Хотя сегодня впервые я думаю, что он, возможно, тоже меня хочет.

Когда я возвращаюсь в свою квартиру, умываю лицо, снимаю цепочку с кулоном и укладываюсь в постель, и я не уверена, счастлива я или же чувствую сожаление от своего открытия. С одной стороны, если бы он не смотрел на меня так, как сегодня, если бы он не коснулся моих губ своим пальцем, у меня не было бы выбора, кроме как отпустить этот беспорядок чувств, кружащийся во мне.

С другой стороны, притяжение, возможно, только что стало взаимным, и от этого трудно отвернуться. Еще сложнее перестать вспоминать.

Когда проскальзываю под прохладные простыни, я представляю, как его руки поднимаются вверх по моей коже. Я вздыхаю, когда моя фантазия начинает бушевать, а пальцы перемещаются южнее. Затем они находят путь к местечку у меня между ног, и я представляю его, исследующего мое тело, как он проводит губами по моему плечу, шее, губам.

Я выгибаю спину, когда дрожь проходит по моему телу, зарождаясь в животе и поднимаясь к груди. Это опьяняет, и это так хорошо.

Мое дыхание ускоряется вместе с темпом ласк, и я представляю снова и снова, как бы я себя чувствовала, если бы он был здесь, возвышался надо мной. Я задыхаюсь, и этот звук превращается в протяжный стон, когда я представляю, как он опускается на меня своим твердым телом.

Он входит в меня, и я вздрагиваю. Я чувствую, как он движется во мне, и подхожу к краю. Затем я взрываюсь, и это чувство похоже на полет.

Вздрагивая, я выдыхаю его имя в темноту ночи.

Следующим утром я просыпаюсь от его сообщения, и вам будет трудно стереть улыбку с моего лица.

Саймон: Они кормят орлят завтраком. Если ты проснулась, то вот тебе предупреждение: у меня может случиться передозировка мимимишности.

Я могу получить передозировку умиления потому, что это, вроде как, самое милое сообщение на свете.

Нажимаю на «ИглКам», и сквозь меня проходит поток эндорфинов, когда я представляю, что мужчина с другой стороны Центрального парка смотрит на ту же самую сцену, что разворачивается перед моими глазами.

Это притяжение взаимно.

Эбби

После урока испанского, который я провела этим утром в Верхнем Вест-Сайде, я встречаюсь с Харпер в кафе быстрого питания, чтобы пообедать. Она показывает мне свое помолвочное кольцо с огромным бриллиантом, и огранка «Принцесса» настолько же великолепна, как я и представляла. Несколько недель назад она обручилась, и они с Ником отправились в Италию, чтобы это отпраздновать, так что я впервые смогла его нормально рассмотреть.

— Ник — собственник, — шучу я, глядя на кольцо.

— Он именно такой. И не только потому, что тебе досталась моя квартира, когда я переехала к нему, — говорит она, подмигивая. Ее квартира — сделка века. Она принадлежит ее родителям, а цена за аренду смехотворна мала. Я безумно люблю Харпер и ее родителей за то, что сделали меня своим новым арендатором. И благодаря этому выбору жилья, переезд в Нью-Йорк стал для меня возможным.

— Я никогда бы не стала шутить об истинной любви, особенно, когда, благодаря ей, я получаю самую дешевую арендную плату на Манхэттене, — дразню я.

— И самая дешевая арендная плата в мире является самым большим признаком настоящей дружбы, — говорит Харпер, а затем вздыхает и расправляет плечи. — Но знаешь ли ты, какой второй по величине признак?

Я качаю головой.

— Неа. Но готова поспорить, ты собираешься мне это сказать.

Она откладывает свою ложку.

— Ты будешь одной из моих подружек невесты?

Я визжу.

Нет другого способа описать мою реакцию, кроме как настоящий пронзительный крик восторга. Я спрыгиваю с табурета у стойки и сжимаю ее в объятиях. Я где-то на сантиметров пятнадцать ниже, поэтому выгляжу, как коротышка рядом с ней.

— Так это «да», Эстер?

Я отпускаю ее, приглаживаю свою блузку и принимаю высокомерное выражение лица.

— Возможно. Зависит от того, каким будет платье.

Она усмехается.

— Оно ужасно. Я выбрала мятно-зеленое платье с оборками, желтым лифом и с рукавами-фонариками.

Я широко улыбаюсь.

— Значит, я буду похожа на пасху. Отлично!

Харпер пихает меня локтем и делает глоток своего чая.

— А если серьезно, то я хочу сделать черный основным цветом. Так что ты сможешь снова его надеть.

Я сжимаю ладони вместе, словно в молитве.

— Теперь вот это — самый большой признак дружбы.

— И раз уж черный цвет довольно сексуален, ты будешь выглядеть неимоверно горячо, и все одинокие мужчины падут к твоим ногам.

Я поднимаю обе руки высоко над головой.

— Господи, пусть на свадьбе Харпер польется дождь из сексуальных мужиков. — Я снова сажусь на стул. — И мой ответ: для меня неимоверная честь быть твоей подружкой невесты. А теперь расскажи мне о своих планах на свадьбу.

Поедая лапшу, она рассказывает мне о свадьбе своей мечты, и я наслаждаюсь каждой деталью. Когда мы выходим из кафе, она подхватывает меня под руку и говорит:

— Твоя очередь. Скажи мне кое-что. В своем классе испанского ты встретила каких-нибудь удивительно остроумных, ярких, добрых и красивых мужчин? Подожди. Нет. В парке. Ты нашла самого сексуального в городе мужчину-няню и собираешься родить от него самую очаровательную малышку по имени Энни?

Я смеюсь, когда мы пробираемся по переполненной улице.

— Потрясающе горячий гетеросексуальный мужчина-няня — словно красная панда. Редко встречается в дикой природе.

— Мне нравится, когда ты говоришь о зоологии. — Харпер убирает огненно-рыжую прядь со своей щеки. — Как насчет твоих занятий?

— Встретила ли я там красных панд? — выпаливаю я.

Она смеется.

— Ха. Там есть сексуальные парни?

В дополнение к курсам испанского языка я даю несколько уроков в корпорациях, которые помогают своим сотрудникам изучить больше языков для ведения международного бизнеса, а еще у меня есть несколько учеников, с которыми я занимаюсь персонально. Это хороший дополнительный заработок, даже несмотря на то, что няням и так хорошо платят. Но это Нью-Йорк. Юной леди требуется много денег для жизни здесь, даже несмотря на то, что она заключила превосходную сделку об аренде квартиры.

Мы останавливаемся на пешеходном переходе, когда загорается красный свет.

— У меня не было времени изучить свежее мясо на занятиях, — шучу я. — Поскольку, как ты уже знаешь, я пыталась научить их спрягать.

— Знаешь, как говорят: все начинается со спряжения. А затем это приводит к желаемому завершению.

Я закатываю глаза.

— Ты сумасшедшая. И настырная.

Она потирает руки, словно злодей из фильма, обдумывающий свой зловещий план.

— Но что, если ты нравишься одному из студентов? Ты была бы секси учительницей, а затем у тебя могли бы развиться запретные отношения с учеником, — говорит она шепотом, пока теплое солнце опаляет нас своими лучами.

— Не хочу тебя расстраивать, но я не думаю, что это запрещено, раз уж я учу взрослых.

Харпер щелкает пальцами.

— Проклятье. Что насчет Саймона?

Прямолинейность ее вопроса заставляет меня замедлить темп.

— А что насчет него? — отвечаю я, сохраняя спокойный тон. Я не хочу рассказывать, что мы подружились за просмотром «ИглКам». Крошечные хищные птицы совершенно очаровательны, и мне нравится беседовать с ним об орлах. Но если я скажу Харпер, что мы о них переписываемся, она все поймет, и мои неуместные чувства будут раскрыты. Я не уверена, что готова к этому.

— На работе все хорошо? — спрашивает она, потянув меня за руку, чтобы мы продолжили наш путь.

— Он — отличный босс. Очень непринужденный, спокойный и умный, и мы весело проводим вместе время. — И, черт возьми, я сказала слишком много. Я почти раскрыла себя.

Харпер резко тормозит на остановке возле закусочной. Оттуда доносится запах бекона, когда посетитель открывает дверь. Моя подруга тыкает меня в плечо и прищуривает свои голубые глаза, глядя на меня.