Отвергнуть назойливого поклонника значило подвергнуть опасности Феба. Её Феба. Собственная жизнь представлялась девушке куда меньшей ценностью. Цыганка, одарив капитана взглядом, полным мольбы и обожания, улизнула, оставив последнего в полнейшем недоумении. Вожделенный приз, представлявшийся близким, не дался в руки. Однако Феб не волновался, понимая, что плясунье нет резона бежать. Куда податься ей в ночном лесу? Она вернётся. Махнув рукой на девичью блажь, капитан всецело предался разгулу.

Эсмеральда остановилась на том же месте, где Фролло объяснялся ей в любви. Беспомощно оглядываясь в ночном сумраке, она понадеялась было, что судья ушёл совсем. Однако радость оказалась преждевременной. Цыганка вскрикнула от неожиданности, выронив бубен, когда из-за дерева навстречу ей шагнул тёмный силуэт.

— Ты всё же пришла, — выдохнул Фролло голосом обречённого, которому в последнюю минуту отменили смертный приговор. — Ты всё-таки пришла…

Он привлёк к себе оцепеневшую девушку, торопливо целуя её плечи и шею.

— Эй, Эсмеральда! — послышался вдруг зов Гренгуара, разыскивающего сбежавшую подругу.

— Уйдём отсюда! — позвал Фролло, увлекая уже не сопротивляющуюся цыганку прочь от освещённой поляны. Поэт и Джали, вернувшись к берёзе с тремя стволами, никого под ней не обнаружили.

* Бранль — старо-французский народный круговой танец (хоровод) с быстрыми движениями. Иногда сопровождался пением, куплетами с припевом, повторяющимся после каждой строфы.

========== Глава 3. Пробуждение ==========

Проснувшись утром, Эсмеральда поначалу удивилась, увидев над головой вместо сводчатого потолка комнатки во Дворе чудес или полога кибитки ветви с резными листьями на фоне чистого неба, а вместо стен — стебли трав. Тело её затекло, как бывает, если долго лежать на твёрдой поверхности. Ещё толком не опомнившись, цыганка, проведя рукой по телу, обнаружила расшнурованный корсаж, сорочку, обнажившую грудь, и сбитые выше колен юбки. Однако самым страшным был не беспорядок, в котором находилась её одежда, и не место пробуждения. Ложе, представлявшее собою брошенный на землю плащ, она всю ночь делила с Жеаном Фролло, прижимаясь к нему во сне, согреваясь от его тепла. Накануне, сбежав от Феба, она пыталась что-то объяснить судье, но вряд ли он, охваченный страстью, слушал её, да и она, смятенная, не могла подобрать нужных слов. Потом он бесстыдно владел ею и, чего греха таить, ей нравилось то, что он с нею делал.

Феб, преданный дважды подряд, имел полное право презирать свою Эсмеральду. Драгоценность, ревностно хранимую от мужских притязаний, предназначенную одному капитану, она отдала другому, притом без особых усилий с его стороны. Подчинение насилию хоть как-то оправдало бы безрассудный поступок цыганки. Но нет, она не кричала, не вырывалась, не воспользовалась подмогой единственного союзника — кинжала. И самым главным свидетельством её вины перед возлюбленным офицером служило полученное ею преступное, греховное удовольствие. После такого не следовало даже показываться на глаза Фебу.

Цыганка одёрнула юбку, привела в порядок корсаж. В подобной ситуации не мешало всплакнуть, как всякой рафинированной барышне, но плясунья, одумавшись, не исторгла и слезинки. Ей пришла в голову кощунственная по отношению к капитану мысль: вдруг он сейчас так же валяется в траве в обнимку с одной из тех девиц, которые жались к мужчинам прошлым вечером, готовые на всё? Ведь Феб не бросился на её поиски, не удержал её. Значит, он либо не заметил её исчезновения, либо заметил, но не придал значения. Выходит, не так уж нужна блестящему золотомундирнику бедная бродяжка и её безграничная любовь. Низвергнув себя в глазах божества, бедняжка тут же сама низвергла идола с пьедестала, на который ранее возвела в грёзах. Эсмеральда удивилась тому, как легко сердце отпустило Феба. Оно не разорвалось на части от горя, не опустело. Охватив колени руками, девушка сидела, ожидая пробуждения Фролло. Бежать было невозможно: дороги из леса она не знала.

Юное свежее утро настраивало на оптимистический лад. Солнце пригревало. В зарослях распевала невидимая пташка. Вороной конь с белой проточиной на лбу, позвякивая уздечкой, щипал траву. Жеан безмятежно спал на спине, раскинув руки, совершенно беззащитный, ни капли не походящий на безжалостного судью, которого сам король именовал кумом. Цыганке пришло на ум сравнение со зверем, доверчиво открывшим уязвимые участки тела. Глядя на его мирно вздымавшуюся грудь, она с раздражением подумала, как ему удаётся после всего между ними произошедшего почивать сном праведника.

Пробудившись, Фролло довольно потянулся, разминая затекшие мышцы.

— С добрым утром, малютка! — промурлыкал он, блаженно щурясь на солнце. — Истинно говорю, минувшая ночь была лучшей на моём веку.

Цыганка не удостоила вниманием приветствие Верховного судьи, продолжая сидеть, обняв колени. Жеан взял её за подбородок, заставив повернуться к себе.

— Взгляни же на меня, Эсмеральда! — нахмурился он. — Разве ты и теперь боишься меня?

— Что ещё тебе нужно? — строптиво мотнула головой плясунья. — Ты получил желаемое, отвези же меня в город и позволь уйти.

— Думаешь, я сродни капитану, который овладел бы тобой, не вспомнив назавтра даже имени? Мне нужно, чтобы ты осталась со мной, чаровница, и позволила мне дарить тебе то же блаженство, какое я испытал в твоих объятиях!

— А ты думаешь, если я уличная девушка, — огрызнулась цыганка, не делая, однако, попыток отодвинуться, — то мне всё равно, чьей любовницей стать, капитана или судьи?

— Но ведь ты сама, хитрая лисица, жаждала этого? Если ты боялась, зачем же пришла? — озадаченно спросил судья. — Или я был неласков с тобой, причинил тебе боль? — Фролло спрятал лицо в ладонях. — Я делал не то, что ты хотела? Ведь ты этого от меня хотела, колдунья?

Воистину, мудрено мужчине понять душу женщины, в особенности, если женщина сама не определилась в собственных желаниях! Тем большие трудности выпали на долю Жеана, общавшегося с представительницами противоположного пола преимущественно в зале суда. Он видел ведьм, распутных девок, сводниц, воровок, бродяжек, допрашиваемых с пристрастием и без оного, но даже они, будучи для него низшими существами, оставались загадкой.

— Я колдунья? Святая Дева Мария! — вскрикнула цыганка, скрестив руки на груди, словно защищаясь. — Зачем бы я тогда околдовала человека, которого боюсь, чтобы он выслеживал меня?

— Во второй раз я не нахожу доводов против твоих слов, Эсмеральда, — признал её правоту Фролло, сражённый неоспоримыми доводами.

— Так выслушай же, — продолжала девушка, поднявшись на ноги. Он смотрел на неё во все глаза. — Я пришла к тебе, ибо предчувствовала беду, которую мне по силам отвести от всех, чьи пути переплелись по воле судьбы. Ты говорил, что погибнешь, если не завладеешь мной, ты убил бы Феба, погубил меня. Теперь ты не тронешь его, а я разлучена с ним. Что я ему скажу?

— Не надо ему ничего говорить! — вскочил Фролло. — По-твоему мужчина, заставляющий тебя плясать перед пьяными приятелями, достоин оправданий? Ты хочешь стать тряпкой, о которую он вытрет сапоги? Где же гордость твоего народа, цыганка?

— Чем ты, изводящий меня беспрестанной ревностью, лучше Феба?

Судья прикусил нижнюю губу, лицо его мучительно исказилось.

— О, проклятое имя! Когда ты произносишь его, клещи, раскаленные на адском пламени, рвут мою душу. Я знаю, кто я, Эсмеральда, и другим никогда не буду. Но пусть меня четвертуют, если я обижу тебя! Я весь твой, ты первая, кого я полюбил, кому дарил ласки. Не отвергай меня! Неужели, кроме неприязни, ты не испытываешь ко мне ничего?

Он сжал девушку в объятиях, скользнул губами вниз по шее, туда, где возле ключицы пульсировала жилка, прижался к её плечу пылающим лбом.

— Не прикасайся ко мне! — извивалась плясунья, запрокинув голову, сжав пальцы на его плечах.

— Противишься до последнего?

Он жадно приник к её устам, а оттолкнуть мужчину у неё недостало ни сил, ни желания. Она смогла только жалобно прошептать, когда он отстранился: