— Погоди, почему месяц спустя? — спрашивает Сэм. — Почему ты не начал ее сразу?

Кас вздыхает.

— В тот момент мне понадобилась медицинская страховка. Первые операции можно было сделать без страховки — полагаю, их классифицировали как некую первую помощь, которую нужно оказать немедленно. В Аризоне, во всяком случае, их удалось сделать в рамках оказания неотложной помощи — по сути, в рамках спасения меня из Гранд-Каньона. Не то чтобы мне потом не выставили счет, но, как вы наверняка знаете, за неотложную помощь счет высылают уже после ее оказания. И… признаюсь, может быть, я указал не совсем верный почтовый адрес и выдумал один из этих «номеров социального страхования». Как бы там ни было, остальное лечение нужно было назначать заранее. Оно попадает под другую категорию, несрочного лечения, так что его даже назначить невозможно, если нет медицинской страховки. Поэтому мне пришлось найти работу. Конечно, я сразу подумал про работу в магазине на заправке, так как только для этого у меня был подходящий опыт. — Кас добавляет с легкой грустной улыбкой: — Боюсь, в вашем социуме не сильно востребованы инструктора по ближнему бою на кинжалах или воздушным стратегиям защиты…

Как раз когда Дин думает: «Стоп, он что, еще может летать?» — плечи Каса опадают, словно он только что вспомнил, что не может.

— Врачи во Флагстаффе порекомендовали онколога в Денвере, — продолжает Кас, разговаривая со своей кофейной кружкой. — Эрона Клайна. Так я с ним познакомился. Он занимается исследованием новейших видов химиотерапии для этой стадии тестикулярного рака. Потом я узнал, что автозаправочная компания покрывает лечение в Денвере даже для работников из соседних штатов, но их страховая программа вступает в силу только через тридцать дней полной занятости. Кроме того, к тому времени я уже знал, что мне предстоит трата под названием «страховая франшиза» — огромная сумма денег, которую нужно заплатить в самом начале. И ее нужно платить заново каждый год. Поэтому я копил на это всеми способами. В январе мне снова нужно будет платить франшизу… — Кас вздыхает. — Поэтому я брал сверхурочную работу при любой возможности. Копил на франшизу и ждал, когда пройдут тридцать дней моей занятости. И… — Кас наконец поднимает глаза от кружки, — … вот так мы тут и очутились. Вернее, я очутился. Мне остался еще один цикл химиотерапии — он займет большую часть декабря. После этого мне нужно снова сдать кровь на маркеры и, я так понимаю, кот снова все оценит — мне сказали, что я могу пройти обследование во Флагстаффе, если хочу воспользоваться тем же котом. И потом они заключат… — он колеблется, — заключат, помогает ли лечение.

— С чего бы ему не помогать? — спрашивает Сэм, и Дин едва не пинает его под столом.

Кас медлит всего секунду.

— Некоторые лекарства не действуют на меня так, как действуют на урожденных людей, — говорит он. — Таблетки от тошноты, например, не действуют.

— Но химиотерапия должна действовать, иначе тебе не становилось бы от нее плохо, верно? — спрашивает Сэм. — Значит она должна действовать. Ведь так?

Кастиэль только пожимает плечами.

— Не знаю, — говорит он. — Иногда лекарство может действовать в чем-то, но не во всем.

Сэм молчит долгое время. Потом говорит:

— Уверен, что такого сценария не будет, но, гм, просто из любопытства: каков прогноз, если химия не помогает? То есть… каков прогноз для среднего пациента, который вообще не получает химии?

Этот вопрос нужно было задать. Но у Дина внутри все сжимается, пока он ждет ответ.

— Ну… — произносит Кас задумчиво. — Они не совсем так вычисляют прогноз, но я спросил, что бывает, если рак не лечить вовсе. Примерно пять процентов, насколько я понял.

Следует короткая тишина. Дин прочищает горло.

— Пять процентов… чего?

— Пятипроцентный шанс выжить, — говорит Кастиэль.

***

Они еще какое-то время засыпают Каса вопросами, пытаясь выяснить, какие лекарства ему дают в рамках химиотерапии, каково было расписание лечения и что запланировано дальше. Сэм сосредоточился на перспективе радиации (и понятно почему: если химия не поможет, может быть, у радиации больше шансов? Или ангелы невосприимчивы и к радиации тоже?) У Сэма также миллион вопросов об условиях страхового плана, который предоставляет заправочная компания, и о том, где осталась медицинская карта Каса из Флагстаффа. Но Кас скоро начинает сутулиться на стуле, его голова поникает, и в глазах появляется знакомое усталое выражение.

Дин наконец прерывает брата посреди длинного вопроса про медицинскую страховку:

— По-моему, нашему ангелу не помешает отдых от испанской инквизиции. — Он смотрит на часы. — Девять утра. Где-то же сейчас сиеста, верно?

— О… — говорит Сэм, бросив на Каса пристальный взгляд. — Да. Верно. Конечно. Хочешь отдохнуть немного, Кас?

— Я бы не отказался, — признается Кас. Внезапно он выглядит совершенно измученным. — Может быть, я пойду прилягу на диване… посмотрю телевизор?

Дин и Сэм кивают, и Сэм встает, чтобы собрать кофейные кружки и отнести их на кухню.

— Дин, подбери ему какой-нибудь сериал, — предлагает он.

Этот ход очевидно рассчитан на то, чтобы дать Дину и Касу время наедине. Не то чтобы это было необходимо: как только Дин укладывает Каса на диван и включает телевизор, Кас немедленно засыпает — еще до того, как Дин успевает спросить у него, что бы он хотел посмотреть.

Дин вздыхает и выключает телевизор.

— Не очень-то вышло начало у твоих недельных каникул, а, дружок? — шепчет он, поднимая с кресла сложенный плед и осторожно набрасывая его на Каса. Кас даже не шевелится. Дин наблюдает за ним какое-то время, пока не убеждается, что он дышит ровно и ему комфортно.

***

Кас так и спит на диване часами.

— Ему это явно нужно, — замечает Сэм тихо около одиннадцати утра, когда Дин возвращается в библиотеку, навестив Кастиэля в очередной раз. (Оба брата провели большую часть утра за компьютерами, читая про тестикулярный рак стадии 3В и варианты лечения.) — Выглядит он совсем разбитым, — добавляет Сэм. — Думаешь, просто усталость?

— Ну, утро у него выдалось не очень, — комментирует Дин, усаживаясь обратно на стул. Сэм приподнимает бровь, и Дин поясняет: — Оказалось, что разрезанный нерв в мошонке вполне жив и дает о себе знать. И не в хорошем смысле.

— Ох, черт, — отвечает Сэм. Подумав, он добавляет: — Значит ли это… что вы… э… — Он снова умолкает, теребя свой лэптоп, и даже начинает немного краснеть. — Не хочу совать нос куда не следует, но…

— Я вроде как случайно заехал ему по яйцам, если ты об этом спрашиваешь, — говорит Дин. — Или, вернее, по яйцу. Но по тому, которого нет. — Вздохнув, он добавляет: — Скажем так, все пошло немного не по плану.

Сэм, судя по его виду, никак не может решить, хочется ли ему услышать подробности. Но воспринимает он все это на удивление спокойно — особенно учитывая, что вся сцена признания случилась всего пару часов назад. «Уж что-что, а в плане расстановки приоритетов рак творит чудеса», — думает Дин. В его собственном сознании рак несомненно смел в сторону все прочие соображения (включая и некоторые психологические барьеры, прочно стоявшие десятилетиями до этого). Может быть, и у Сэма наступила похожая ясность в восприятии.

— Как же жаль, что вам достался такой дерьмовый расклад, — говорит наконец Сэм.

— Да уж, реально хуево, — отвечает Дин, сам себя удивив тем, сколько эмоции вкладывает в эти слова. Но ведь это правда.

Сэм только кивает. Поразмыслив еще немного, он спрашивает:

— Мне показалось, или он выглядит… так, будто… почти стыдится этого? Я имею в виду диагноза? Того, что ему удалили яйцо? Я бы не подумал, что ему будет вообще хоть какое-то дело до того, каких органов он лишится. Это же все-таки не его настоящее тело.

— Мне кажется, теперь вроде как уже его, — отвечает Дин медленно. — Знаешь… он сказал что-то насчет… — Дин бросает взгляд в сторону комнаты, где спит Кас. Дверь туда закрыта, так что Кас наверняка не услышит, но на всякий случай Дин все же понижает голос: — Не думаю, что он будет против, если я тебе скажу: он упомянул что-то насчет того, что он «полумужчина, полуангел». И в его понимании это означает, что в результате он вроде как ничто.