— Иди сюда, сядь, — предлагает Дин и кладет руку Касу на плечо, намереваясь отвести его к столу, чтобы он присел и попробовал попить. Но Кас не подпускает Дина, резко отталкивая его руку.

— Иди сними себе номер, — говорит Кас. — Иди. Ты сказал, что снимешь отдельный номер. Иди, Дин, — настаивает он сурово, тяжело опираясь на дверной косяк.

Это воскрешает в памяти Дина другой эпизод, случившийся годы назад, когда Кас так же оттолкнул его руку. Когда он так же велел Дину: «Иди». Тогда, когда Дину пришлось оставить его одного в Чистилище.

Конечно, от этого воспоминания решимость Дина остаться только укрепляется.

— Так, товарищ мазохист, давай-ка договоримся. Ты позволишь мне на одну секунду тебе помочь, а я взамен прослежу, чтобы ты не расквасил себе лицо. Потому что ты еле держишься на ногах, дружок.

Дин снова подносит руку к плечу Каса, Кас снова отталкивает ее и теперь пытается проскользнуть мимо Дина. Но, как и ожидалось, его самостоятельности хватает лишь на два нетвердых шага, после чего у него просто подкашиваются колени. Кас выглядит почти растерянным, оглядываясь вокруг, словно не понимает, почему вдруг падает.

— Эй-эй-эй! — восклицает Дин, второпях подхватывая его за пояс. Это неудобный захват, и почему-то Кас при этом вздрагивает. Он ахает, явно от боли, и поспешно вцепляется в руки Дина. Конечно, от этого Дин немедленно разжимает хватку, и Кас выскальзывает из его рук на пол. Его падение лишь слегка смягчается тем, что Дин в панике успевает схватить его за запястье, в то время как Касу чудом удается уцепиться другой рукой за джинсы Дина. Держась за карман его джинсов, Кас оседает на пол сбоку от Дина и приземляется на колени с глухим стуком.

— Как ты? — немедленно спрашивает Дин, склонившись над ним и взяв его руками за плечи. — Что это было?! Это я сделал тебе больно?!

— Нет… все в порядке… Но где… — говорит Кас хрипло. Он снова оглядывается по сторонам. — Где мои стулья?

— Ох, черт, — произносит Дин, глядя на стулья, которые теперь опрятно стоят у стола. — Я их убрал. Прости.

«Черт. Я убрал стулья. Я убрал стулья. Он ожидал, что здесь будет стул — стул, на который можно сесть, — понимает Дин. — Но я убрал стулья». Стулья были расставлены по комнате совсем не случайно. Они были расположены стратегически, правда же? Кас поставил их на эти места намеренно. Дин слегка выпрямляется, по-прежнему поглаживая Каса по плечам, но теперь еще и осматривая планировку комнаты и пытаясь вспомнить, где стояли стулья.

Два из них располагались на расстоянии пары шагов между кроватью и дверью в ванную. Они обозначали путь в ванную, не так ли? Третий стул стоял на полпути между кроватью и кухонной раковиной.

Островки отдыха. Через каждые два шага.

Теперь до Дина начинает доходить и назначение подушек на полу. Он смотрит на кухонную стойку, на сложенные там полотенца и кастрюли и составленные бутылки воды. И одеяло тоже было на полу. Все это лежало рядом с подушками. Не на стульях, иногда даже не рядом со стульями — на полу.

Стулья служили островками отдыха, когда Кас не мог далеко пройти. И, как это ни ужасно, он выложил себе еще и путь для передвижения ползком. Подушки, и одеяло, и бутылки с водой, расставленные на полу через каждые несколько ярдов — это была его тропа для передвижения ползком, когда идти нет сил. А кастрюли с противнями — наверное, на случай рвоты, когда он не может доползти до туалета.

Мысль о том, что Кас готовил все это заранее — расставлял стулья в нужные позиции, раскладывал по полу подушки… запасал воду впрок… Мысль о том, как он все это планировал, как готовился, просто ужасна. Когда он сделал все это? Прошлым вечером? Этим утром? Он, должно быть, корректировал свои приготовления из недели в неделю, идеально выверил всю схему за прошедшие месяцы…

«Я убрал стулья, я убрал подушки, — думает Дин. — Я все передвинул. Я все ему нарушил».

— Так, ладно, Кас… — произносит он хрипло. — Ангелам пора спать. Я расставлю стулья обратно, и все остальное тоже. Прости, я не знал.

Он опускается на корточки рядом с Касом, аккурано заносит его руку себе на плечо и обнимает его за спину. Теперь он изо всех сил старается не задеть синяки или какие-то еще болезненные места.

— Скажи мне, если больно, — просит Дин, но Кас только бормочет предсказуемое «все в порядке». При помощи Дина он медленно поднимается на ноги. И потом, пока Дин почти тащит его на себе к кровати, говорит настойчивым шепотом:

— Не надо… Не надо мне помогать. Ты не сможешь.

— Кас, прекрати это! — требует Дин. Он испытывает такое потрясение — и оттого, что минуту назад, похоже, сделал Касу больно, и от этой жуткой мысленной картины, в которой Кастиэль методично раскладывает на полу подушки, — что начинает почти злиться. Они добираются до кровати, и Дин максимально бережно сажает Каса на край матраса. Кас садится, сгорбившись, секунду молчит, собираясь с силами, потом поднимает глаза на Дина.

— Все в порядке.

На этот раз Дин уже усмехается.

— Идиотизм какой-то… — бормочет он. — Ну позволь мне помочь! И ты должен мне говорить, если я делаю что-то, что причиняет тебе боль!

— Дин, мне не нужно содействие, — настаивает Кас. — Если понадобится помощь, я тебе позвоню. — Он делает попытку немного выпрямиться, опершись на одну руку, но все равно выглядит откровенно жалко: сидит, полускрючившись, сжимая свободной рукой обернутый вокруг шеи шарф (словно ему холодно), и снова дрожит. — У меня есть телефон, — уверяет Кас. — Я позвоню. Я напишу. Иди.

— Кас, забудь, я остаюсь с тобой, — говорит Дин, расставляя стулья приблизительно в те места, где они стояли изначально.

— Тебе нельзя быть со мной рядом, — настаивает Кас упрямо, качая головой.

— Приятель, ты едва можешь стоять на ногах! — не выдерживает Дин. Он кидает на пол пару подушек — как ему кажется, примерно в исходные положения, после чего хватает бутылку воды и лоток с кухонной стойки и сует их Касу в руки.

Кас берет их молча и смотрит на Дина измученным взглядом.

— Послушай, я никуда не уйду, — заявляет Дин. — Тебе придется с этим смириться.

— Ты не понимаешь, — отвечает Кас, теперь глядя на него практически свирепо. — Мне будет плохо. Опять. Еще много раз сегодня. Пойми, ты можешь… ты можешь… — Кас колеблется, бросает взгляд на лицо Дина и, кажеся, принимает к сведению его упрямое выражение. Он издает раздраженный вздох. — Ты можешь испачкаться, Дин, — говорит он наконец.

— И что? — спрашивает Дин. Конечно, мысль об этом немного неприятна, но Дин ни за что не допустит, чтобы Кас убирался тут сам. — Если тебе будет плохо, я помогу тебе все убрать. Я имел дело и с куда худшими вещами, поверь мне.

— Но там же сплошные лекарства! — вырывается у Каса, и он поднимает на Дина взгляд, полный смятения. — Во мне сплошные лекарства! Как ты не понимаешь?!

Дин смотрит на него в недоумении.

— Там сплошные лекарства… — повторяет Кас, страдальчески глядя в сторону ванной комнаты, потом в сторону парковки, где стоит Импала… «И ее запачканная дверь», — вспоминает Дин. Касу явно не хочется произносить следующие слова, но в конце концов он выговаривает: — В моей… рвоте. В ней сплошные лекарства. Химия, она же токсична. Тебе нельзя ее трогать.

Эта мысль вообще не приходила Дину в голову, и он только ошарашенно смотрит на Каса. Кас тяжело вздыхает, кладет лоток и бутылку на кровать и выразительно указывает на себя:

— Я накачан лекарствами! Разве ты не понимаешь? Этой химией сейчас пропитана вся моя оболочка, Дин, мое, мое, мое тело… — (Странно слышать, как Кас говорит «мое тело». Раньше он всегда использовал только термин «оболочка».) Кас продолжает: — Все мое тело токсично. Я токсичен. Я сейчас пропитан ими, они у меня в крови! Если на тебя попадут какие-то мои телесные жидкости, Дин, — любые — если они попадут тебе на кожу, тебе тоже может стать плохо! Эрон меня предупреждал!

Дин только недоуменно моргает. Это что, реальная угроза здоровью? Он никогда о таком даже не слышал.