Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Выйдя из поезда в Чикаго, она дала телеграмму Сэму Трампу. Потом сняла номер в какой-то дешевой гостинице и ждала его ответа, который пришел в телеграфную контору на следующее утро. В телеграмме говорилось, что он с радостью предоставит ей питание, жилье и ведущие роли в своей маленькой постоянной труппе. Для человека, стоявшего на пороге банкротства из-за пристрастий к бутылке, Трамп был слишком самоуверен. Но за своими переживаниями Уилла просмотрела очевидное: просто он был актером.

Как и отец Уиллы, мистер Сэмюэль Гораций Трамп родился в Англии, в Сток-Ньюингтоне. В Соединенных Штатах он жил с десяти лет, но старательно сохранял свой английский акцент, веря в то, что это в немалой степени способствует его заслуженной славе. Сам себя он причислял к лучшим актерам Америки, хотя в театральных кругах также был известен под менее лестным именем Рыдающего Сэма, и не только потому, что всегда мог заплакать по команде, но и потому, что делал это весьма неумеренно.

Ему было шестьдесят четыре, но он всем говорил, что пятьдесят. Без специальных ботинок на каблуках, в которые сапожник к тому же добавлял специальные вкладыши, увеличивающие рост на полтора дюйма, он дотягивал лишь до пяти футов шести дюймов. Это был пухлый добродушный человек с ласковыми темными глазами и тяжеловатой походкой, при которой подпрыгивал его солидный живот. Его довольно обширный гардероб устарел лет на двадцать. Импресарио, незаконно ставившие порядком подсокращенного Диккенса, всегда отводили ему роль Микобера. Однако сам Трамп видел себя Карлом Великим, Тамерланом или, уж слишком злоупотребляя доверием публики, Ромео.

За свою жизнь Трамп знал немало женщин. Когда он был трезв или даже слегка во хмелю, то мог быть веселым и обворожительным. Любому, кто соглашался его слушать, он признавался в том, что много раз был влюблен, однако правда заключалась в том, что Трамп сам прекращал все свои романы. Еще в молодости он решил, что узы брака могут помешать его карьере, которая непременно приведет к мировой славе. Только вот пока что-то так и не привела.

Хотя Уилла тоже, как и многие из их актерской братии, соблюдала театральные приметы, Трамп довел этот ритуал до высот настоящего искусства. Он отказывался обвязывать сундуки веревками, не нанимал косоглазых актеров, не носил желтого, никогда не репетировал по воскресеньям и велел швейцару швырять камнями в любую бродячую собаку, которая вздумает приблизиться к служебному входу театра во время представления. Он всегда приказывал опустить занавес, если замечал в первых пяти рядах рыжеволосого зрителя. Носил в шейном платке булавку с голубоватым лунным камнем в золотой оправе и хризантему (только не желтую) в петлице, всегда пряча и то и другое где-нибудь на себе, выходя на сцену. Ему никогда бы и в голову не пришло ни ставить, ни играть в шотландской пьесе.

Единственной приметой, которую он нарушал, был запрет говорить о будущем, ведь так можно было его сглазить. Наоборот, он очень любил повторять «завтра», «на следующей неделе» или «на следующем спектакле», соединяя в разных вариациях эти обороты с фразами вроде «в зале будет важный продюсер», или «придет телеграмма», или «получим ангажемент на целый год».

Его театр назывался «Театр Трампа в Сент-Луисе» и был построен другим импресарио на северо-западном углу Третьей и Олив-стрит. Последнюю Трамп предпочитал называть рю де Гранж, считая, что намного более элегантно использовать изначальные французские названия, существовавшие в городе. Театр вмещал триста зрителей, для которых в зале были поставлены кресла вместо привычных в то время скамеек.

За время долгой дороги до Сент-Луиса Уилла успокоила себя насчет происшествия в «Новом Никербокере». Возможно, через пару лет Вуд забудет о своих обвинениях, и она сможет вернуться. А пока, на случай если месть Вуда протянется за пределы Нью-Йорка, она будет называть себя миссис Паркер. Возможно, это запутает тех, кто станет искать незамужнюю женщину, а заодно и оттолкнет от нее нежеланных кавалеров. Назваться Уиллой Поттс она решительно отказалась.

В общем, к тому времени, когда она сошла с речного парома на набережную Сент-Луиса, настроение ее стало уже вполне сносным. Сэма Трампа она нашла в театре – он раскрашивал задник с изображением леса. Сэм восторженно вскрикнул, когда они с Уиллой обнялись, театрально расцеловал ее, а потом открыл бутылку шампанского, которую почти всю сам и выпил. Когда вино подходило к концу, Трамп внезапно сделал ошеломительное признание:

– Я немного перестарался в своей телеграмме, милая девочка. Ты решила устроиться на руинах.

– Сент-Луис показался мне вполне процветающим, Сэм.

– Я говорю о театре, дитя мое, о театре. Мы должны всем своим кредиторам. Да, зрители у нас есть. Иногда даже бывает аншлаг. Но по причинам, совершенно для меня непостижимым, я не могу сохранить в кассе ни шиллинга.

Уилла могла бы назвать одну из причин такого положения, которая стояла сейчас прямо перед ними в серебряном ведерке из театрального реквизита и была сделана из зеленого стекла.

Сэм удивил ее во второй раз, когда сказал с виноватым видом:

– Тут нужна более ясная голова, а не такая седая и потрепанная, как моя. – Седина виднелась лишь на висках, остальные волосы Сэм красил в отвратительный каштановый цвет. Он сжал ее руку. – Ты не согласилась бы совмещать актерскую работу с хозяйственными делами театра? Несмотря на молодость, у тебя большой театральный опыт. Я не смогу платить тебе за дополнительные обязанности, но в качестве компенсации твое имя на афишах будет написано такими же буквами, как мое. – И добавил с большой важностью: – Этого удостаиваются только ведущие актеры.

Уилла рассмеялась, как не смеялась уже давно. Ей предлагали заняться тем, чего она никогда прежде не делала, но догадывалась, что для этого требуется прежде всего здравый смысл, внимательность и умение считать деньги.

– Это так неожиданно, Сэм! Позволь мне подумать хотя бы до завтра.

На следующее утро она пришла в контору театра, такую же вместительную и уютную, как курятник. Разумеется, над дверным косяком была прибита неизменная лошадиная подкова. Трамп сидел, печально подперев голову одной рукой, а другой гладил черного театрального кота Просперо.

– Сэм, я принимаю твое предложение… но с одним условием.

– Великолепно! – с восторгом воскликнул он, пропустив ее последние слова мимо ушей.

– Вот мое условие. Первое, что я сделаю в своем новом качестве, – это поставлю тебя на довольствие. Театр будет оплачивать тебе расходы на жизнь, но не на виски, пиво, шампанское и прочую выпивку.

Сэм ударил себя кулаком в грудь:

– О! «Больней, чем быть укушенным змеей, иметь неблагодарного ребенка…»[5]

– Сэм, я просто берусь вести дела театра. Или ты хочешь, чтобы я уехала?

– Нет! Нет!

– Тогда отныне ты на жалованье.

– Слушаю и повинуюсь, милая леди. – Сэм опустил голову, скрыв лунный камень в галстучной булавке.

ТЕТРАДЬ МАДЛЕН

Июль 1865-го. Мрачное настроение прошло. Тяжелая работа – отличное лекарство от уныния.

В штате продолжается суматоха. Временным губернатором теперь стал судья Перри. Он пообещал осуществить программу Джонсона и для этого назначил на тринадцатое сентября заседание конституционного конвента.

Генерал Гилмор из Хилтон-Хеда командует девятью военными округами, в каждом из которых стоит гарнизон Союза; их первоочередная задача – предупреждать межрасовые беспорядки. В нашем округе среди военных есть чернокожие, и многие мои соседи со злостью говорят, что от ниггеров теперь проходу нет. Думаю, так будет до тех пор, пока мы не разрешим все разногласия и не научимся жить в гармонии. Это мое сердце, Орри, а не мои предки привели меня к вере в то, что если Господь Всемогущий когда-то и задумал один эксперимент, по которому республика должна справедливости ради выполнить свое обещание и дать свободу всем людям, то этим экспериментом было деление людей по цвету кожи.

вернуться

5

У. Шекспир. Король Лир. Перевод Б. Пастернака.

15
{"b":"661659","o":1}