— Ну, и кто после этого параноик? — поинтересовался Желтый самодовольно. — Я же говорил! Говорил!

— Пацан пострадал?

— В основном его идеалы, — невесело усмехнулся Паркер, свесив голову. — Он пришел ко мне за справедливостью. Требовал, чтобы я перестал тебя оправдывать. Чтобы запер тебя в клетку и не выпускал.

— А ты?

— Почему ты оставил этих людей там, Уэйд? — спросил Питер, обернувшись. В сумраке комнаты лица Уилсона почти не было видно, только очертания, смутные, как маска, но Питер так хорошо знал это лицо, что ему не нужно было света. Он знал наизусть выражение, мимику, знал, что сейчас увидел бы в глазах. Не знал только, что Уилсон ответит.

— Людей? — переспросил Уэйд, словно бы силясь вспомнить.

— В доках. Это не склады, а лаборатории. Там были ученые, и вы заперли их в одном из отсеков. Они чуть не погибли.

Уэйд нахмурился, потер лоб.

— Да, — наконец проговорил он медленно. — Точно. Были люди. Сначала охрана со смешными пистолетиками, пау-пау. Но они убежали. Мы не стали догонять. Потом коридоры. Ненавижу коридоры. И лаборатории ненавижу, — голос Уэйда сбился на Желтого. — Там всегда такой ужасный запах, никогда не замечал? Даже в самых чистеньких несет страхом. Не людским, так животным. Тех, на ком ставят опыты. Всегда на ком-то ставят опыты.

— Это была моя идея, — заговорил Белый. Он поднял голову, твердо посмотрел Питеру в глаза. — Мы не хотели их убивать, только спрятать. Красный был на подходе. Он бы убил вообще всех, ты знаешь этого парня, Пит. И я подумал, что согнать их где-то вместе будет правильно.

— Может, они бы устроили ставки, — снова встрял Желтый. — Смешно было бы. Ты заметил, все повторяется, Паучок? История ходит по кругу и, может, у них получился бы свой Дэдпул. Новенький злодей для новенького мира.

— Не обращай внимания, — посоветовал Белый. — Без регенеранта Желтый начинает заговариваться. Я подумал, что Уэйд вернется и выпустит их на свободу. Но Красный остался.

— И вы говорили с ним, — вспомнил Питер испуганно.

— Мы делим с ним время, — не стал спорить Белый. — С тех пор, как у Уэйда начались визуальные галлюцинации. Красный слабеет. Мы все слабеем, Пит, времени мало.

— Насколько?

— Не знаю, крошка. Знаю, что мы распадаемся, все мы. Желтого поедает паранойя, он с каждым днем все хуже. Красный слабеет, но зол и пытается отобрать контроль. Думает, что дело в остальных, и пытается от нас избавиться. Я контролирую его, чтобы Уэйду не пришлось тратить силы и на это тоже. Только ему не говори, оки?

— Вы защищаете его?

— Разумеется, защищаем, — улыбнулся Белый. — Он — это мы, мы — это он, помнишь? То, что мы все трое не затыкаясь пиздим друг на друга, не означает, что мы смогли бы выжить по одиночке. Иногда кажется, что мы ужасно близки к объединению.

Он помолчал.

— Раньше мы боялись этого, в смысле, мы с Желтым. Были уверены, что для нас это смерть. Что останется только Уэйд. Счастливчик.

— Счастливчик, потому что останется?

Белый снова улыбнулся.

— Потому что ты его любишь, Паутинка. Его, а не нас, хоть и относишься к нам хорошо. Мы это ценим, разумеется ценим, мы все для тебя сделаем. Но любить безответно, знаешь, немного не круто.

Питер сглотнул горький тугой ком в горле.

— Так ты сказал, вы теперь за объединение?

Белый качнул головой.

— Это сложно. Мы стали воспринимать объединение иначе. Оно и ощущается иначе, с тех пор, как…

— Как что?

— Как мы поняли, что стали умирать.

Питеру показалось, что ответ Белого не совсем искренний, но настаивать не стал. В конце концов, у Уэйда было много времени, чтобы накопить секретов. А обсуждать их с Белым казалось предательством, словно сплетни за спиной.

— Помоги ему, Пит.

Паркер вскинул голову.

— Я только этим и занимаюсь, если вы не заметили, — резковато огрызнулся он. — Только мне не помогает никто. И Уилсон — в первую очередь.

— Потому что он боится. Боится, что ты уйдешь, боится умереть, боится оставить тебя. Он в жизни этого не скажет, но я тебе говорю за него. За всех нас. Мы не хотим умирать, Пит. Очень сильно не хотим. Убеди его. Уговори. Сделай, что угодно, только ты можешь заставить его сражаться, больше некому.

— Но почему… — начал Пит, но Уэйд как-то странно резко повел головой, зажмурился, а когда заговорил снова, голос его изменился.

— Прости, тыковка, кажется, я немного задумался. О чем мы там?

Питер заставил себя улыбнуться.

— О том, что убивать людей плохо.

— А, ничего нового. Неудивительно, что я уснул. Не сильно хоть храпел?

Питер ткнул его в плечо кулаком.

— Ай, больно вообще-то!

— Скажи спасибо, что так мало. Я, знаешь ли, был уверен, что найду тебя и прибью нахрен.

— Справедливости ради, муху прихлопнуть нынче и то сложнее, чем меня, — отозвался Уэйд, — никакого веселья.

— Вечно ты мне планы портишь.

— Так себе план, будь честен. В нем нет никаких интересных деталей: ни полета в спейс-шаттле, ни фокусов, ни подозрительных корги.

— И чем корги подозрительны?

— Потом как-нибудь расскажу.

Уэйд коснулся его щеки ладонью. Ладонь была горячей и жесткой, ужасно знакомой.

— Ну так что?

Пит качнул головой.

— Ума не приложу.Что мне теперь с тобой делать? Встречаться?

— Только после трех свиданий, молодой человек, — чопорно выдал Уилсон. — Если получишь благословение от моей плазмы.

— Ты ее застрелил!

— Это твои проблемы.

— То есть, — поинтересовался Питер громким трагическим шепотом, — никаких поцелуев, пока мы не сходим на свидание и ты, помявшись на пороге, наконец, не решишься меня чмокнуть?

— Питер Паркер, если ты ухаживал за той девицей из газеты именно так, то я понятия не имею, как у вас вообще что-то вышло.

К его удивлению, Питер стремительно и глубоко покраснел.

— Господи, детка, пожалуйста, только не говори мне, что ты…

— Что я что? — обозлился Паркер. — У меня, видишь ли, не было особо опыта в этом плане. Я в восемнадцать лет не знал, как пригласить девушку на свидание, но зато, твоими стараниями, знал, как…

— Как что? — заинтересовался Уилсон.

— Как не надо ей предлагать первый секс, — нашелся Паркер.

— Эй! Это оскорбительно!

— Сказала бы она, если бы я повел себя, как ты.

— Я вел себя, как честный джентльмен! — возмутился Уилсон. — Облапал тебя только после дюжины идиотских, нелепых, но горячих и влажных предложений потрахаться. Я читал это в книжке по этикету.

— Тебя наебали, потребуй деньги назад.

— Но ведь я тебя все-таки облапал, — медленно произнес Уэйд, ухмыльнувшись. — Облапал и уложил.

— Просто совпадение.

— Сила этикета.

Питер прищурился и поднялся на ноги.

— Ладно, — кивнул он. — Тогда положись на силу своего этикета. Только на нее тебе и остается надеяться.

========== Уэйд ==========

Уилсон лениво глянул на часы, разбуженный приглушенными чертыханиями и скрежетом ключа в замке, и вышел, сонно почесывая грудь.

— Твою детку опять разуют, не успеешь и «На мне кружевные трусишки» сказать, — предупредил он. — Не надоело еще?

— Плевать, — отмахнулся Питер и шагнул к Уэйду, падая в объятия. Уэйд вздохнул, подхватил Питера под задницу, взвалив на себя, и потащил в комнату. Пит доверчиво цеплялся за плечо и шею.

Так продолжалось не первую неделю. Уэйд пробовал намекать, говорить прямо, устраивать интервенцию, вырезав таблички из цветных картонок, но ничего не помогало. Питер работал на износ. Не выбирался из лабораторий, проводил эксперименты, забывал хрупкие голографические планшеты даже в холодильнике и возвращался только для короткого сна и совместного завтрака. Уилсон ждал, что со дня на день Паркер решит и ночевать за рабочим столом.

— Давай, вот так, — прошептал Уэйд, опуская Питера на край дивана. Тот с трудом распахнул глаза и сидел, чуть покачиваясь, пока Уилсон стаскивал с него джемпер и рубашку. Потом упал голой спиной на еще теплую простынь, а Уэйд принялся за ремень, брюки, носки, оставив только белье. Он замер на коленях между разведенных ног Паркера, разглядывая его. Поцеловал местечко со внутренней стороны бедра.