Ртуть ничего не ответил, снова сорвавшись в мерцающую нервную дымку. Логан положил ему на колено ладонь, Пьетро улыбнулся уголком губ в ответ, мерцание замедлилось.

Они сейчас все понимали, что одного эксперимента недостаточно, что эта победа — мнимая, если, вообще, не случайная, но никто не осмеливался это озвучить вслух.

— Через пару недель попробуем еще раз, — проговорил наконец Росомаха.

— Хер там, — отозвался Пьетро. — Тебе чуть башку не оттяпали, на секундочку. А вторая такая у тебя не отрастет.

— Я заметил, — ровно отозвался Хоулетт, заводя мотор.

— Правда? А мне кажется, ты что-то упустил.

— Представь себе, нет.

Питер видел заострившийся профиль Пьетро с заднего сидения, рассерженный такой, напряженный. Ртуть не был злым и эгоистом тоже не был, просто он боялся за Логана, и Питер мог его понять.

И все же, ситуацию приятней это не делало. Уэйд все так же продолжал молчать, только поглаживал питерово плечо успокаивающими круговыми движениями. Ртуть взбешенно померцал и перестал, заткнувшись и отвернувшись к окну.

Питер нервно царапал пальцем горлышко бутылки, а потом устал делать даже это, выдохнул и уткнулся Уэйду в плечо. Так и ехали до города. Молча.

========== 13. ==========

Логан высадил их в узком переулке перед домом Уилсона, и, со скрипом наехав на бутылочное крошево, вырулил на дорогу. Мелко моросило, так что они быстро нырнули в спасительный темный подъезд, пахнувший в лицо гнилью и сыростью, поднялись на этаж и открыли дверь. Уэйд зашел первым, Питер шагнул следом, замер вдруг на секунду, а потом вытянулся, ухватился за уэйдову шею и врезался в его губы отчаянно, притиснувшись вплотную.

— Всю дорогу терпел? — усмехнулся Уэйд шепотом, нависнув над ним.

— Я тебя люблю, Уэйд, — ляпнул Питер так, как будто совершил признание под лезвием гильотины.

Серьезный такой. Сосредоточенный.

Уэйд улыбнулся, но как-то рассеянно, отводя взгляд в сторону. Питер насторожился, окаменел всем телом, еще крепче цепляясь за шею Уилсона.

— Что не так? — звонко напряженно спросил он.

— Детка, я идиот, — вздохнул Уэйд.

Питер улыбнулся:

— И всего-то?

Но Уэйд остался серьезным, и улыбка с лица Питера тоже медленно выцвела. Уилсон тяжело вздохнул, положил ладонь на поясницу Питеру, коснувшись ямочек на пояснице.

— Может, хотя бы сядем? — спросил Питер, все еще ощущая звенящее внутри напряжение. Он не понимал что происходит, и это нервировало его до дрожи в пальцах. Чутье, вполне себе человеческое, не паучье, говорило, нет, кричало, что происходит что-то не то.

— Сейчас, — проговорил Уэйд, мотнув головой, — я от костюма только избавлюсь.

Пока он стаскивал костюм и споласкивался под душем, стараясь не касаться огромных расползшихся по всему телу гематом, медленно растворявшихся под водой, Питер сделал чай и нервно мерил комнату шагами, не зная, куда себя деть.

И когда Уэйд уселся на диван, он уже был на самой грани нервного срыва.

— Во-первых, прости меня, детка, — проговорил Уилсон, протягивая ладонь к Питу. Тот с готовностью устроился под боком, облапал его руками, ногами, тесно прижался. — Я идиот. Я только и делал, что говорил, как опасен для тебя, но сам этого не понимал как следует.

Питер внимательно слушал, стараясь не перебивать, хотя слова уже толпились у него на кончике языка, готовые вот-вот сорваться.

— А сегодня… я сегодня это видел своими глазами, понимаешь? Видел, как этот псих несется на тебя, и уж поверь мне, — он снова болезненно скривился, — не с предложением вишневого пирога, а я вообще ничего не мог поделать. Ты даже не представляешь, Пит. Это хуже, чем ебучий ночной кошмар. Я думал подохну там, в своей собственной же башке под этим колпаком. Понимаешь, это такой пиздец, когда не можешь доверять сам себе. Мое собственное тело, вот эти вот руки могли ранить тебя, Пит. Врубаешься? И я. Ничего. Ничего, нахрен, не мог с этим сделать.

— Знаю, — отозвался Питер севшим голосом. — И поэтому… Поэтому нам нужно будет повторить это.

Уэйд уставился недоверчиво, как будто раздумывал, не передается ли шизофрения половым путем.

— Еще раз и еще, — продолжил Паркер. — Мы можем делать это даже без Логана и Пьетро. Я тут подумал, что могу попробовать договориться с мистером Старком — да подожди ты! — может быть сделаем какую-нибудь технологию, которая поможет быстро изолировать его. Что-то лучше и крепче паутины. Что-то, чем я воспользуюсь, когда Красный выйдет из-под контроля. Это будет безопасно, Уэйд. И у тебя будет время для того, чтобы пробить эту блокировку.

— Из нас двоих полагается быть психопатом мне, — заметил Уэйд.

— Троих, — встрял Белый, подмигнув Питеру.

— Четверых, — добавил Жёлтый.

— Пятерых, — грустно улыбнулся до-Уэйд.

— Ебаная мозговая групповушка получается какая-то, — рассмеялся Уэйд, и Питер усмехнулся, а потом захохотал, уткнувшись лицом ему в плечо. Захохотал, потому что чувствовал, что иначе разрыдается от бессилия.

— Я попробую усилить формулу паутины, — проговорил он, наконец отсмеявшись и немного успокоившись. — Должен же быть какой-то предел даже у его выносливости.

— Понадобится не так много, — отозвался Уэйд. — У него… у меня… короче, вот здесь мышца отошла, — он провел пальцем вдоль предплечья, по одному из самых страшных оставшихся следов на руке, — как раз, когда он рвал паутину.

Питер поежился.

— Он вообще не чувствует боли что ли?

— Чувствует, — мотнул головой Уэйд. — Но не обращает на неё внимания.

— Ты тоже так умеешь?

— Да, — спокойно ответил Уилсон, и Питеру стало нехорошо. Стало страшно от одной мысли о такой боли.

— Что, снова загоняешься? По лицу вижу, что загоняешься, — строго проговорил Уэйд. — По твоему сладенькому, хорошенькому, как персичек лицу.

Питер устало помотал головой, потом вдруг перелез через ноги Уэйда и уселся к нему на колени.

— Ты сегодня такой инициативный, — улыбнулся тот уголком рта, но у него все шутки выходили какие-то вымученные, еле-еле прикрывающие тревогу. Питер обхватил обеими руками его лицо, посмотрел в глаза, а потом выдохнул и соприкоснулся лбами. Кожа под пальцами была привычная — неровная, совершенно безволосая и горячая.

— Уэйд, — прошептал Пит, не открывая глаз, ведя носом по уэйдовой щеке, гладя шею, скулы, виски, затылок.

— М-м? — протянул Уэйд глухо, придерживая Питера за поясницу и чуть приподнимая голову, подставляя губы. Тот, будто только того и ждал: вцепился в них, толкнулся языком, вжался до боли, обвил руками шею. Сопел носом шумно, не отрывался, словно боялся отстраниться даже на самую малость, но Уилсон сделал это сам, мягко придерживая Питера за плечо.

— Не то, чтобы я любил задавать вопросы, когда из меня высасывает душу самый охуительный пацан во Вселенной, но, походу, придется.

— Не надо, — попросил ломким шёпотом Питер, мотая головой. Словно, если не произносить ничего вслух, если оставить это отчаяние за скобками, невысказанным, оно растворится, как растворялись весь этот год прочие страхи.

— Детка, — улыбнулся Уэйд, — мы, кажется, уже выяснили, что наши шкафы переполнены всякими идиотскими скелетами, хотя я бы предпочел там видеть костюм горничной себе и свадебное платье для тебя. Так что давай, расскажи старику Уэйду, что тебя гложет?

Питер шумно выдохнул носом, отшатнулся, посмотрел сверху на Уэйда, но ничего не сказал. Слова вертелись в голове, но он никак не мог заставить свой язык шевелиться. Он все думал, мол, сейчас, вот сейчас, но пауза все длилась и длилась, а он, окаменевший, словно смотрел на себя со стороны. И с каждой медленно утекающей секундой начинало казаться все сильнее, что вот так можно просидеть примерно вечность — безъязыким и пустым.

— Так, — тихо проговорил Уэйд, который тоже уже понял, что ситуация — из ряда вон. — Пойдем-ка, малыш.

Он встал вместе с соскользнувшим с колен Питером, повел его на темную кухню. Там утробно гудел холодильник, в котором давно накрылась левая лампочка, а из еды остались вяленые томаты и плесневелый хлеб. Уэйд принялся рыться на полках, достал початую бутылку из мутного стекла без этикетки, плеснул жидкость в плохо отмытую кружку из-под кофе с веселыми пингвиньими фигурками. Потом подхватил Питера, усадил его на столешницу и сунул кружку ему в руки.