Небрежным движением, как будто он просто укладывается поудобнее, Дин немного отворачивается от Каса и убирает руку с его плеча.
Кас тянется к Дину в темноте, нащупывает его плечо, прослеживает его руку вниз до запястья, бережно берет Дина за запястье и возвращает его руку ровно туда, где она была минуту назад. После этого он подвигается чуть ближе и кладет свою руку Дину на талию. И на этом расслабляется с легким вздохом.
В этой позиции есть что-то трогательно невинное, особенно учитывая, что их по-прежнему разделяет одеяло. Но из-за того, что они оба укрыты сверху, ощущение такое, будто они оказались в своем собственном коконе безопасности и тепла, и Дин в конце концов позволяет себе вновь уткнуться носом в шапку Каса. Он закрывает глаза, пытаясь заслониться от мыслей о будущем, от настойчивых вопросов о диагнозе и прогнозе… от тревожных догадок о том, что грядет в ближайшие недели. И о том, что случается с ангелами, когда они умирают. Он старается сосредоточиться на ощущении того, что Кастиэль рядом — Кастиэль, его ангел-хранитель, его соратник и друг, теплый и живой рядом с ним этой ночью.
Дыхание Каса замедляется — он снова заснул. В конце концов засыпает и Дин.
========== Глава 19. Я слышал, у вас отменные пироги ==========
Следующим утром Дин просыпается, обнаружив, что крепко обнимает подушку.
Просто подушку. Каса нет. Одеяло подоткнуто вокруг Дина — нижний край сложен у него под ступнями, верхний тщательно обернут вокруг плеч. Дину тепло и уютно, но Кас ушел.
По краям шторы из окна просачиваются тонкие яркие лучи солнца, но в комнате еще полумрак. Дин разлепляет глаза в тусклом свете, ощупывая рукой пустой матрас, где должен быть Кас. Потом обращает внимание на звук льющейся воды и замечает, что дверь в ванную закрыта.
Значит, Кас в ванной. Один.
Стоп, когда Кас в ванной один, это не всегда хорошо заканчивается, правда?
От прилива тревоги сон проходит. Дин отталкивает в сторону подушку и одеяло и садится на кровати, уже планируя, что делать, если окажется, что Касу опять плохо. «Звук похож на воду над раковиной, не в душе, — думает Дин, — так что, можно надеяться, Кас не потерял сознание в душе. Но что если его снова тошнит и он включил воду, чтобы заглушить звук? Или у него снова упало давление и он без сознания…»
В этот момент вода затихает. Пока Дин спешит к двери ванной, она распахивается и появляется Кас, уже полностью одетый.
— О, ты проснулся! — говорит он. — Доброе утро.
— О… привет, — бормочет Дин, от неожиданности делая несколько шагов назад и опускаясь обратно на кровать.
Он слегка изумлен тем, насколько нормально выглядит Кас — даже странно видеть его на ногах. Более того, он сменил одежду и теперь в новых чистых брюках и белой рубашке выглядит почти элегантно. Кажется, он только что принял душ: он вытирает голову маленьким полотенцем (явно пытаясь как можно деликатнее обращаться с волосами), и его лицо выглядит распаренным. Здоровым румянцем это не назвать, но все же гораздо лучше, чем его пепельная бледность в последние пару дней.
Облик ракового больного почти исчез. Это снова Кастиэль.
То есть Кастиэль, каким Дин помнит его с прошлой недели. Кастиэль, который стоит на ногах, ходит и разговаривает; который выглядит нормально и ведет себя нормально; и который, когда его спросишь, непременно скажет, что все нормально. «Просто заканчиваю кое-какие дела», — скажет он, пряча редеющие волосы под шапкой и пропадая в длительные необъяснимые поездки по неведомым «делам».
Это Кас, у которого могла быть девушка в Денвере (или даже парень). Кас, который, казалось, так таинственно отдалялся.
Хотя признаки, конечно, есть — теперь, когда Дин знает, на что смотреть. Рубашка слегка висит на нем, спадая с плеч на торс и руки более свободно, чем раньше. Ремень затянут до последней дырки, и брюки стали просторными, как будто даже мышцы его бедер истощились. Дин снова отмечает и худобу его лица: как выражены стали его скулы, как проявились морщинки в уголках глаз. И его слегка сутулую осанку.
Кас прекращает вытирать голову, сужая глаза, и даже осматривает себя — похоже, пристальное внимание Дина заставляет его думать, что что-то не так.
— Я прилично выгляжу? — спрашивает он, глядя на Дина с беспокойством.
«Прилично». Это слово напоминает Дину об эпизоде в мужском туалете госпиталя во Флагстаффе. Где их главной проблемой было отчистить плащ Каса и помочь ему причесаться.
— Ты выглядишь даже на удивление нормально, — отвечает Дин. Кас еще сильнее прищуривается, явно не доверяя его словам. — Нет, правда, — говорит Дин. «Ты выглядишь хорошо», — хочется сказать ему, но кажется, что это может прозвучать некорректно. (Уместно ли говорить больному раком, что он хорошо выглядит?) Поэтому Дин ограничивается нейтральным: — Определенно прилично.
— Надеюсь, ты прав, — отвечает Кас только. Он отворачивается к кухонной стойке и меняет полотенце на обезьянью шапку, откладывая полотенце и надевая шапку так стремительно, что его голова оказывается неприкрытой всего полсекунды. Затем он отходит к окну. Дин наблюдает за ним в тишине, сидя на кровати, все еще привыкая к тому, что Кастиэль снова в полном сознании и передвигается самостоятельно.
Кас приоткрывает штору. В комнату прорывается неожиданно яркий свет, и Дин щурится. На подоконнике виднеется маленький темный предмет, контрастно очерченный в солнечном свете: это цветок.
— Не хотел будить тебя светом, — говорит Кас. — Но я проснулся пару часов назад с мыслью о цветке. Я вспомнил, что он уже два дня без воды и, наверное, хочет пить. И два дня не видел солнца. Я забеспокоился и поставил его на окно, чтобы ему досталось утреннего света. Но за штору, чтобы ты мог поспать. — Он наклоняется и осматривает цветок. — Я немного полил его, но не знаю, сколько именно воды ему нужно… — Кас хмурится, глядя на цветок, и трогает пальцем землю в нескольких местах. — По-моему, с ним все в порядке… Надеюсь на это. Ты не знаешь, сильно ли ему повредят два дня без воды и солнца? Мне неизвестно, какие у него потребности. Как думаешь, добавить ему еще воды?
— Почему нет, — отвечает Дин, понятия не имея, сколько воды нужно цветку. — Если земля сухая, полей его еще чуть-чуть.
Кас берет ближайшую бутылку и начинает методично поливать цветок равномерной струйкой по периметру, вращая горшок рукой. Листья цветочка при этом подрагивают — их темные силуэты контрастно очерчены в золотистых лучах. Свет настолько яркий, что Кас с цветком похожи на фигуры в театре теней. Края гладких листьев цветка отливают золотом, и бутоны кажутся практически налитыми огнем оттого, как солнце пробивается сквозь лепестки. Профиль Каса обрисован так четко, словно высечен лазером. Его голова наклонена к цветку, и свисающие косички обезьяньей шапки придают силуэту загадочность, словно он какой-то призрачный древний инкийский бог.
«Как мозаика в витраже, — думает Дин. — Или средневековая картина: “Ангел, ухаживающий за цветком”». Солнечная аура вокруг Каса, конечно, до смешного напоминает сияние нимба — настолько, что Дину хочется пошутить на эту тему.
Но шутка не рождается. Вместо этого Дин вдруг осознает с абсолютной уверенностью, что он никогда не забудет этот образ Кастиэля с маленьким цветком, очерченный утренним солнцем.
«Он похож на ангела, — думает Дин. — Он всегда останется ангелом».
Что бы ни случилось. В каком бы обличье он ни был, сколько бы сил ни потерял, каким бы больным и слабеющим ни было его тело. Сколько бы времени ему ни оставалось. Кастиэль всегда будет ангелом.
У Дина щемит в горле и начинает щипать в глазах.
В этот момент Кас произносит:
— Повезло, что меня на него не вырвало, правда?
Дин едва не давится смешком.
— Вот уж умеешь испортить момент… — ворчит он себе под нос.
— Что? — переспрашивает Кас, глядя на него вопросительно.
— Ничего, ничего. Да, очень удачно, что тебя на него не вырвало, и давай это так и оставим. — Дин встает и обходит Каса, чтобы пошире раздвинуть шторы и впустить в комнату свет. — Ну что, новый день? — говорит он, пытаясь сосредоточиться на следующей задаче: что потребуется Касу сегодня? — Должен сказать, ты выглядишь гораздо лучше. Хорошо спал?
