— Да как ты смеешь! Я места себе не находил! Переживал! Страдал!

— Дрочил.

— Одно другому не мешает.

— Так и я о чем, это ты выпендриваешься.

Уэйд сгреб его в охапку, притиснув к боку. Питер готов был поклясться, что Уэйд сейчас что-то скажет, но тот шел молча и только поглаживал Паркера по плечу, не отпуская от себя.

— Слушай, я, наверное, сегодня домой, — проговорил Пит негромко. — Мэй, знаешь…

— Понял, — отозвался Уэйд, не вынуждая его вымучивать объяснения.

Они некоторое время шли молча, все еще в обнимку.

— На всякий случай, Пит, если у тебя вдруг херовые ассоциации с моей норой, то я без проблем найду новую, ладно?

— Я не…

— Да знаю я про Мэй, знаю. Я просто. Вдруг ты об этом задумывался.

Питер вздохнул. Если честно, задумывался.

— Если хочешь, приходи сегодня ко мне ночью, — сказал он. — Я знаю, обычно это запрещено, но… мы оба соскучились, верно?

— О, нет! — прогорланил Уэйд. — У тебя дома секс всегда тихий и пенсионерский.

— То есть, тебе слабо устроить самый-лучший-послеразлучный-секс в тишине, — констатировал Питер. — Окей, я был готов к этому.

Уэйд подавился воздухом от возмущения, состроил обиженно-высокомерный вид, наклонился к Питеру и многообещающе выдохнул ему на ухо:

— В конце концов из нас двоих не умеешь быть тихим ты, Питти-крошка.

И у Питера что-то сладко сжалось в предвкушении в самом низу живота.

Уэйд по-джентельменски проводил Питера до дома, поцеловал его, притиснул к себе на пару мгновений, уткнувшись губами в мягкие растрепанные волосы, и пробормотал:

— Всё такие же мягонькие, Иисусья тряпка.

Соскучившаяся за эти три дня Мэй все никак не желала отпускать его: тормошила, тискала, узнавала, как там было на конференции, чем заставляла Питера чувствовать себя настоящим злодеем. Рассказывала о новом боссе на работе, повернутом на здоровом образе жизни и запрещающем курить чаще, чем три раза за день.

— Но тебе действительно не мешало бы меньше курить, — возразил Питер с улыбкой.

— Предатель! — кинула в него в ответ подушкой тётушка.

Наконец, решив, что достаточно с неё общения с предателем-племянником, она крепко обняла его, взъерошила волосы и пожелала спокойной ночи.

А в его комнате, развалившись на кровати с каким-то комиксом, уже ждал Уэйд.

— Ты когда умудрился пробраться? — удивлённо прошептал Питер, быстро закрыв дверь.

— Около часа назад, — отозвался тот.

— Я вообще ничего не слышал.

— Детка, — улыбнулся Уэйд, — я, вроде как, профессионал, а не хуй с горы.

Удивление спало, и Питер хитро улыбнулся, щелкнув дверным замком:

— Профессионал, значит. В вопросе соблюдения тишины тоже, раз пришёл?

Уэйд состроил лицо девицы из воскресной школы и отложил комикс:

— Ты хочешь беззвучного секса, ты получишь беззвучный секс, мне дважды объяснять не нужно, Питти. Мэй скорее решит, что ты здесь умер, чем услышит один звук из твоей комнаты. Спойлер: возможно ты и правда умрешь, Пит, потому что программа у меня для тебя богатая и…

— А может уже перестанешь трепаться, Уэйд? — осведомился Питер так, что Уилсону захотелось любовно прицокнуть языком и с восторгом пожалеть о том, что тетушка Мэй и понятия не имеет, в какую сучечку превращается ее милашка-племянник при должном обращении.

Уэйд разыграл пантомиму с участием собственного рта и воображаемого ключа, а потом рывком поднялся с кровати, растеряв всю расслабленность и леность. И не издал при этом ни единого звука. О, Уэйд умел быть тихим. Беззвучным.

У Питера грудная клетка тут же начала двигаться учащенно, боже, его так легко было завести. Уэйд надеялся, что сегодняшние развлечения были в питеровом трах-списке, а если нет… Что ж.

Питер не успел прийти в себя, как оказался притиснутым к стене, с языком Уэйда, хозяйничающем у него во рту, и ладонью — в трусах.

— Если ты будешь вести себя шумно, — промурлыкал Уилсон ему на ухо, отстранившись от поцелуя на мгновение, — мне придётся сделать кляп и заткнуть тебя, крошка. Ты же этого не хочешь?

Питер помотал головой и каким-то невероятным усилием воли подавил в себе стон, потому что от Уэйда, вот такого хищно-опасного возбужденного Уэйда, стоило ожидать исполнения угроз.

Какая-то важная мысль задела его неуловимым краешком, но Уэйд одним движением стянул с него джинсы и белье, опустился на колени и насадился ртом на член, пропуская сразу глубоко, в подрагивающую глотку, и Питеру стало не до мыслей, он принялся искусывать костяшки пальцев, ладонь, затыкать самому себе рот, чтобы не заорать в голос.

А Уэйд, сволочь такая, все это время и звука не произвел, и отсасывал так же совершенно беззвучно.

— Ебаный ниндзя, — проскулил Питер, цепляясь пальцами той руки, что он не пытается сожрать живьём, за бугристый жёсткий затылок.

Уэйд только вскинул глаза и усмехнулся. Он еще несколько раз широко лизнул по всему члену языком и губами, потом отстранился под возмущенный вздох Паркера, но не придал ему никакого внимания. Вместо этого он подхватил Питера под коленки, окончательно содрал с него штаны и потащил к кровати.

А Питера вдруг начало предсказуемо ломать — он и так-то любил, когда Уэйд болтает всякую непотребность во время секса, а теперь, когда его голос стал чем-то запретным, а сам Уэйд таким, сука, непоколебимым, принципиальным и беззвучным, стало совсем плохо.

Где-то там внизу Мэй, которая ни в коем случае не должна была ничего услышать, где-то в воздухе его, Питера, угрозы, что Уэйд должен быть тише воды, так что Паркер начал бесоёбить абсолютно нелогичным образом.

Шлепнувшись голой задницей на простыни, он тут же вскинулся, уперся пятками в одеяло и полез к Уэйду, обхватывая за шею и целуя мокро и горячо.

Уэйд чувствовал его настроение как натасканная ищейка чует заныканный кокаин, и одного взгляда в блядски поблескивающие глаза Паркера хватило, чтобы подтвердить догадки. Уилсон ухмыльнулся, но Питеру не мешал. Ему такая игра тоже была по душе.

Питера было везде много: он полез в штаны к Уэйду, стянул с него футболку и оставил быстро растворяющийся засос на шее, притерся голой задницей к колену, затянутому в жёсткую джинсу, старательно вылизывал кожу ключицы, перекореженную свежими язвами и каждую обвел языком так самозабвенно, без малейшего признака отвращения, наоборот, с каким-то извращенным удовольствием. И куда подевался тот застенчивый мальчик, что не мог потрогать его за член, не покраснев?

Уэйд крепко поймал Питера за подбородок, зацепил взглядом его шалые пьяные глаза и толкнулся двумя пальцами между губ.

— Чем лучше постараешься, — пообещал ему Уэйд с нежной жестокостью, — тем тебе же будет легче, Питти.

И Питер постарался. А потом полез к Уэйду на колени, потому что, видите ли, захотел сегодня объездить его сидя, и разве Уилсон когда-то был против? Он оперся спиной об стену и позволил Питеру стоять над ним, только ноги ему развел пошире, чтобы удобнее было растягивать. Пит выгнулся в пояснице, уперся одной рукой в стену у уэйдового виска, а второй держался за его плечо. Дышал, поганец, тяжело дышал Уэйду на ухо, но не стонал, скорее задерживал дыхание в те моменты, в какие обычно был бы стон. Уилсон, прогибая Питера, лениво подумал, что если бы Мэй зашла, ей бы открылся чудесный вид с первых рядов.

Питер сопел ему на ухо, со свистом прогонял воздух между сжатых зубов, и Уэйд оглаживал его по бокам и бедрам:

— Ну-ну, — прошептал он, — не напрягайся так. Я знаю, что тебе трудно сдерживаться.

Питер вскинул на него злой взгляд. Господи, подумал Уэйд, эта сладкая крошка сама придумала правила, и сама же теперь возмущается? Просто прелесть.

— Тебе тоже трудно, — возмутился Питер сдавленным шепотом. — Я ж-же знаю.

Уэйд ухмыльнулся, сплевывая и растирая слюну по входу и яйцам Питера, а свободной приспустил собственные штаны с трусами, неспешно себе надрачивая.

— Трудно, — не стал спорить Уэйд. — Но я умею себя сдерживать, Питти.