— Меня предупреждали, — повторяет Кас. Он снова дышит тяжело — ему явно непросто так много разговаривать. Теперь он вынужден опереться на руку всем весом, чтобы сидеть более или менее прямо, и другой рукой снова вцепился в шарф на шее, но тем не менее он заставляет себя поднять голову и посмотреть Дину в глаза. — В клинике. Доктор Клайн меня предупреждал: если кто-то за мной ухаживает, он должен носить медицинские перчатки. Я не могу рисковать твоим самочувствием, Дин, не могу, я не хочу чтобы ты когда-либо пережил подобное. Я этого не вынесу. Ты должен держать дистанцию! Пожалуйста… Иди, сними себе номер и оставайся там. Я позвоню, если нужна будет помощь.
«Он пытается уберечь меня… — понимает Дин. — Но он кое о чем забыл. Он забыл, что мы с Сэмом подкованы в мерах безопасности».
В конце концов, они всю свою жизнь имели дело с телами. И всевозможными «телесными жидкостями».
«И еще он забыл, что мною не так-то легко распоряжаться».
— Как долго? — спрашивает Дин.
— Ч-что? — Кас непонимающе моргает.
— Как долго ты токсичен? Лекарства же в тебе не навечно остаются?
Кас молча смотрит на него.
— Двадцать четыре часа, — отвечает он наконец. — Так мне сказали. Примерно двадцать четыре часа при моем типе химиотерапии.
— Всего-то? — говорит Дин облегченно. — Только первые двадцать четыре часа? И все?
Кас молча кивает, глядя на него снизу вверх. Сидя так, согнувшись и глядя на Дина широко раскрытыми глазами, он похож на маленького ребенка.
— Ладно, перчатки у меня есть, это не проблема, — говорит Дин. — Я надену перчатки на двадцать четыре часа.
Кас удивленно смотит на него.
— У тебя есть… медицинские перчатки?
— В багажнике. — На лице Каса отражается сомнение, и Дин напоминает: — Наша работа этого требует, Кас. Морги, осмотр тел, раскапывание могил. Мытье машины после отрубленных голов… У нас всегда в багажнике лежит несколько пачек перчаток — моего размера и Сэма. — И как только Дин произносит имя Сэма, он вспоминает: «Сэм же не знает».
«Сэм до сих пор не знает. И мне придется ему сказать. Надо позвонить ему сейчас же».
Мысли Дина на мгновение стопорятся, и ему приходится буквально встряхнуть себя, чтобы временно отложить эту проблему и вернуться к насущным делам.
— Ты только поэтому хочешь, чтобы я ушел? — спрашивает он. — Поэтому без конца меня отталкиваешь? Если так — не проблема, у меня есть перчатки.
Но Кас теперь отводит взгляд, роняя его на пол. Дин поднимает подбородок и, сузив глаза, пристально наблюдает за его поведением. Кас смотрит в сторону, плотно сжав губы. «Нет, когда ему плохо, он выглядит не так, — решает Дин. — Так он выглядит, когда что-то скрывает».
— Что еще? — требует он.
Следует длинная пауза; Дин стоит и ждет. Он понимает, что силы у Каса действительно на пределе и ему нужно отдыхать, но с другой стороны, Дин все более уверен, что Кас чего-то не договаривает. Чего-то существенного, из-за чего он не подпускает Дина и не принимает его помощь. Поэтому Дин выжидает — и наконец Кас смотрит на него почти робко и говорит, словно признаваясь в чем-то постыдном:
— Еще я не хочу, чтобы ты… ассоциировался… с этим. Со всем этим.
— Ассоциировался? — медленно повторяет Дин, пытаясь понять, что это значит. Кас теперь смотрит в пол откровенно смущенно.
— Твой… твой… — начинает он и в конце концов вздыхает, взмахом руки указывая на Дина — на его куртку, потом на волосы. — Твой запах. Твой аромат — запах твоей куртки, машины, волос — всего вместе, — говорит он. Потом добавляет, очевидно думая, что это все прояснит: — Формируется обонятельный условный рефлекс.
— Обонятельный… что?
— Обонятельный условный рефлекс, — повторяет Кас. Видя озадаченность на лице Дина, он пытается объяснить: — На меня накатывает такая тошнота… Такая сильная, Дин… И это настолько… кошмарное ощущение — просто отвратительное. Я и не подозревал раньше, как ужасно это может быть. Это хуже, чем боль. И доктор Клайн предупреждал меня, что если в это время я ощущаю… характерный… запах или вкус, то позднее этот запах, гм… — Кас колеблется, глядя на лежащую рядом бутылку. (Простая вода, обращает внимание Дин. В номере нет никаких жидкостей, кроме простой воды. Ничего со вкусом.) — Понимаешь, проблема в том, что потом…
Теперь Дин начинает понимать.
— Потом эти запахи вызывают у тебя тошноту? Сами по себе?
Кас кивает.
— Так уже произошло с некоторыми продуктами. С хот-догами, например… Я даже боялся, что это произойдет с твоими гамбургерами. К счастью, этого не случилось, но я все равно на всякий случай перестал их есть. Я не хочу приобрести к ним отторжение! И, видишь ли… — Кастиэль умолкает, потом медленно поднимает взгляд на Дина. Он, кажется, переборол застенчивость, потому что теперь смотрит Дину прямо в глаза и очень просто говорит: — Твой запах мне нравится.
Дин молча смотрит на него в ответ.
— Твоя куртка, — объясняет Кас. — Твоя машина. Твой… твой… одеколон, наверное — не знаю, что это, но это ты. Твой запах. И я не хочу, чтобы он ассоциировался с этим.
— Ладно, — говорит Дин, осмысляя услышанное. — Ладно. Я, кажется, понял…
Кас кивает. Он явно считает, что донес мысль, так как теперь позволяет себе рухнуть на кровать.
— Вот видишь, поэтому тебе надо уйти, — бормочет он, заваливаясь на бок, не сняв ни куртку, ни шарф, ни шапку и даже не потрудившись поднять ноги. Он так и остается лежать на боку, со свисающими с кровати ногами, устало моргая на цветок на столе.
Дин хочет помочь ему снять ботинки, но теперь каждую секунду он отдает себе отчет в том, насколько близко к носу Каса находится. Сейчас их разделяет где-то четыре шага — этого достаточно? Мысль о том, что Каса в будущем может мутить от одного присутствия Дина, очень пугающая. В какую сторону движется воздух в комнате? На стене под окном установлен маленький комнатный обогреватель, который дует теплом, и внезапно становится крайне важно определить, стоит ли Дин по ветру от Каса или против ветра.
«Я должен ему помочь все равно, — понимает Дин. — Я просто не могу иначе».
По крайней мере, сейчас Каса, кажется, сильно не тошнит — теперь он просто смотрит на цветок почти спокойно и дышит ровнее, — так что Дин в конце концов пододвигается ближе, чтобы дотянуться до его ног, и снимает с него один ботинок, затем второй. Кас при этом тихо вздыхает, но ничего не говорит: его взгляд на секунду перемещается на Дина, потом возвращается обратно на цветок. Дин осторожно поднимает его ноги на кровать, все это время отслеживая дистанцию от своего места до его носа. Затем он осторожно расправляет поверх Каса одеяло.
Тем временем Дин думает об ангелах, об остроте их чувств и о том, какое хорошее обоняние всегда было у Каса. Даже когда Кас был почти смертным, у него всегда был чуткий слух… обостренная восприимчивость к запахам.
Еще Дин думает о том, как Кас то и дело отталкивает его и одновременно с этим (практически в ту же секунду) хватается за него.
И потом Дин вспоминает об оборотнях.
Оборотни выслеживают людей по запаху. Обоняние развито у них чрезвычайно хорошо. Даже лучше, чем у ангелов, — Дин уверен, что по нюху оборотни превосходят всех других существ. Но даже при этом был случай, когда Дин надел чужую куртку, чтобы скрыть свой запах, и это сработало: он ухитрился подкрасться к стае оборотней незамеченным.
Если фокус с курткой прошел с оборотнями, сработает ли он и с ангелом?
«Я сменю всю одежду, — думает Дин, глядя с безопасного расстояния на то, как у Каса закрываются глаза. — И душ приму. Никакого одеколона, и не буду пользоваться своим обычным шампунем и лосьоном после бритья. Оденусь в другую одежду… Куртку точно надо сменить… на что-нибудь с сильным запахом, но не моим. Раз он запоминает запахи, я уж сделаю все возможное, чтоб это был не мой запах. И еще будут перчатки. Если повезет, Кас просто возненавидит запах лабораторных перчаток».
«Но даже если он возненавидит мой запах, я все равно остаюсь». Уж это-то очевидно. Потому что важен сейчас вовсе не Дин. И не то, чего хочется ему.
