— Вам помочь? — весьма любезно интересуется какая-то сестра, и Дин понимает, что встал посреди дороги с видом испуганного зверя.

— Я ищу друга. Он здесь… бывает… у Эрона Клайна? — говорит Дин. В его сознании еще теплится надежда, что Эрон окажется бойфрендом. Или хотя бы другом. Знакомым.

…который по совпадению онколог, отвечающий за химиотерапию, и которого Кастиэль навещает каждые четыре недели как по часам. Три недели через одну. В госпитале. У химиотерапии же какой-то повторяющийся график?

«У меня график, — сказал Кас. — Я бы хотел ездить на охоту, правда, но у меня график, которого нужно придерживаться».

Кас, курящий траву. Трава ведь помогает снимать тошноту и боль, да? Тут, в Колорадо, медицинскую марихуану используют уже очень давно. Здесь ее разрешили еще годы назад, задолго до того, как легализовали употребление в рекреационных целях.

Траву предложил Эрон. «Эрон очень помогает…»

— Вы на процедуры? — спрашивает сестра. Она бросает взгляд на цветок. — А, вы кого-то забираете?

— Что? — спрашивает Дин, едва в состоянии сосредоточиться на ее словах.

— Вы встречаете пациента? Забираете кого-то с лечения?

— Э… да, — отвечает Дин.

— Уверена, пациенту понравятся цветы. Имя?

— Что?

Сестра бросает не него нетерпеливый взгляд.

— Имя пациента?

— Э… Кастиэль…

— Фамилия?

Дин моргает, глядя на нее, совершенно не зная, что ответить.

Потом он вспоминает: «Ты наш брат». Вспоминает рисунки в ящике Каса — в частности тот, что изображает Дина в машине. Сглотнув, Дин отвечает тихо:

— Винчестер.

— А вас как зовут?

— Дин Винчестер. — Дин и сам немного удивлен, что дал свое настоящее имя.

— А, вы — член семьи? — говорит сестра, ища имя Каса в компьютере.

Дин отрывисто кивает и смотрит, как она пробегает глазами по списку в базе. Проходит несколько секунд, она все еще ищет, и за эти секунды Дин успевает убедить себя, что все неправильно понял. Что сестра сейчас поднимет глаза и скажет: «Здесь нет никого с таким именем». Что и адрес госпиталя, и доктор Клайн из отделения онкологии, и беспокойство Каса по поводу волос и веса — это все какое-то безумное совпадение.

Но теперь сестра кивает. Сестра кивает. Она нашла имя Каса. Она проверила список, нашла фамилию «Винчестер» и имя — которое несомненно уникально — и кивает.

— Я вижу, он указал вас как контактное лицо в чрезвычайной ситуации, — говорит сестра, отчего у Дина внутри все падает еще сильнее. (Кас продумал все достаточно далеко, чтобы спланировать, кому сообщить в чрезвычайной ситуации. Он указал контактную информацию Дина. Кас никогда не спрашивал, Кас ничего не сказал, но он думал об этом — должно быть, переживал, вынужден был планировать…)

— Я спросила, у вас есть с собой документы? — повышает тон сестра, и Дин моргает — он совсем потерялся в мыслях. Он находит единственное имеющееся у него удостоверение с настоящим именем и в оцепенении протягивает ей. Она кивает, делает пометку в компьютере и возвращает документ.

— Вы почти на полчаса раньше срока, — сообщает сестра.

— Что? — не понимает Дин. Голос выходит хрипом.

— Он еще на процедуре. Хотите пока выпить кофе? Эй… вы в порядке? — беспокоится сестра, нахмурившись.

Дину приходится вытереть глаза.

— Аллергия, — говорит он. Сестра подталкивает к нему коробку салфеток, он берет одну и высмаркивается.

— Аллергия в ноябре? — удивляется сестра.

Дин снова сморкается и прочищает горло.

— У меня аллергия на больницы, — удается выговорить ему.

Она сочувственно улыбается.

***

Сестра уходит проверить, где Кас, и вскоре возвращается со словами:

— Ему осталось еще пятнадцать минут на промывании физраствором. Вы же знаете протокол? Можете посидеть с ним, если только не хотите сходить за кофе. Пойдемте, я вас провожу. — Она манит Дина за угол и ведет его по одному из нескольких одинаковых на вид коридоров. — Вы знаете, — говорит сестра, — он не упомянул, что сегодня его забирает кто-то из семьи. Мы уже вызвали ему водителя, как обычно. Это мой недосмотр, нужно было спросить. Я просто предположила, что все как всегда — простите.

— Что? — опять спрашивает Дин, который, кажется, не понимает ничего из ее слов.

— Я уже вызвала его водителя. Водителя из службы помощи, который обычно отвозит его домой. Я позвоню и отменю. Так хорошо, что вы сегодня смогли приехать за ним… Он объяснял, что братья в разъездах и не могут встречать его, но мы, конечно, не могли не беспокоиться о том, есть ли у него на самом деле кто-то рядом.

Дин смотрит на нее непонимающе, и она чуть грустно улыбается ему на ходу.

— Некоторых пациентов некому забирать, — поясняет сестра. — Признаюсь, я волновалась, что ваш брат как раз в такой ситуации — что вызывает некоторую тревогу, так как… Видите ли, мы всегда переживаем за пациентов, которым приходится проходить через это в одиночку. Как он вам наверняка говорил, мы стараемся обеспечить его дополнительной поддержкой — помогаем одеждой, организовали для него доставку еды несколько раз в неделю, даем советы по питанию. Мы делаем, что в наших силах, но, честно говоря, финансирование на домашнюю помощь у нас скромное, и мы всегда переживаем, если у пациента такая ситуация. Поэтому нам особенно приятно, что вы здесь. Я сообщу доктору Клайну, он будет очень рад. Он даже дал Кастиэлю свой телефон, чтобы тот мог звонить, если что, в ночную смену после процедур — мы разрешаем это пациентам, которые едут домой одни. Но если с ним останетесь вы, то поводов для беспокойства меньше. Вы же с ним останетесь?

Дин решительно кивает.

— Что ж, хорошо. Ну вот мы и пришли. — Она отворяет дверь и отходит в сторону, жестом приглашая Дина внутрь. — Заходите, он в восьмом отсеке — проходите.

Она держит дверь открытой. Дин проходит.

***

Это протяженное помещение, одну стену которого целиком занимают панорамные окна, выходящие на город. У другой стены расположен целый ряд процедурных станций, отгороженных друг от друга шторками, висящими на металлических карнизах. Большинство шторок приоткрыты, так что, когда Дин смотрит на ряд пациентов, он видит по большей части ряд ног. Пациенты — не в кроватях: они сидят в удобных откидывающихся креслах, похожих на те, что используют на станциях переливания крови. Все пациенты — в обычной одежде, а не в больничных халатах. В удобной одежде, как отмечает Дин: он видит на людях спортивные штаны, пижамы.

Удобная одежда…

Он проходит мимо нескольких человек, но они почти не обращают на него внимания. Рядом с каждым пациентом кто-то сидит. Некоторые пациенты беседуют, некоторые спят, некоторые смотрят телевизор. У каждого стоит капельница, и похоже, им наказано пить, потому что у всех имеются бутылки, из которых пациенты потягивают воду.

«Они все расположены в ряд. И я тоже в ряду. Мы пьем и смотрим на звезды…»

Дин смотрит сквозь панорамные окна. Из них открывается неожиданно красивый вид на город. Сейчас ранний вечер: солнце уже село, и появляются звезды.

«Мы пьем и смотрим на звезды… Дин, жаль, тебя здесь нет».

Проходя мимо ряда пациентов, Дин чувствует себя словно в очень странном, сюрреалистичном сне. Шторки восьмого отсека частично задернуты и скрывают его внутренность из виду. Дин заглядывает за штору и видит Кастиэля.

Он один.

Он единственный из всех пациентов один.

Он лежит в кресле, откинутом до конца назад; его ноги приподняты. Голова слегка повернута на бок, глаза закрыты. Дин подвигается ближе и тихо зовет: «Кас?» — но потом понимает, что Кас спит.

На нем его мягкий синий свитер, ноги прикрыты одеялом. Его куртка и шарф висят на крючке на стене, вместе с сумкой. И на этот раз на нем нет шапки — она лежит на стуле у кресла.

Какое-то время Дин отвлечен тем, что рассматривает волосы Каса. Они определенно поредели. Растут как-то неравномерно. Но Кас не потерял их все — он по-прежнему похож на себя.

«Он носит шапку не потому что так уж плохо выглядит, — заключает Дин, — а просто чтобы скрыть эту неравномерность от нас. Чтобы скрыть от нас с Сэмом, что происходит».