Он похлопал ладонью по мокрой заднице Питера, а потом подставил твердую головку и, заменив ей ладонь, принялся тереться.

— А ты? Ты можешь сдерживаться, Питти? — пробормотал Уэйд тихо-тихо, касаясь его губ и массируя большим пальцем нижнюю. Взгляд из-под полуприкрытых век у Питера был темный.

— Один неосторожный стон, детка. И мы раскроем себя.

— Да пошёл ты, — шёпотом огрызнулся Питер, но Уэйд только довольно улыбнулся:

— С удовольствием, тыковка, — и толкнулся бёдрами вверх, в такого горячего, растянутого Питера.

Тот округлил рот беззвучно, ломкие бровки взмыли вверх и Уэйд готов был кончить только от этого его беззащитного, такого юного лица.

Питер бессильно скулил ему в плечо едва слышно, но Уэйд безжалостно толкнулся глубже, чувствуя как судорожно сжался на нем Пит.

— Ох, детка, — прошептал он, поднимая лицо Питера за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза, не давая спрятаться, — я готов трахать тебя целую вечность и ещё немного.

Взгляд Паркера совсем поплыл, а Уэйд навязал ему ещё один поцелуй, злой и кусачий, вылизывая податливый рот и трахая языком в ритм с движениями члена. Питер вряд ли заметил что-то, вряд ли ощущал какой-то подтекст в действиях Уэйда. Уэйд бы сам рад его не замечать, послать нахрен собственные мысли и загоны, и просто трахаться так, как им нравится, но, черта с два. Уэйд чувствовал это в себе — адскую смесь чувств под названием «Питер все еще с тобой, говна кусок». А также сиквел «Питер ровно так же открыт перед тобой, как и до всей ебалы, в которую ты его втянул». И трилогия «Он простил тебе этот жирный косяк, хуйло придурочное».

Уэйд оторвался от его губ и уткнулся в шею, всем лицом потерся, не прекращая растирать ладонями бока Пита, бедра, спину, как будто руки в него хотел запустить, ощупать его всего, вплавить в свою память. Оправдать доверие.

Тебе нужно оправдать доверие.

Чей это голос? Кто ему это говорил? Может сам Пит? Нет, Пит сладко дышал, закусив губы, прыгая на уэйдовом члене, запрокинув голову и закрыв глаза.

Питти. Самое светлое, что было в его блядской жизни. Черной, прогорклой и омерзительной. Юный и живой, живой, живой.

Оправдать доверие.

Не подведи его.

Заткнись, заткнись, заткнись.

— Уэйд? — Питер распахнул тёмные глазищи, в которых плавилось удовольствие и поднимались удивление и страх. — Уэйд, ты в порядке?

И эта его забота даже вот в такой, блядь, момент, казалось разбивала что-то внутри Уэйда на миллион острых режущих осколков.

— Я люблю тебя, детка, — пробормотал он Питеру в губы, сбиваясь на каждом втором слоге, — я так сильно тебя люблю.

Он прижал его к себе ближе, сильнее, чтобы чувствовать как судорожно бьётся сердце, словно крохотная птичка, запертая в клетке из рёбер. И каждое движение ресниц мальчика вскрывало ему грудную клетку.

Наверное, именно так умирают от инфаркта во время секса, но, блядь, не в тридцать же девять лет! Питер улыбнулся и смутился сильнее, чем минуту назад, самозабвенно объезжая Уилсона. Уэйд даже не успел отследить, в какой момент тот вдруг превратился снова в мальчишку-мальчишку, с этим его доверчивым щенячьим взглядом, от которого ему хотелось выйти в окно — до того Пит выглядел открытым и искренним. Ранний инфаркт был как никогда близок.

— Уэйд, — прошептал Пит, цепляясь за стенку.

— Тш-ш-ш-ш, тыковка.

Вот только ответного признания Уэйду не хватало, чтобы отдать концы.

— Придется нарушить твои правила, — вдруг проговорил он, и уронил Питера на спину, нависая сверху огромной широкоплечей преградой. У Пита распахнулись глаза, демонстрируя весь его ужас от догадки, что сейчас Уэйд их спалит c головой, но тот только рассмеялся, вжал Питера в простыни и начал двигаться сам, в удобном ему темпе, одной рукой вцепившись в спинку кровати, а другой зажав Паркеру рот.

— Меры предосторожности, малыш, — тяжело выговорил Уилсон. — Потому что сейчас тебе будет очень хорошо.

Уэйд принялся двигаться быстро, сильно, и меры предосторожности оказались ужасно кстати — у Питера аж глаза закатились, и он завыл в широкую ладонь и вцепился в нее зубами. Уилсон тихо рыкнул, и казалось не то, что кровать — весь дом должен был трястись до основания. Удивительно, что Мэй все еще ничего не заподозрила.

Питер отдрачивал себе, выстанывая что-то в ладонь, безуспешно пытаясь заставить себя заткнуться, но ему было так хорошо, что слезы из глаз катились по вискам, заливались в уши, и от этого становилось еще и смешно.

Он вскинул бедра выше, развел колени так широко, что начало тянуть мышцу в паху, и в этот момент его накрыл такой неожиданный ураганный оргазм, что его вытянуло всего в одну звонкую струну, выгнуло к Уэйду, ближе.

Питер сморгнул повисшую на ресницах слезинку и взглядом попытался показать, что ему уже можно не затыкать рот. Уэйд покачал головой:

— Дождись меня, — и не подумал убирать ладонь до тех пор, пока после нескольких толчков не кончил Питеру на живот.

А потом задумчиво принялся рисовать на бедрах Паркера сердечки из спермы.

— Уэйд! — вздрогнул Паркер и попытался лягнуть его в грудь, но тот только захихикал и поймал Питера за щиколотку.

— На ножке просишь нарисовать? Можно и на ножке.

Питер взвизгнул от мокрого пальца на стопе и испуганно зажал рот. Уэйд отвлекся от своего увлекательного занятия и прислушался.

— Забей, ягодка, — легкомысленно резюмировал он. — Подумаешь, мало ли от чего могут визжать несовершеннолетние мальчики в своей комнате.

— И от чего же? — язвительно поинтересовался Питер, настороженно прислушиваясь.

— Ой, скажешь, что увидел огромного паука, — отмахнулся Уэйд. И мелко зловредно рассмеялся, тыкая Питера пальцем в бок: — В зеркале.

— Какой же ты придурок, — покачал головой Питер.

— А то!

— Это был не комплимент!

— Это ты так думаешь, тыковка.

— Питер! — прервал их увлекательную перебранку далекий голос Мэй. Пит в ужасе округлил глаза. Тетушка тем временем продолжила: — Если ты собирался в душ, у меня для тебя плохие новости: горячая вода закончилась.

— Да она и знать не знает, что такое плохие новости, — хмыкнул Уэйд. Питер прицельно пнул его в колено и завопил в ответ:

— Ничего страшного!

Кажется, это Уилсон собрался прокомментировать тоже, но Питер закрыл ему рот ладонью и Уэйд отвлекся на то, чтобы поцеловать каждый палец. Дверь была заперта, конечно, но Пит все равно запаниковал с бешено бьющимся в горле сердцем, потому что Уэйд сидел у него на кровати с незаправленным в штаны членом, а сам Питер был и вовсе раздет догола, и прятать Уилсона было негде. Вообще негде. Да и посмотрите на его лыбящуюся рожу, этот мудила даже не напрягся!

Мэй, кажется, направилась в крохотную прачечную в конце коридора, но тут вдруг ее шаги начали приближаться к комнате неумолимо быстро:

— Питер, забросить твои вещи в стирку? Машинка не заполнена сейчас, там всего…

Ее рука коснулась дверной ручки, и Пит завопил:

— Не входи!

Ручка провернулась и вернулась на место.

— Питер? — встревоженно подала голос Мэй.

— Я… Я готовлю сюрприз! Пожалуйста, ты все испортишь!

Питер обернулся на Уэйда и увидел его скалящуюся морду, которая едва-едва сдерживалась. Паркер сделал страшные глаза, стоя голышом посреди комнаты, что делало ситуацию еще смешнее по меркам Уилсона.

— Э-э, — удивленно протянула Мэй. — Ну, хорошо. Надеюсь, сюрприз приятный? — пошутила она.

— Приятнее некуда, — прошептал Уэйд одними губами.

— Заткнись, — так же беззвучно прошептал ему одними губами Питер, и ответил Мэй максимально невинным голосом:

— Конечно! Отличный сюрприз!

— А вещи в стирку?

— Я сам заброшу, в следующий раз, позже. Да, точно, позже.

Питеру показалось, что он видит, как Мэй почти коснулась ручки его двери с той стороны еще раз, но медленно отвела ладонь.

— Только не забудь, пожалуйста, — попросила она, и неспешно, слишком неспешно, если бы вы спросили Питера, удалилась.