Мари видела, как Ифа залпом допивает кофе, и, невнятно бросив: «Мне нечего тебе сказать», уходит прочь.

Куда-то, откуда потом раздаётся хлопок двери, и бедный напуганный Лукас выглядывает из своей комнаты.

Парень догнал Мари, когда она садилась в свою машину.

Немного взъерошенный, прищуренный, с хитрой улыбкой.

— Как прошло? Хреновасто?

— Нормально. Я этого и ожидала.

— А я нет. Почему она ведёт себя как девственница на выпускном?

— Лукас! Она твоя мама.

— Я знаю, но ты же к ней с чистыми и искренними намерениями. Мне перестать её уважать?

«Если он начал её уважать, — это хорошо. Нельзя испортить это начало. Их отношения на грани исцеления, и просто не имею права испортить их».

— Нет, Лукас. Скорее, наоборот.

— С чего вдруг?

— Твоя мама не может открыть сердце человеку, в котором она не уверена.

— Ну она же спала с теми людьми в кадре!!!

— Лукас! Это другое. Когда человек обнажает сердце, вот тогда, он по-настоящему раздет.

Судя по сдвинутым бровям и кивку, парень понял, что пыталась донести до него Мари.

Он повёл себя очень странно, но она не стала препятствовать тому, что подросток обнял её, прежде чем она села в машину.

В отличие от Мари, Лукас знал, что его мама смотрит в окно и всё видит.

====== 16 ======

После довольно насыщенного утра Мари пришлось работать более усердно и буквально заставлять себя слушать пациентов.

Время от времени она думала о мисс Блаттер и о том, что её чувства оказались взаимными.

«Однако, давить сейчас на Ифу и пытаться доказать ей то, чего она слышать не хочет — крайне глупо.

Но ещё более глупо — это делать вид, что отступаешь».

Когда рабочий день Мари подходил к концу, в дверях её кабинета оказался не кто иной, как… Патрик.

Он был слегка мятым, не до конца протрезвевшим, словно провёл ночь в баре, и смотрел на девушку, словно на спасательный жилет.

Единственный, в открытом океане.

Единственный, на тонущем корабле.

— Добрый вечер, Патрик. Чем обязана твоему визиту?

— Мари, мне очень нужна твоя помощь.

— В своём кабинете я часто слышу эту фразу, но хотелось бы конкретики. В чём?

Девушка не думала, что их разговор затянется на долгое время, поэтому она начала собирать со стола бумаги и попутно выключать компьютер.

— Устрой мне встречу… с ней.

— И что ты ей скажешь?

Девушка ощутила, как похолодели её конечности, а вдоль позвоночника пробежали мурашки. Она не думала, что её выбьет из колеи просьба Патрика. Она не думала, что способна ревновать Ифу к прошлому.

— Скажу, что мне жаль. Я мог бы сам попытаться узнать, как у неё дела. Скажи, она сейчас замужем? Или, может, встречается с кем-нибудь?

— Зачем тебе это? — Мари услышала свой голос со стороны, он прозвучал грубо. — Собираешься исправить отношения с «семьёй»?

— Пока не думал об этом. Для начала, я хочу увидеть её и…

— Да! — девушка перебила Патрика на полуслове. — Она встречается кое с кем.

— Понято, — подавил грустную улыбку мистер Рой, чем ещё больше разозлил девушку. — Так ты поможешь мне со встречей? Я не останусь в долгу, ты же знаешь. Проси, что захочешь.

— Я подумаю и поговорю об этом с Ифой.

— Она уже знает, что я здесь?

— Да.

— Как отреагировала? Злилась? Нервничала?

— Ей было всё равно.

Мари приехала домой как выжатый лимон.

Она столько не устала от сидения в своём кресле и слушая людей, как от одного Патрика за последние полчаса.

Ей не хотелось думать, как отреагирует Ифа на просьбу Патрика и как отреагирует Лукас, когда узнает, что его отец здесь.

«Лучше бы он улетел домой после нашей встречи, но, судя по его навязчивой идее увидеть Ифу, он решит остаться здесь на неопределённый период».

В квартире снова стало тихо, после переезда Пейдж.

И только Мари подумала о близкой подруге, та ей позвонила.

— Привет, семейному гнездышку?! — улыбнулась девушка, слушая на заднем плане лепетания Лизэль.

— Скажешь тоже, Мари! — рассмеялась подруга. — Я тут как проклятая с обустройством этого гнёздышка. Представляешь, не знаю, что где лежит. То ли дело у тебя было, всё на своих местах.

— Э-э-э, нет, Пейдж! Обратно не просись!

— О, ты поди уже впустила в своё гнёздышко птичку с чёрными пёрышками?

— Нет…

— Ох и тормоз же ты! Я тебе зачем квартиру освободила? Мне приехать и пнуть тебя в нужном направлении?

Мари узнавала старую добрую Пейдж.

— Я прекрасно знаю, какое направление мне выбрать.

— Очень интересно! Делись, пока Лиза не перевернула мне тут квартиру со своими игрушками. Зачем я только показала, где они лежат… Ну так, о чём я?! Внимаю!

— У неё, первая любовь здесь нарисовалась. И её друг-сутенёр не особенно мне нравится. Слишком много я историй о нём слышала.

— Плевать на бывшего и уж тем более на сутенёра! Смотри, как бы ты не стала его сутенёром!

— Я? — Мари не выдержала и рассмеялась в голос. — Как ты себе представляешь?

— А что, ты женщина коварная, в психологии разбираешься.

— Слышали бы тебя мои пациенты. Хохма!

— Никакая не хохма! От темы не слизывай! Что будешь делать по завоеванию дамы сердца? Ты, надеюсь, сказала ей, что чувствуешь?

— Сказала. Тебя послушала и как дура сказала, что она мне небезразлична.

— Хвалю. А теперь, пока она думает о вас… бери её и неси в своё гнёздышко. Пока тёпленькая, как твой папа говорит. Кстати, его мечта сбудется.

— Какая ещё мечта?

— Он хочет от вас внука.

— Мало ли, что он хочет…

— Давай я позже перезвоню, моя мартышка уже полезла на кухне что-то бомбить.

— Ладно, давай! Поцелуй козявочку от меня и не ругай её там.

— Обязательно! Пока-пока, целую!

— Хасан? — Ифа постучала в открытую настежь дверь. — Можно тебя?

— О, Ифа! Только о тебе вспоминал. Меня не только «можно», меня нужно! Как твои дела?

Заметив, что женщина несколько напряжена, он поспешил убрать в сторону все свои дела и со вздохом уселся в кресло. Мисс Блаттер крайне редко посещала его кабинет, и раз уж она здесь, после их небольшой ссоры, значит, дело действительно важное.

— Только не говори, что снова пришла просить о переносе съёмок? Я обещаю, что оплачу тебе день в тройном размере, если будешь сниматься «в главной роли».

— Я здесь не за этим, Хасан! И прекрати разговаривать со мной как с актрисой.

— Но ты и есть актриса, разве нет?

Ифа подошла к столу мужчины и бросила перед его лицом лист бумаги, исписанный её не особенно разборчивым почерком.

— Что это? — мужчина приподнял лист кончиками пальцев, будто перед ним был испорченный носовой платок.

— Я ухожу. А это, моё заявление.

— Ты сошла с ума? Кому ещё я смогу доверить свои магазины? Так, Ифа, я понял: чего ты хочешь?! — Хасан был взбешён и, быстро достав из своего кейса несколько купюр, «аккуратно» швырнул их на заявление. — Это аванс, остальное сегодня вечером на карту. Я заплачу тебе, сколько обещал. Мы же друзья, в конце концов.

— Мой сын, — Ифа улыбнулась, вспоминая о своём ребёнке, — назвал меня мамой. Знаешь, что я почувствовала вчера, после его слов?

— Откуда мне знать?

— Вот именно. Я думала, что всю свою жизнь убегаю от родителей, а ты спасаешь меня… Мы были с тобой вместе, когда мне было больно и плохо, но я не понимала, что ты был рядом для того, чтобы мне стало ещё хуже.

— Ифа, что за бред? Ты выпила что ли?

— Вот ты всегда так говоришь, когда я пытаюсь быть с тобой откровенной. Вчера я почувствовала, что больше не одна.

— Твой сынок, завтра же, изменит своё мнение. Поэтому, порви свой позор, — Хасан придвинул заявление об уходе обратно к женщине, — и сделаем вид, что я его не видел.

— На этот раз подпиши мой «позор», и я уйду.

— Бога ради, Ифа, ты спятила! Давай я дам тебе отпуск? Помнишь, ты хотела в свою чёртову Грецию? Я готов оплатить тебе сказочную поездку.