– Так чего тебе от меня надо? – спросил Тобиас.

– Не мог же я сигануть вниз из окна своей комнаты на втором этаже, а? Ты вообще, что ли? – Стиг смотрел на Тобиаса так, словно тот был лишь помехой, назойливо звенящим над ухом комаром.

– Тогда катись-ка ты к Эмме. Из ее окна прыгать так же удобно, – обиделся Тобиас.

– Да ладно тебе, хватит дуться. Просто… – Стиг сделал над собой усилие, чтобы произнести то, что должен был сказать. – Просто ты нормальный парень, Тобиас. Я подумал, что ты единственный, с кем я хотел бы попрощаться перед побегом.

Тобиасу показалось, что он ослышался.

– Мы даже не говорили с тобой ни разу. Ты что-то путаешь, – сказал он.

– А мне не обязательно вести с тобой беседы. Это видно с первого взгляда. По глазам, по манере говорить. Думаешь, мне срать на такие вещи? Нет. У тебя доброе сердце. Хоть я веду себя как скотина, но еще умею ценить хорошее в людях.

– У меня больное сердце, Стиг, – тихо сказал Тобиас, делая ударение на слове «больное».

– Тебя вылечат. Ты для этого здесь. Не то, что я… Пора мне убираться подальше отсюда.

– Не понимаю тебя. Мне здесь нравится.

Стиг повернулся к нему и впервые посмотрел Тобиасу прямо в глаза. Его взгляд был сильным и имел какую-то власть над тем, на кого был обращен, словно в противовес пухлому, мягкому, женственному телу.

– Cas9 – место для таких, как ты, болезных. Ты не принимаешь свою болезнь, хочешь выздороветь. Тогда начнется твоя настоящая жизнь, да? Ты только и ждешь волшебного укола доктора Ратаковски, эту ампулу с эликсиром. Мне все это не нужно. Физически я не болен. Я вообще не болен, если уж на то пошло. Тебе сказать, почему папаша запер меня сюда? Это упрямый урод, жаждущий власти над всеми, кто его окружает. Особенно надо мной. Он не оставит меня в покое, пока не перекроит по своей мерке, не выпотрошит меня, как тряпичную куклу, и не набьет снова вонючими потрохами своих предрассудков.

– Но тебя должны формально от чего-то лечить, – удивился Тобиас.

– Синдром Клайнфельтера. Хромосомное нарушение. Я бесплоден, а папаша до одури хочет продолжить династию – никак не меньше. К тому же, как видишь, тело у меня почти женское, округлое, еще и с грудью, – Стиг кокетливо подвигал плечами. – Это бесит его больше всего. Он вздрагивает от гадливости, когда смотрит на меня. А мне нравится выряжаться как девчонка и доводить его до белого каления. Он засунул меня в этот лепрозорий после того, как я заявился на барбекю для богатеньких мудозвонов весь размалеванный маминой помадой и в ее шмотках. Все так и попадали. Думал, папаша размозжит мне голову бутылкой шардоне. Но он неплохо выкрутился. «Мой мальчик готовится к школьному спектаклю. У него значительная роль – Ланы Вачовски. Но я поговорю со школьным советом, пусть сменят тему. Нечего вгонять пацанов в краску, слишком серьезно они все воспринимают. Переоденься, сынок, и пойди сыграй в футбол с остальными мальчишками». Вот говнюк. Зато, когда все разошлись, он сорвал дверь с петель, вломился ко мне в комнату и прижал к стене: «Я не позволю тебе позорить меня, засранец. Тебе конец, тебе и твоим прибабахам». Стиг театрально скривился, растопырил руки и выпучил глаза. Круто, да?

Тобиас засмеялся.

– Не понял, ты не хочешь иметь детей? – наивно переспросил Тобиас.

– Ты оглох, что ли, какие дети? Я не могу их иметь, пока меня не «вылечат». – Стиг схватился за голову, изобразив деланый ужас. – Тебе сколько лет, чудило, что ты с первого раза не понимаешь?

– Пятнадцать, – смутившись, сказал Тобиас.

– Так собери свой мозг в бледный потный кулачок и подумай еще раз, о чем я тут толкую! Не хочу я лечить свою болезнь – я и есть синдром Клайнфельтера со всем его дерьмом и симптомами. – На руке Стига запищали часы. Он сосредоточенно пролистал сообщение. – Пора. По мою душу. – Он загадочно улыбнулся.

Тобиас заметил, что улыбка у Стига и правда женственная, похожая на улыбку Джаны или Эммы, – пухлые розовые губы, белые ухоженные зубы. Да и тело у него и впрямь округлое, с выступающими под майкой бугорками. Честно говоря, Тобиас полагал, что это у Стига от избыточного веса – откладывается некстати там, где совсем не следовало бы. А оказывается вот что!

– Мотаю удочки, пока мне не успели сделать «спасительный» укол, – спуская ноги с подоконника, сказал Стиг. – Они не понимают, эти врачи, что не все стоит лечить. Для них болезнь – как красная тряпка для быка. Тупо прут, с натиском, лишь бы изобрести «лекарство», жадно осваивают гранты. Им не приходит в голову, что для некоторых то, что они величают болезнью – и есть суть их самих. Со всеми «нарушениями в хромосомах». Я не позволю менять себя. Пусть удавятся.

Стиг с глухим стуком приземлился в траву. Тобиас свесился через подоконник и посмотрел на него сверху вниз.

– Лады, чудило, будь здоров. – Стиг смущенно теребил лямки дорожного рюкзака. – Реально, Тобиас, ты хороший парень. Выздоравливай… Может, увидимся еще. Бывай! – Стиг побежал через сад, повернул налево в сторону реки и исчез из виду.

Цикады стрекотали оглушительно громко в высокой траве, на фруктовых деревьях где-то в ветвях звенели осколки стекол, развешенные на грубых серых нитях. Наконец решившись, Тобиас высунулся в окно и мешком свалился в мягкую траву. Только сейчас он заметил, что выпрыгнул в тапочках, но возвращаться не было времени. Чтобы нагнать Стига, Тобиасу пришлось прибавить хода, стараясь в то же время сохранять ровное дыхание и сердцебиение. Он еще раз мысленно поблагодарил доктора Робертса за поддерживающую терапию. Без нее он не смог бы пробежать и сотню метров. Один за другим, словно играя в кошки-мышки, они добежали до берега. Стиг проскрипел по деревянным мосткам, силуэт его подпрыгнул и исчез во тьме. Тобиасу пришлось бежать трусцой, пригнувшись как можно ниже. Вода перешептывалась с ветром, от берега до берега тянулась лунная дорога. Тобиас свернул под причал и притаился в темноте. В воде, привязанная к опоре, болталась простая весельная лодка. Сидевший на веслах, опустив голову, всматривался в экран планшета.