— Партнеры, — уточняет Дин ровно.
Доктор Флагерти смотрит на него с профессиональным выражением, даже не поведя бровью.
— Понятно. Ну что ж, я помню его, и вас тоже. Людей из Гранд-Каньона тут спасают почти каждый день, но в моей практике это первый случай, когда такое спасение закончилось диагностикой рака. Рад слышать, что с тех пор он прошел полный курс химиотерапии. Это ведь я дал ему направление в Денвер — вы, наверное, знаете? В общем, я только что получил его историю болезни от доктора Клайна, и похоже, что уровень тромбоцитов при последних анализах у него был не так уж плох. — Он листает карту Каса и разворачивает айпад к Дину, чтобы показать ему какие-то непонятные цифры. — Видите? Не идеально, но приемлемо. Но иногда показатели могут ухудшаться резко, прямо в конце курса. Особенно если была какая-то непредвиденная физическая нагрузка… Или отчего-то поднялось кровяное давление? — Его голос умолкает на вопросительной интонации, и он опускает айпад.
Дин глядит на него, медленно моргая.
Кровяное давление.
Секс повышает давление. Физическое напряжение повышает давление.
Вчера все это имело место. Даже несколько раз.
И потом была тропа Светлого ангела.
Дин чувствует, как поникает его голова. Он смотрит себе на колени.
— Вы случайно не знаете, могло ли это быть спровоцировано какой-то физической нагрузкой? — спрашивает доктор Флагерти. — Это вполне могло произойти и спонтанно — так бывает нередко. Я просто пытаюсь составить полную картину его последней пары дней.
— Мы немного прошлись по тропе Светлого ангела, — бормочет Дин врачу. (Поначалу ему слишком стыдно упоминать секс.) — Я должен был знать… Я должен был знать. Нельзя было его туда вести… Он и так уже кашлял… Но он очень хотел пройтись вниз. Мы прошли всего пять минут, только пару сотен ярдов, не больше, но он так устал, пока поднимался обратно… Тогда он и потерял сознание.
— Это могло сыграть роль, — говорит доктор Флагерти. — Но могло и не сыграть. Особенно если кашель у него уже был до этого. Даже сам по себе кашель мог это спровоцировать. Кашель иногда…
— У нас был секс вчера, — сознается Дин, и он знает, что тут нечего стыдиться, но его голос дрожит при этих словах. И руки тоже дрожат; он сжимает ладони и зажимает их между коленями, чтобы не было заметно. — Я старался, чтобы все было очень… очень нежно… Только-гм, только палец… — Дину приходится выпалить эти слова быстро. Это нужно сказать, нужно, это врач Каса, это врач Каса, и врачу Каса нужно знать о последних двух днях, Дин должен ему сказать. — Только палец, я клянусь, и то я не был уверен, но был канун Рождества, и он хорошо себя чувствовал, и он, он, он хотел, он хотел… — К этому моменту голос Дина дрожит так сильно, что он вынужден оборвать фразу.
— Может быть, дело и не в этом тоже, — говорит доктор Флагерти. Когда Дин наконец рискует бросить на него полный отчаяния взгляд, он не видит ничего кроме сочувствия.
Доктор Флагерти откладывает свой айпад и передает Дину салфетку — за что Дин ему чрезвычайно признателен. Доктор ждет, пока Дин высморкается, после чего профессионально похлопывает его по колену.
— Такие вещи очень сложно предсказать, — говорит доктор Флагерти. — Если бы он отправился на пробежку или что-то подобное, я бы больше переживал. Но секс и прогулка — относительно небольшая нагрузка. Может быть, и ни одно из этих событий не сыграло роли. И потом, ну нельзя же совсем остановить жизнь. Единственный надежный способ поддерживать низкое давление — это приковать человека к кровати, но вынужденный постельный режим на самом деле крайне вреден для здоровья по многим другим причинам. Жизнь должна продолжаться. Секс в канун Рождества и небольшая прогулка в живописном национальном парке в Рождество — это нормально. Это хорошо. Это жизнь. И кровотечение могло быть совершенно спонтанным. Не вините себя. — Он снова берет свой айпад и кивает на карту Каса. — Если бы я вчера видел его карту со всеми текущими результатами и вы спросили меня, рекомендую ли я половую активность — такую, как вы описали, — или короткие прогулки, я бы вам разрешил и то, и другое.
Дин тупо кивает. Доктор пытается его подбодрить.
Но совершенно ясно, что во всем виноват Дин.
После недель тщательного ухода за Касом, наблюдения за ним, помощи ему во всех нуждах, после всех поездок в Денвер и ночей в химическом мотеле в самом конце Дин просто облажался. Пошел на поводу у своих капризов вчера. И сегодня вывел Каса на холод. И провел его по тропе пять минут вместо двух. И даже не заметил, когда Кас потерял сознание! Вместо этого Дин смотрел на долбаную птицу! Это совершенно непростительно, непростительно во веки веков, потому что цену заплатил Кастиэль.
Доктор Флагерти тем временем говорит о том, что Кастиэль борется, и не надо терять надежду, и что за следующий час станет яснее, остановилось ли кровотечение, и «если оно остановится» и «если мы восполним потерю жидкости», то Кас «с большой вероятностью выкарабкается». Дин рассеянно кивает. Только слова «если оно остановится» задерживаются у него в голове. Если оно остановится. Если они возместят потерю крови. Если. Если. Если.
Доктор Флагерти протягивает большой целлофановый пакет и говорит, что возвращает одежду Каса, с каким-то извинением за кровь и еще одним извинением за то, что «остальное» спасти не удалось («Нам поначалу трудно было поставить капельницу»). Потом приезжает новая машина скорой помощи, и у доктора Флагерти пищит пейджер. Привезли какого-то другого пациента, которому тоже нужно внимание (как сейчас могут быть какие-то другие пациенты?), и доктор вынужден убежать с кратким извинением и обещанием вернуться «скоро».
Дин едва замечает, так как он только что открыл пакет, и там лежит новый черный пуховый жилет Каса, и его обезьянья шапка, и белый шарф, который Дин только что подарил ему на Рождество. Только шарф теперь скорее красный, чем белый. Дин долгое время смотрит на окровавленный рот обезьяны на шапке и бесцельно трогает черный жилет. Он лучше скрывает красный цвет, но он липкий от крови.
«Жилет. Пуховый жилет». Стоп.
Дин раскрывает пакет шире и роется в складках мокрого жилета, пока не находит нужный карман. Он осторожно вынимает некогда белое утиное перышко. Как и шарф, теперь оно красное.
Можно пойти помыть и его тоже. Можно всю ночь провести, бережно отмывая перья.
Или можно сделать что-нибудь еще. Что-то полезное.
Дин садится и размышляет. Потом убирает покрасневшее перо обратно в карман жилета, застегивает карман и складывает жилет обратно в сумку. Помыть его можно потом.
Его телефон вибрирует. Пришло сообщение от Сэма.
«Тут плохая связь, — пишет Сэм. — Пока не могу позвонить, но надеюсь, сообщения проходят. Новости есть? Остановился, чтобы написать тебе. Ответь быстро, если получишь. Буду через 20 мин».
Через двадцать минут. Сэм в двадцати минутах. И Дин понимает, оценивая вдруг открывшуюся возможность, что двадцать минут — идеальное время.
Он отвечает: «Ему влили 4 ед. крови + 1 тромбоцитов. Врач сказал, кровотечение в животе, не понятно, остановилось ли. Меня не пускают».
Появляются три точки — Сэм пишет что-то в ответ. Но Дин спешно набирает еще одно сообщение, до того как Сэм успел отправить свое. Новое сообщение Дина гласит: «Встретимся в боковом переулке у отделения скорой. Снаружи. Там, где круглая скульптура. Первым делом посмотри у скульптуры, сразу. Она круглая, как кольцо. Приведи врачей, скажи, чтоб взяли реанимационный набор. Пузырек будет у меня в кармане».
Он нажимает «Отправить». И выключает телефон.
***
Дину становится жаль Сэма: он, бедный, все еще вне зоны приема и не сможет позвонить в скорую еще как минимум десять минут. Но это едва ли первый раз, когда Дин так поступает. Это уже почти привычное дело: еще один день, еще один госпиталь, еще одна кража из больничной аптеки, еще одна передозировка. Он делал это ради Сэма и, конечно, сделает ради Каса.
Попасть в аптечное хранилище смехотворно легко (охраны в Рождество в госпитале нет почти никакой), и всего через несколько минут Дин уже набирает шприц из стеклянного пузырька, стоя в переулке рядом с отделением скорой, прямо возле странной скульптуры, которую заметил с крыши. Солнце начинает садиться (каким-то образом промелькнул уже целый день), и на улице становится по-настоящему холодно. Условия тут почти как в Арктике, но Дину приходит в голову, что, может быть, это даст ему больше времени. Умирающий человек может продержаться немного дольше в холоде, разве нет? То есть небольшая гипотермия как раз кстати: она поспособствует статусу «умирающего», в то же время увеличив шансы на то, что его откачают.
