лежать в постели весь день должно быть неудобным.

Этот набег на вежливую беседу получил непринуждённое ворчание, когда Монтгомери подёргал за одеяла, пытаясь устроиться более комфортно. Ребекка вытащила из своей швейной корзины немного голубого материала. Она скроила его в рубашку для Чарли и методично сшивала тонкие швы с наложенными швами, чтобы быть уверенной, что он не только тёплый, но и прочный.

— Возможно, у одного из санитаров будет время помочь вам принять ванну позже сегодня. Это может сделать вам более комфортно.

— Мадам, — ухмыльнулся он, — единственное, что могло бы заставить меня чувствовать себя комфортно, — это выйти из вашего дома и из этого забытого богом гнезда мятежных гадюк.

— Сэр, учитывая, что ваше плохое обращение с вашей лошадью стало причиной ваших травм, вы должны быть благодарны, что это ≪гнездо мятежных гадюк≫ смогло предложить вам ещё один шанс в жизни.

— Мадам, я не просил другого шанса в жизни. Это было навязано мне, без сомнения, так что Чарльз Редмонд может мучить меня ещё одним доказательством моей ≪неоправданной враждебности≫ по отношению к южанам.

— Что ж, сэр, это правда, что президент Линкольн и генерал Грант приказали полковнику начать процесс реконструкции в этом районе. Я считаю, что полковник просто выполняет приказы в своём поведении по отношению к жителям Калпепера.

— О, значит, вы предлагали, чтобы генерал Грант приказал полковнику отвести вас в постель, или вы просто являетесь частью тех пособий, которые будут доступны северным офицерам после окончания войны?

Ребекка стиснула зубы. Чарли попросил её быть гражданской независимо от того, что скажет этот человек, и она будет гражданской. Едва. До тех пор, пока она может стоять в одной комнате с мерзкой свиньёй.

— Сэр, мои личные отношения с полковником именно такие. Мои. Я, скорее, подозреваю, что моя невеста, тем не менее, не особо оценит ваши комментарии. — Она остановилась на мгновение. — На самом деле, существует проблема уголовного обвинения в изнасиловании, которое расследуется.

— О, да. Ваш жених, доблестный полковник Редмонд. Я думаю, вы должны знать, что он делал это раньше.

— Правда? И кем могла быть несчастливая женщина, сэр?

— Правда, должен признаться, я видел, как он был вовлечён, по крайней мере, с полдюжины женщин. И каждый раз его удобно вызывали на службу незадолго до того, как будет принято окончательное обязательство. Этот человек избежал больше жертвенников, чем сражений. Я даже подозреваю, что у него есть несколько ублюдков, населяющих сельскую местность. Но вы не найдёте хорошего полковника, который платит за воспитание своих ублюдков. Как я понимаю, что он делает, когда всё становится слишком близко, чтобы успокоиться, он бежит к ней, шлюхе в Вашингтоне.