— То есть… — начинает Дин.

— То есть завтра ему не нужно работать, — отвечает Сэм. Они оба смотрят на Кастиэля. — Что крайне удачно, — добавляет Сэм, — так как, судя по его виду, подмести пол в магазине ему сейчас будет не легче, чем полететь на луну.

Это странная аналогия и, похоже, неожиданная для самого Сэма. Дин смотрит на плечи Каса, вспоминая слабое лихорадочное дрожание его горячих крыльев ночью.

Сэм говорит медленно:

— Интересно, правда ли он это мог? Когда-то? Полететь на луну?

— Я буду счастлив, если он хотя бы проснется и съест крекер, — отвечает Дин.

***

— Прости, Дин, — предсказуемо говорит Кас вечером в среду. Он уже на ногах, хоть и ходит еще немного нетвердо. Они наконец добрались в бункер, и Дин не спеша ведет его за локоть по коридору, пока Сэм забирает вещи из машины в гараже.

— Я же велел тебе перестать извиняться, — отвечает Дин. Он бедром открывает дверь в спальню Каса и проводит его внутрь. — И Сэм тебе то же самое говорил. Уже раз сто.

— Но я не только за тошноту, — поясняет Кас. — Я в другом смысле. Прости, что… — он умолкает. Дин провожает его до кровати и заставляет сесть, и Кас послушно опускается на матрас. Он выглядит задумчивым, будто не знает, как закончить мысль. Наконец он смотрит на Дина снизу вверх и говорит серьезно: — Прости, что не могу сделать для тебя больше. Мне сложно выразить, как я об этом жалею.

Сначала Дин даже не понимает, о чем он. Кас добавляет:

— У меня просто… нет сил. Я до сих пор… Я чувствую такую усталость, Дин, — просто невероятную апатию. Как будто я на дне океана. Как будто мои крылья покрыты — не знаю, дегтем, так что я даже сложить их не могу… — Он действительно сутулится: его плечи округлились и голова повисла, как если бы ему тяжело было даже просто сидеть прямо. Дорога из Денвера была долгой, и у Каса явно слипаются глаза.

— Я, кажется, только и могу что спать, — говорит Кас с грустью. — Я так хочу сделать тебе приятно… — («Ох…», — думает Дин.) — Но я только и могу, что спать. Только и могу… — он вздыхает, — …надеяться, что рвоты больше не будет и у меня получится хоть немного поесть… Только и могу думать о том, чтобы лечь. — Кас с усилием поднимает глаза на Дина и тихо произносит: — Ты заслуживаешь гораздо большего. Гораздо лучшего.

Дин на мгновение задумывается.

— Мне же больше не нужна кофта ленивца, верно? — спрашивает он.

Кас отрицательно качает головой. Дин садится с ним рядом, как можно ближе, и обхватывает его руками. Кас слегка дергается от удивления, но Дин только крепче сжимает объятие.

Кас начинает припадать к нему. Дин кладет руку ему на шею, пробирается под край его шапки (Кас снова в своей обезьяньей шапке) и гладит по затылку.

— Ты — гораздо больше, чем я заслуживаю, — говорит Дин. — Больной или здоровый, ты — гораздо, гораздо больше, чем я заслуживаю.

Кас качает головой.

— Любая из женщин, которых ты встречаешь в барах, может сделать для тебя куда больше. Хотя мне так хотелось все сделать правильно… — Его голос очень тихий, но уверенный, словно он уже думал об этом. — Я хотел сделать для тебя все наилучшим образом. Я знаю, что у меня нет опыта, но я хотел сделать все как можно лучше. Мне известно, что начало такого… контакта, какой был у нас, гм… — Он колеблется, уткнувшись лбом Дину в плечо. — Начало такого… взаимодействия, такого… развития событий… — (Похоже, Кас старается избежать слова «отношений», как будто не уверен, применимо ли оно.) — Начало важно. Я это знаю. И я очень хотел, чтобы тебе понравилось. В воскресенье мне показалось, что представилась возможность… но теперь я вижу, что это было ужасное начало.

— Ночь воскресенья была лучшей в моей жизни, — говорит Дин. Что, строго говоря, не совсем правда — местами несомненно присутствовали и неловкость, и волнение. В каком-то смысле это было неровное начало. Но даже при этом та ночь уже запечатлена в памяти Дина как удивительный вечер, несравненный опыт, драгоценный момент, которым он будет дорожить вечно.

Потому что, конечно, важна не только механика акта — важен партнер. Важно с кем это произошло. И что это значит — быть наконец со своим избранником.

— Та ночь была… — начинает Дин, но не может подобрать верного слова. Его привычное «офигенной» здесь не годится, правда же? И все остальное, что приходит в голову, («идеальной», «чудесной», «волшебной») кажется либо убогим, либо слишком пафосным.

— Она была лучшей, — повторяет он и крепче сжимает плечи Каса.

— Но с самого воскресенья я не мог…

— Это неважно, — говорит Дин.

— Но ты заслуживаешь…

— Я только хочу, чтобы ты поправлялся.

— Но я, вероятно, не сразу смогу…

— Я только хочу, чтобы ты поправлялся, — повторяет Дин. Может быть, на этот раз, смысл его слов доходит до Каса, потому что Кас умолкает. Дин говорит, слегка отстранившись и глядя ему в глаза: — Твоя единственная задача сейчас — это спать и поправляться. Это твоя единственная задача. И только это доставит мне радость. — Потом он добавляет (отчаянно надеясь, что это правда): — Кас, у нас будет время. У нас будет еще много времени. Отдыхай сейчас. Это все, чего я хочу.

Кас немного расслабляется, и, когда Дин снова подтягивает его к себе, опускает голову Дину на плечо. Дин целует его в шапку на макушке. Кажется, это место стало уже привычным для поцелуев, и, хотя Дину ужасно нравится шапка, он вспоминает, что другие варианты поцелуев еще до сих пор не испробованы. Не то чтобы это нужно делать сейчас, но, может быть, можно хотя бы поцеловать Каса в лоб? Дин пытается отстраниться, чтобы заглянуть ему в лицо, но тут понимает, что Кас навалился на него сильнее. Он не просто склонил голову на плечо Дину — его голова потяжелела фунтов на десять. Кас уснул.

Дин бережно опускает его на бок и накрывает одеялом. Кас просыпается лишь немного (достаточно чтобы сменить позу и взять Дина за руку — совершенно не вовремя, как раз когда Дин пытается снять с него ботинки). Дину удается его уложить, и, как только Кас оказывается укрыт до подбородка, он немедленно снова засыпает. Он по-прежнему держит Дина за руку, и, хотя Дин тоже измотан, он долгое время сидит на краю кровати, глядя на Кастиэля.

========== Глава 26. Я делаю ровно то, что хочу ==========

Дин наконец поднимается с кровати Каса и идет в кухню, думая взять перед сном пива — потому что сейчас ему просто необходимо глотнуть пива. Сэм уже в кухне, развалился на стуле и зевает. Конечно, от этого немедленно зевает и Дин.

— Ага, попался! — говорит Сэм, усмехаясь.

Дин сдерживает второй зевок.

— Черт, я с ног валюсь, — признается он и проверяет время на часах. К его удивлению, еще не так уж и поздно. Он отодвигает стул и садится напротив Сэма. — Боже, только без пятнадцати десять. А ощущение такое, будто три часа утра.

— Длинная пара дней, — замечает Сэм. — Как он? В машине вроде был ничего.

Дин кивает.

— Да, кажется, и сейчас в порядке. Хотя заснул сразу как убитый — но, по-моему, теперь это просто здоровый сон. — «Заснул, прямо пока я его обнимал», — чуть не добавляет он, но прикусывает язык и вместо этого делает глоток пива. Ни к чему сегодня излишне все усложнять.

— Дин… последняя пара дней… — начинает Сэм, потом говорит медленно и задумчиво: — Если честно, это была жесть. — Дин может только кивнуть, и Сэм продолжает, потирая лицо, словно старается проснуться: — Я совершенно без сил, а это даже не мне было плохо. До сих пор не могу поверить, что он справлялся с этим в одиночку. — Сэм опускает руки. — Но теперь у него хотя бы неделя перерыва, да?

Дин снова кивает.

— Полная неделя. Даже полторы — остаток этой недели и вся следующая.

— Надо, чтоб она не прошла даром, — говорит Сэм. В этом предложении слышится пугающая окончательность, как будто это может быть вообще последняя хорошая неделя Каса. Сэм теребит бутылку пива, вращая ее по кругу на столе. — Я имел в виду…

— Я знаю, что ты имел в виду.

— Я только хотел сказать, что надо устроить ему приятную неделю. Дать ему, что ли, каких-нибудь оборотней порезать…