Левая тропинка была проходимой, только грязной, и шла в сторону от здания. Это было важно, а отчистить кроссовки, когда вернусь домой, будет легко. Поправив сумку, я пошла вперёд по этой тропинке. Мимо диспансера идти ну очень не хотелось! Заблудиться тут всё равно было трудно: я слышала гул машин на шоссе, лай собак и крики петухов, видела электропровода и большие рогатые столбы, кажется, называющиеся опорами. Если ориентироваться по проводам между ними, всегда можно куда-то прийти? Наверное, можно. К тому же было понятно, что люди недалеко, по мусору, шуму, всему такому. И я всегда могла позвонить и позвать на помощь, если бы захотела.

Только я не хотела этого. Может, пока не хотела. Я уже не понимала, зачем потащилась сюда, но бросать всё на полпути не собиралась. Скоро пошёл дождь. Открыв зонт, я вновь ненадолго подумала о полёте, даже, дурачась, выставила зонт по ветру, словно надеясь, что он меня подхватит и понесёт. Далеко-далеко, к сказке, к Королю, к Мейлиру, к красивым городам из его песен…

Дождь усилился и, ойкнув от угодивших на руки капель, я прикрылась зонтом, как полагается…

И вдруг увидела избушку! Нет, она не выросла посреди дороги, я, наверное, просто дошла до неё, пока представляла, что лечу, но это было ещё не садовое товарищество. Это… была просто избушка. Не заброшенная, как медпункт со слабым лекарственным запахом. Ничего необычного в доме чуть на отшибе от поселения вроде нет, но рассказы, что где-то в лесу стоит странная избушка, я слышала не раз! Хоть не особо верила, что это правда, а не городской миф, кажется, так оно называется… Нет, пока была совсем маленькой, я верила в эту избушку, построенную неизвестно кем, непонятно, где и неизвестно, когда, но только до девяти лет. Потом мне уже было не до этого, а тут, пожалуйста, избушка в лесочке, то есть, на опушке! Не избушка даже, а нормальный жилой дом, с крыльцом под деревянным навесом и с резными рамами. Кажется, это называлось наличниками? Ухоженная тропинка, ни луж, ни грязи, если бы мне нужно было в избушку зайти, я бы, скорее всего…

Тут меня бросило в жар, точно как тогда, когда я услышала разговор о бомже. Не от страха, что там живут маньяки и меня будут убивать. Когда слушала песню Мейлира о дожде, я представляла тот дом снаружи именно таким, как эта избушка или что это такое было…

Задуматься, не поехала ли у меня от нервов крыша, я не успела. Дверь распахнулась и на крыльцо вышел мужчина, чем-то напомнивший Андрея Антоновича, учителя физкультуры из моей старой школы. Он, до того как пришёл к нам, учился в каком-то тренерском техникуме, кажется, и прыгал в высоту. Мы не раз видели, как он выпендривался перед старшеклассницами. Загар, модная причёска, полёт над планкой, что ещё нужно. Мужчина на крыльце явно был старше, но таким же высоким, худым и широкоплечим, как Андрей Антонович, только он был бледным и лохматым.

— Пришла, — без удивления сказал он. — Пришла — и дождь!

Я удивлённо посмотрела на мужчину. Говорил он так, будто знал меня, или когда-то видел. Наверное, он знакомый мамы или папы. Может, работал с ними когда-то. Или работал у Лиды на фирме. Если он работал там же, где Лида, он вполне мог быть грузчиком или водителем например, она постоянно жаловалась, что эти работники надолго не задерживаются. Я-то видела его впервые. Или не видела давно и уже забыла?

— Я… иду… ещё, — осторожно сказала я, — меня ждут… там, на пикник, — нужно было что-то сказать, а я когда-то была на празднике в этом товариществе. Не хотелось говорить, что ни к кому я не иду. И мужчина немножко пугал. Бледностью, худобой, словно запылёнными рыжими волосами до плеч, чёрной одеждой… Почти всем, короче.

Мужчина взглянул на меня. Примерно как учителя на ученика, на встреченного в очереди к кассе.

— Каникулы, понимаю. Четверг — великолепный день для пикника, — согласился он со мной. — Жалко, дождь идёт и костёр не развести, — тут мужчина открыл дверь в избушку и, глядя туда, крикнул, — Радагаст! Дождь на улице!

Я удивилась. Разве этот Радагаст, которому кричал мужчина, не видел капли на окнах и не слышал шум дождя? Может, они оба маньяки или какие-нибудь сбежавшие преступники или психи? Или Радагаст — какой-то нездоровый человек? Слепой, например. Но откуда этот мужчина меня знает?

— Вы на заводе работали, да? — глупо спросила я, не дожидаясь ответа из избушки. — Или с дедушкой? Завод… фабрика…

Нужна была какая-то ясность!

Мужчина, не прикрывая дверь, пожевал губами.

— Нет, нет. Я… я сам от техники далёк. Всегда был далёк от неё. Я больше к поверьям, легендам, потусторонней силе, нежити…

— А! — всё сразу стало понятно. Ну конечно, он же наверняка приятель того коллеги Ольги, которая лучшая подруга Лиды. Он что-то преподавал в университете соседнего города и был важным элементом околокультурной, как, хихикая, говорила Ольга, жизни того города. Я видела его дважды: когда он со своими сотрудниками устраивал выставку в нашем музее и позже, года через полтора, когда они всей компанией пришли на наш День города, помогать. Ольга рассказывала им легенду о химерах и особняке, ну и остальное, а они смеялись и обещали тоже что-то нам рассказать о фольклоре и нечисти. Этот мужчина наверное тоже там присутствовал. — Вы по фольклору…

— Далёк ты от техники, как же, — послышалось из избушки и на крыльцо вышел невысокий бородатый мужчина в кепке. Мне он кивнул. Кажется, это и был Радагаст? Или их было не двое, а больше?

— Здравствуйте, — пробормотала я, чувствуя себя ужасно глупо. Мне стало холодно. И зонтик всё же от дождя не совсем спасал. Но я не знала, что делать. Просто уйти от них было бы невежливо. И я боялась, что сейчас не смогу найти дорогу обратно.

Радагаст или не Радагаст (но я решила звать его так, раз не представился) посмотрел на меня чуть внимательнее и кивнул ещё раз.

— Заходи, пока дождь, — предложил он, — переждёшь и пойдёшь на свой пикник. Не бойся, мы вреда не причиним.

Он почему-то меня не пугал, его я, кажется, точно знала и видела, но не могла вспомнить, где. И боялась я не их, они же знали Ольгу.

Я боялась, что избушка и изнутри будет выглядеть так, как тот том, что я видела, когда слушала песню Мейлира о дожде и мне снова станет больно. Живот опять свело от того же ощущения, что на больничной остановке.

— Если хочешь обратно, иди прямо, выйдешь к проходимой дороге, — сказал кто-то из них, я не расслышала. И не заметила, кто говорил, Радагаст или его приятель. — И ботинки не испачкаешь. Автобус через двадцать минут, успеешь.

Дождь немного успокоился. Солнце, правда, не вышло, но уже не лило стеной, я даже как будто немножко согрелась. Но что-то в этом было не то чтобы не так… не знаю.

— Подожду — сказала я. — Оно… ну…

И, не договорив, поднялась на крыльцо и вместе с “пыльным” зашла в дом.

Дай мне знак если распустился мак

Под грибным дождём если всё идёт путём

И усыпан путь цветами.

Дай мне знак если что-нибудь не так

Если дым столбом в синем небе голубом

И горит чердак над нами.

Сплин — Чердак

Внутри всё оказалось другим и на дом из виденного после песни совсем не похожим. Просто дом, без оттенка сказки. Деревьев рядом с окнами не росло (я почувствовала себя идиоткой, когда поняла это только внутри), да и остальное, если подумать, напоминало сразу и дачу, и квартиру, и избушку из детских книг. Поставив зонт сушиться, я присела на табуретку недалеко от входа и осмотрелась. Надо же было чем-то заняться. В углу стоял телевизор с проигрывателем, на стене висел какой-то инструмент, похожий на круглую балалайку и маленькую гитару одновременно, на полу валялись странные круглые ковры. С потолка свисали сушёные грибы и пучки то ли трав, то ли цветов. На столе почему-то стоит лампа-подсвечник, как будто только из магазина принесённая, свеча ещё не успела оплыть. Наверняка её не зажигали, спичек рядом не было. Напротив двери висело небольшое круглое зеркальце, под которым почему-то стоял диванчик. Справа от меня стоял топчан, стена над которым была увешана картинками и плакатами. Сам топчан был прикрыт плюшевым одеялом с оленями. Это была не вся обстановка, но рассматривать остальное не хотелось. Понятнее, что это такое, мне не стало.