— Так и кто он? — не выдержал Питер.

— Он, — медленно ответил Уэйд, — Уэйд Уилсон.

Он постучал пальцем по стаканчику из-под зубочисток:

— Уэйд-Уилсон-до-экспериментов.

— Стоп, — покачал головой Питер, чувствуя, что сейчас его собственная голова развалится на несколько кусков.

Он отложил в сторону еду, вытер пальцы от жирного соуса и потянулся за стаканчиком с тремя одинокими зубочистками.

— Как так может быть? Ты — Уэйд Уилсон. Он никак не может, — Питер запутался в словах, помотал головой и попытался начать заново. — Ты — настоящий Уэйд…

— Да-а-а-а, — медленно протянул Уэйд, — я настоящий. Но настоящий-после-эксперимента, понимаешь?

— Нет, — честно признался Питер.

— До того, как случился эксперимент меня не существовало, был только тот чувак и отлично себя чувствовал. А потом все разбилось на осколки, и я — один из этих осколков.

— То есть ты…

— Просто ещё одна личность, ага.

В ту ночь, когда Уэйд это понял, он пустил себе пулю в голову, но Питеру об этом, разумеется, знать не следовало. Оказаться одним из изворотов шизофрении — не очень-то круто, поверьте на слово.

— Это еще не все, — проговорил Уэйд. — Я — часть его, а он — часть меня, и иногда кого-то из нас больше, а кого-то меньше. Раньше я этого не понимал, считая каждую из личностей частью собственного характера, но теперь-то понял, что в разных ситуациях мы — большой милкшейк, в котором иногда больше мороженого, а иногда — сиропа. Иногда шоколада, а иногда дерьма. Это я о Красном, надеюсь, никто не обиделся.

Уэйд невесело усмехнулся.

— Иногда во мне очень много до-Уэйда. Чаще всего, когда я с тобой, Пит. Он, знаешь… Из нас всех ему лучше всего удается тебя любить.

— Но я-то люблю тебя, мне все равно каким ты был когда-то, хоть дважды в неделю спасал котят.

— Малыш, — Уэйд все ещё усмехался, но от его тона у Питера все внутри смешалось в какой-то невыносимо ледяной ком, как от самого дурного предчувствия, — из наших с ним разговоров, мы выяснили, что иногда с тобой бывал он, а не я, и ты не замечал этого.

Питер потрясенно молчал. Он пытался вспомнить, когда такое было, когда он мог быть настолько слеп, чтобы не узнать Уэйда, его, черт возьми, Уэйда, принять за него кого-то другого, пусть и живущего в том же теле.

— Пит, это не важно, — Уэйд потянулся к нему, цепко поймал за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза, — я не собираюсь ревновать тебя к самому себе, тем более все это чуть сложнее того, как я пытаюсь объяснить. Я ещё не сказал самого важного.

— Боюсь представить, — пробормотал Питер.

— Он считает, чисто гипотетически, что каким-то образом наш разум пытается восстановиться. Может быть, дело в факторе регенерации, и он может работать с психикой, может быть, — Уэйд запнулся на секунду, но твёрдо договорил, — может быть дело в тебе и в тех чувствах, что мы все испытываем к тебе. Но, теоретически, у нас есть шанс снова стать относительно нормальным целым человеком.

Питер нахмурился.

— И в чем выражается то, что разум пытается восстановиться? Разве все не выглядит ровно наоборот? Твои раздробленные личности умудряются выхватывать контроль, начинают управлять тобой без твоего ведома. Этот до-Уэйд, Желтый, Красный.

Уэйд покачал головой:

— Это только сейчас так. Весь год, что мы провели с тобой, был просто отличным годом, Питер.

Уилсон произнес это так просто и искренне, что у Пита сжалось нутро.

— Даже Желтый с Белым реже болтали внутри башки, и, трудно передать, но я и правда стал чувствовать себя иначе.

— Значит, — продолжил мысль Питер, — это только в последнее время все пошло в другом направлении?

— Выходит, что так. Как будто я был слишком близок к тому, чтобы сбалансировать свои мозги, и все рухнуло, раскололось и проявились те части меня, о которых никто не знал.

— Откуда они вообще появились? — поднял бровь Питер. — Тот же самый до-Уэйд, почему он молчал всё это время?

— Это сложно объяснить, — Уэйд словно прислушался к чему-то, и Паркер догадался:

— Ты прямо сейчас говоришь с ним?

Уэйд коротко утвердительно кивнул головой.

— А поменяться местами сейчас вы можете?

— Я не могу заниматься таким при людях, Питер! — наигранно воскликнул Уилсон, и Питер громко фыркнул. Этот придурок точно был его Уэйдом, не ошибешься. Тот снова стал серьёзнее: — Нет, мы думаем, что не можем. Это как-то очень сложно работает, но рулю этим кораблём пока что я.

— Ладно, хорошо. Мы остановились на том, почему он молчал всё это время.

— Мы думаем, что дело опять-таки в возможном воссоединении. Большая часть осколков подружились и он… э-э-э, вернулся в сознание.

— Большая часть?

— Ага. Этот ебанутый парень, Красный, вроде как, индивидуалист. Идея объединения ему не нравится. Так, по крайней мере, говорит Уэйд.

— У меня голова кругом, — пожаловался Питер.

— А я кому этот поднос жратвы заказал? Жуй и восстанавливай моральные силы, — улыбнулся Уилсон, но потом поймал его ладонь и проговорил уже серьезнее:

— Эй, малыш. Все не так плохо. Теперь мы хотя бы знаем, что за хрень происходит, так что дело за малым — найти способ утрясти все это дерьмо. А я утрясу, будь уверен. Мы утрясем.

— Это ты сейчас о нас с тобой или о группе поддержки в твоей голове? — ляпнул Питер, а потом спохватился — это было грубовато. Но Уэйд пожал плечами и посмотрел ласково.

— О нас всех. Они часть меня. Я как твоя индийская жена — женишься на мне, изволь уважать большую семью и моих танцующих слонов.

Пит вздохнул:

— Да уж куда я денусь. И ты не мог бы помочь мне с этой горой еды? Я погорячился, когда сказал про все меню.

— Вообще-то, очень даже мог деться, — тихо заметил Уэйд, и в следующую секунду уже принялся рыться в содержимом подноса. — А что это тут у нас? Пауэр-биг-кесадилья? А ну иди ко мне, сладкая горячая детка. О нет, ты успела остыть? Черт возьми, серьезные разговоры вечно все портят! Начиная от жратвы и заканчивая настроением! А не, фсе ещо офень фкусно, Пифи!

Питер уставился на Уэйда набившего рот кесадильей так, что у него раздуло щёки как у хомяка-мутанта, и почувствовал, что это брошенное мимоходом замечание разбивает ему сердце.

Ведь он действительно мог. Не отвечать на звонки, отвернуться и сделать вид, что ничего не было. В смысле, у всех ведь бывают неудачные отношения, и люди просто как-то учатся всё это не вспоминать, хоронят в памяти под горой других ничем не примечательных дней.

Он подумал, что мог бы забыть все это: идиотские шутки Уэйда, то, как он поддразнивал его, заставляя говорить разные штуки, от которых Питер вспыхивал до пунцового цвета, как он засыпал миллион раз, утыкаясь Уэйду в плечо и просыпался от того, как тот, фальшиво напевая, готовил завтрак. Забыть первый поцелуй на крыше и тысячи тех, что были позже, забыть трах-список, Белого с Жёлтым, завтрак у Логана и Ртути.

Мог бы. Но тогда это был бы не он, не Питер Паркер. Кто угодно другой, но не он.

— Эй, это мой молочный коктейль! — возмутился Питер, отбирая у Уэйда второй высокий стакан. Тот бросил в ответ маленьким перемазанным соусом листком вялого салата и довольно заржал, но в его глазах читалось облегчение, потому что он прекрасно видел, о чем Пит думал. Может Уэйд Уилсон и был влюблённым психопатом, но идиотом он не был точно.

— Значит, — проговорил Питер, когда они, набив животы до отвала, десять минут брели вниз по улице, жалуясь друг другу на то, что сжирать все купленное было огромной ошибкой, — будем пробовать справляться с Красным?

— Ага, — отозвался Уэйд, — у меня был план, но я не в состоянии сейчас о нем говорить, прости, Питти. Вся кровь отлила от головы и прилила к желудку.

Пит фыркнул:

— Да она у тебя постоянно там. В нижней части тела.

— Подловил, — не стал спорить Уилсон. — Но это только когда ты рядом, черничка.

— Хочешь сказать, — ухмыльнулся Питер, — что пока меня не было, ты…