И что? Помашет им? Прижмет его к своим шрамам? Съест его? Как именно пользуются пером из крылышка?
Как бы там ним было… Кас сделает с ним что-то. Дин пропускает эту неизвестную деталь — уж без сомнения, Кас сообразит, что делать. Вспомнит какое-нибудь заклинание на ангельском языке или вроде того. Дин переходит сразу к следующему этапу: перо наверняка начнет светиться, и может быть, у Каса тоже случится один из этих впечатляющих эпизодов серебристого сияния. И когда сияние угаснет… он чудесным образом окажется здоров.
Шрамов уже не будет. Синяков не будет. И худобы тоже.
Рака больше не будет.
Через мгновение, когда сияние потускнеет, Кас медленно выпрямится. Медленно стянет с себя обезьянью шапку, и его голова опять будет покрыта волосами (в мысленной картине Дина — идеально взъерошенными). Он недоверчиво потрогает волосы, может быть даже осмотрит себя с выражением легкого шока, какое бывает у него иногда, когда его что-то сильно удивило. Но он быстро оправится (как бывает с ним всегда, что бы ни случилось): секунду спустя он уже посмотрит на Дина с этой своей милой полуулыбкой, приподняв уголок рта, и отпустит какой-нибудь сухой комментарий вроде: «Полагаю, мое левое яичко снова на месте — если вдруг ты пожелаешь им воспользоваться».
И Дин засмеется. Дин обязательно обнимет его, и…
И его крылья…
Кас склонит голову и закроет глаза, держа в руке уже ненужную шапку. Послышится раскат грома, и появятся они — восхитительные крылья, наконец видимые невооруженным глазом. Он раскроет их, такие шикарные и огромные… Сэм прибежит посмотреть, что произошло, и они оба будут глазеть на Каса, стоящего с поднятыми вверх громадными оперенными крыльями, излучающими свет и могущество…
«Прекрати», — приказывает себе Дин. Эта мечта уже становится хуже, чем фантазии про Каса и Эрин, которыми он себя мучил. От нее почему-то еще больнее. Дин даже закрывает глаза и поднимает лицо к потолку, только бы заставить себя не смотреть на книгу. «Прекрати это. Прекрати сейчас же», — думает он. Потому что, конечно, это просто фантазия. Этого не случится, и не случится по той причине, что, без сомнения, Кас все это знает. Птица, может, и не орнитолог, но Кас — не птица: он умный и умеет читать — он даже уже видел эту книгу! Она лежала у него в номере отеля всего лишь на прошлой неделе! Он давно уже живет на свете, он видел книгу, он много чего знает и, наверное, сменил при линьке уже тысячу этих перьев. Он просто не может всего этого не знать.
Но вдруг…
Дин поворачивается и кладет книгу на пуфик. Он все же собирается пойти в комнату Каса и заглянуть в ящик — теперь он не может удержаться: перо его прямо-таки зовет. Но сначала нужно снова заглянуть в книгу, еще раз посмотреть на рисунок 6.1 — на красивую иллюстрацию, прикрытую калькой, перед началом главы, — чтобы в точности запомнить, как именно выглядит перо из крылышка.
Страницы тихо шуршат, пока Дин пролистывает главу назад, и Кас шевелится.
Дин оборачивается, оставив книгу раскрытой в случайном месте: Кас глядит на него, лежа на животе и сонно моргая, и слегка улыбается ему. Он переворачивается и приподнимается на диване, одной рукой проверяя, на месте ли шапка. Потом его взгляд падает прямо на книгу, раскрытую на пуфике позади Дина.
Дин говорит:
— Эй, приятель, ты наконец проснулся! — поймав себя на том, что пытается невзначай заслонить собой книгу (почему-то он немного стесняется ее). Но Кас уже заметил ее и теперь до конца садится на диване, вытянув шею и пытаясь получше разглядеть книгу за коленями Дина.
— Ты что, читал Шмидт-Нильсена? — спрашивает он.
Дину требуется мгновение, чтобы сообразить, о чем он: Шмидт-Нильсен — это автор. «Кнут» Шмидт-Нильсен, вспоминает Дин — это отштамповано серебристыми буквами на обложке.
— Да, — отвечает он, небрежно махнув рукой в сторону книги. — Гм… шестую главу. Старина Кнут, а?
Кас медленно кивает. Он по-прежнему заглядывает за колени Дина, вытянув шею, и вглядывается в открытую иллюстрацию. Ему, должно быть, видна только ее часть, но он спрашивает:
— Рисунок 6.2?
— Эм… — Дин бросает краткий взгляд через плечо. Книга действительно осталась раскрыта на рисунке 6.2. — Да, наверное. Слушай, Кас, я знаю, что ты, вероятно, уже это знаешь, но… там в шестой главе есть раздел про перья из этой особой части крыла. Которая как большой палец. Называется «крылышко»?
Кас кивает.
— «Alula», если по-латыни, — говорит он. — «Alula» означает крылышко, маленькое «ala», что на латыни есть «крыло». — Он поднимает голову, изучая Дина. — Ты докуда дочитал?
Дин отвечает:
— Достаточно далеко, чтобы дойти до той части, где объясняется, что крылышки, гм… что они, оказывается, могут исцелять? Эм, Кас, так… разве это не перо из крылышка у тебя в ящике? Смотри, в книге написано… — Дин хватает книгу и поворачивается обратно к Касу, наскоро пролистывая страницы к нужному абзацу. Несмотря на данные себе предостережения, он снова чувствует отчаянную надежду, что, может быть, Кас все-таки всего этого не знает. Может быть, Кас не читал всю книгу (даже притом, что он, очевидно, узнал рисунок 6.2, увидев его лишь мельком издалека…) Может быть, перо поможет, может быть, Кас о нем не знает! Образ Кастиэля, расправляющего свои здоровые, полностью оперенные крылья, снова болезненно ярок перед мысленным взором Дина, и Дин говорит торопливо, от нетерпения едва не запинаясь в словах: — В этой книге, в книге написано, что они могут исцелять, Кас! Здесь написано, что перья из крылышек иногда могут исцелить ангела и точно могут исцелить человека. Так что уж наверняка они смогут исцелить лишенного могущества ангела в человеческой оболочке, ты так не думаешь? И, Кас, я не мог не заметить, что у тебя есть это перо дюйма четыре в длину, правда же, и это как раз такой размер…
— Перья из крылышек могут исцелять, только когда заряжены могуществом, — говорит Кастиэль мягко.
Дин колеблется всего секунду.
— Да, но суть в том, что они могут исцелять даже смертельные болезни и могут даже передавать жизненную силу, Кас, только послушай…
— Те, что у меня, лишены могущества, — говорит Кас.
Дин смотрит на него.
— У меня осталось два пера из крылышек с моей последней линьки, — говорит Кас. — Одно лежит в ящике комода, второе я ношу в кармане куртки. Но они оба абсолютно разряжены. Они не могут исцелять.
Дин делает медленный вздох и заставляет себя спокойно кивнуть головой, как будто не испытывает большого разочарования.
— Ясно, — говорит он, немного выпрямляясь. Он с усилием принимает невозмутимый тон. — Я так и подумал, что ты обо всем этом знаешь. Просто решил спросить.
— В этих двух перьях уже много лет как нет могущества, — объясняет Кас. — И я уже искал другие перья. Пытался связаться со всеми ангелами, кого мог вспомнить. — Он сидит на диване, теперь наклонившись вперед и упершись локтями в колени, так что кисти рук свободно свисают вниз. Его голова опущена. Наблюдая за ним, Дин постепенно понимает, что Кас, наверное, провел недели, если не месяцы, опробуя те два пера, что у него были, и пытаясь найти другие.
Дин закрывает «Физиологию ангелов», кладет ее обратно на пуфик и садится на диван рядом с ним.
Некоторое время они молчат, сидя бок о бок. Дин чувствует тепло бедра Каса своим бедром.
— Ты уже, небось, целую поисковую операцию провел, да? — говорит наконец Дин. — И все сам.
Кас кивает. Он снова выглядит уставшим. Его взгляд перемещается на черную кожаную обложку «Физиологии ангелов».
— Я начал с того, что попытался связаться с каждым ангелом, кого мог вспомнить, — говорит он. — Перебрал все имена, какие знал. У тех нескольких ангелов, которых я смог найти на Земле — всего троих, кстати, — не осталось перьев с запасом могущества. Когда они пали, их крылья сильно пострадали, и с тех пор никто не линял. Я все равно послал еще молитвы, на случай, если у кого-то во время падения были с собой старые перья, но ответа не получил. Я и у той песочницы бывал и молился там тоже, надеясь, что, может быть, удастся снова открыть дверь в Рай. Пытался обращаться к ангелам мысленно, хотя, на самом деле, «ангельское радио» не работает, когда нет могущества. Но я опробовал все способы, какие смог придумать. И… — он качает головой. — Ничего. И никого. Все это было абсолютно бесполезно. Я искал и другие реликвии — хоть что-то, что может нести в себе запас небесного могущества, — не только перья. Но ничего не осталось. Такое впечатление, что, когда Чак ушел, он просто… забрал с собой всю свою силу, — добавляет Кас, даже слегка озадаченно. — И те вещи, что раньше были святыми, больше таковыми не являются. Вся святость словно высосана из мира досуха, — говорит он тихо.