Что за девушка эта Эрин?
В голове у Дина начинают разыгрываться различные сценарии, один другого хуже. Уж не пытается ли эта девушка забеременеть намеренно, чтобы Кас ее содержал? Это Дину, что ли, придется с ним поговорить?
Или Дин все неправильно понял? Может, Кас так смущен просто потому, что еще не спал с этой Эрин? А если нет… то почему, черт возьми, нет? Кас уже пару месяцев неделями пропадает в Денвере! Уж не водит ли его за нос эта Эрин?
Может, она его обманывает? Или она какая-то извращенка? А может, очень религиозная — из тех девушек, которым нужно время? Или…
Или… это какая-то игра с ее стороны?
Дин стоит и злится на воображаемую Эрин все сильнее, когда Кас наконец поднимает на него глаза. Теперь в его взгляде читается грусть. И… почти теплота. Теплота и беспокойство. Но отчего-то кажется, будто он беспокоится о Дине, а вовсе не о себе.
Что-то в выражении лица Каса заставляет Дина оставить подначки, и неожиданно он становится совершенно серьезен.
— Береги себя, — говорит он Касу так искренне и прочувствованно, будто им грозит новый конец света и это еще одно прощание.
Повисает пауза. И Сэм, и Кас теперь смотрят на Дина.
— Спасибо, — тихо произносит Кас, пряча презерватив в карман спортивных штанов.
Это точно такое же «спасибо», какое Кас сказал, когда Дин произнес речь «ты наш брат» перед решающим поединком с Амарой. Такое же «спасибо», как во Флагстаффе. Будто он не вполне знает, что сказать. Или сказать нужно так много, что он не может выговорить ничего, кроме одного этого слова.
Больше Кас ничего не говорит. Он просто поворачивается и уходит.
***
— Может, он с ней еще не спит? — предполагает Сэм, когда Кас ушел. — Хотя, видит бог, они провели вместе достаточно времени… — Он усаживается обратно на диван и в задумчивости смотрит на Дина. Следует неловкое молчание. Сэм пару раз набирает воздуха, бросая на Дина быстрые взгляды, как будто взвешивает — и отметает — несколько вариантов того, что хочет сказать. Наконец он произносит: — Знаешь, нам стоит за него порадоваться.
— Конечно, — отвечает Дин на автомате. — Да. Естественно я рад за него. — Он несколько раз проигрывает эту фразу в уме, стараясь превратить ее в правду: «Я рад за Каса. Правда рад. Я рад за него».
«Я правда очень за него рад».
Но почему-то ощущает Дин только… эту странную сосущую боль.
Это хреново, потому что боль означает, что Дин — мерзавец, ведь он должен быть рад за Каса. Он должен быть за него искренне рад. Особенно после всего, что выпало на долю Каса! После стольких лет мучений, сплошного ада, заклятий Ровены, ангельских сражений и одержимости Люцифером — видит бог, Кас заслужил счастье. Заслужил девушку, которая для него готовит и следит за тем, чтобы он носил шарф, и шапку, и свитер, когда на улице холодно. И она права: Кас действительно недостаточно тепло одевался, это очевидно — ведь уже поздняя осень, и на улице почти заморозки, а Кас лишен могущества, и плащ его совсем не по погоде, и как, черт возьми, Дин не заметил этого раньше? Конечно Касу нужна была другая одежда, конечно ему нужен был свитер, и жилет, и шарф, и шапка — ведь уже почти ЗИМА! Почему эта чертова «Эрин» заметила, что Касу холодно, а Дин не заметил?
Кас заслуживает кого-то, кто замечает, когда ему холодно.
Кого-то, кто его согреет.
Кас заслуживает кого-то, кто приглашает его в гости на выходные — и на целые недели. Кого-то, кто может подарить ему стабильную жизнь. Может быть, даже хорошую жизнь. Какое-то спокойствие наконец.
И может быть — может быть — немного любви. Дом с палисадником, и все такое.
Кас этого заслуживает. На самом деле. И Дин за него счастлив.
Во всяком случае, пытается быть.
***
Сэм теперь выключил звук на телевизоре и смотрит в потолок, словно все еще размышляя о чем-то.
— Похоже, что эта Эрин — ничего, а? — произносит он наконец. — Заботится о нем. Вон, шапку ему подарила.
— Эта шапка ужасна, — не может удержаться Дин. Сэм прыскает.
— Она, должно быть, сама ее связала, Дин! Ты так не думаешь? Шапка явно ручной вязки. — Сэм даже по-доброму улыбается. — Он обязан ее носить. И если подумать… — Он медлит, изучая Дина. — Это даже мило, что Кас почти не расстается с ней.
— Она ужасна, — настаивает Дин угрюмо. — И шарф тоже. И этот жуткий свитер. Он их не снимает, и они ужасны. Плащ был лучше. Особенно первоначальный.
Сэм заглатывает последнюю горсть попкорна и отвечает с полным ртом, усмехаясь:
— У тебя что, тот первый плащ оставил неизгладимый след в душе? Видать, слишком долго ты его с собой таскал…
Это должна была быть шутка, но Дин внезапно испытывает острую неловкость, и ноющее чувство в животе усиливается. Он встает, собирает оставленные с ужина тарелки, одинокий бургер, который не съел Кас, и полупустую миску попкорна, и уносит всю шаткую стопку посуды на кухню. Он надеется, что Сэм оставит тему и уйдет. Даже повторяет про себя: «Брось это, Сэм, брось». Но Сэм идет за ним по пятам, прислоняется к кафельной плитке на кухне, скрестив на груди руки, и наблюдает, как Дин выбрасывает несъеденный бургер в мусор.
— Знаешь, Касу позволительно от нас съехать, — говорит Сэм тихо. — Я понимаю, ты его искал. Понимаю, ты хотел, чтобы он жил с нами, уже… много лет, на самом деле. Но мы должны его отпустить.
— Ну само собой, — отвечает Дин, теперь чувствуя невероятное раздражение. — О чем речь вообще…
На противень из-под бургеров налипла какая-то дрянь, которую нужно отскоблить, так что Дин сосредотачивается на этом занятии. Он извлекает из-под столешницы старую металлическую мочалку из безграничного бункерского запаса кухонных принадлежностей, добавляет мыла и начинает отскребать противень так усердно, что поднявшаяся мыльная пена едва не переваливает через край раковины.
— Не ты ли сказал, когда мы встретили Цезаря и Джесси, что, если охотник доходит до финиша живым, это надо уважать? — говорит Сэм.
Дин думает о Цезаре и Джесси — о том, как они счастливы на своем ранчо, в окружении сотен маленьких жеребят (каждый раз, когда Дин представляет себе Цезаря и Джесси, жеребят в его мысленной картине становится все больше). И что-то сжимается у него внутри. Что-то болезненное. Он поворачивается к Сэму.
— Но что мы знаем об этой Эрин? — Дин взмахивает мочалкой для выразительности, и в воздух летят голубые мыльные пузыри. Один из них едва не врезается Сэму в лицо, но Дин не замечает. — Кто она? — вопрошает он. — Как они познакомились? Где? Это она предложила ему встречаться? Или он ей? Как именно это произошло? Она ему действительно подходит, Сэм? — Сэм молча за ним наблюдает. — Я имею в виду, она его заслуживает? — продолжает Дин. — Пусть только попробует не заслуживать! Ты же знаешь, какой он, как легко им воспользоваться… Мы ничего о ней не знаем! А что если она таки демон?
— Кас — взрослый, — замечает Сэм. — Даже больше того, ты знаешь. И он не идиот. Будь она демоном, он бы понял. И с чего ей быть демоном?
— Ну даже если не демон, — не унимается Дин, раздосадованный тем, как логично звучат доводы брата, — что если она ему не подходит? Что если она… не знаю, не уважает его, например? Она хоть знает, кто он, что он сделал?! Откуда ей знать, правда? То есть… она знает, какие жертвы он принес, как он важен?!
Сэм пожимает плечами.
— Мы должны дать ему право на собственный выбор…
— Блин, он ЛЮЦИФЕРА ВПУСТИЛ! — кричит Дин. — ЛЮЦИФЕРА! Он сказал «да» ЛЮЦИФЕРУ! ОН ЛЮЦИФЕРУ, БЛЯДЬ, ОТДАЛ УПРАВЛЕНИЕ!
Сэм моргает от неожиданности. Дин продолжает, почти срываясь на крик и отчаянно жестикулируя:
— И Кас был каким-то… не знаю, обдолбанным весь прошлый год! Ты не помнишь, как мы достучались до него один раз, пока с ним был Люцифер? Ты что, забыл? Он же просто ОТКЛЮЧИЛСЯ, Сэм, он СДАЛСЯ! Он месяцами был в не себе, ты же знаешь! — По кухне летает все больше голубых пузырей, но Дин их вообще не замечает. Набрав полную грудь воздуха, он добавляет: — Не говоря уже о том, что ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА, С КОТОРОЙ ОН ПЕРЕСПАЛ, ЗАКОЛОЛА ЕГО ДО СМЕРТИ! И в следующий раз, на том неудавшемся свидании в Айдахо, он чуть не погиб! Ему ПЛЕЧО СЛОМАЛИ!
