Артур впервые посмотрел на Эмму так, как ни на кого раньше. Что-то в груди затрепетало и затихло. Но и секунды хватило, чтобы перевернуть в нем все вверх дном.

Под стеклом лежал единственный экспонат – серо-розовый мозг, испещренный витиеватыми, словно реки Амазонии, бороздами извилин.

– Привет, Камал. – Обернувшись, Эмма улыбнулась темноволосому мальчику, который задал вопрос доктору Робертсу. – Это Артур. Там у стенда Тобиас. Новенькие, мои друзья.

– Привет, – ответил Камал. Он внимательно смотрел в сторону Тобиаса и Джаны, переговаривающихся о чем-то шепотом.

– Тебе уже начали лечение? – спросила Эмма участливо.

– Еще нет. Доктор Ежи Ратаковски, наш главный генетик, пока не создал вакцину по моему случаю. Говорят, надо подождать, – ответил он, протягивая руку Артуру. – Будем знакомы.

В зале стоял едва уловимый гул голосов. Звуки рассеивались под высокими сводами потолка, от чего казалось, что это гудит пчелиный рой.

Они втроем обошли стенд кругом.

– Так что там было про этот мозг? – спросил Артур.

Изнутри тумбы стенда к задней части мозга тянулась питательная трубка. То и дело по ней проходила мутная жидкость и с легким щелчком под небольшим давлением закачивалась внутрь.

– Вроде как модель мозга пациента с аутизмом. Правда, мы так и не поняли, что должны здесь увидеть, – ответил Камал.

– Ничего. Пока не нажмешь вот сюда. – Тобиас и Джана тоже подошли к стенду.

Тобиас нажал на кнопку, и переднее стекло стенда превратилось в монитор. Внутри короба раздался грохот, заработали механизмы, и четкая проекция мозга на стекле окрасилась синими и желтыми мигающими пятнами.

– Функциональная магнитно-резонансная томография. – Тобиас показал пальцем на надпись над стеклом.

– Я проходила эти исследования. У аутистов при любом движении активируются не совсем те участки мозга, что у здоровых людей. Вот они, желтые, соседние. А у здоровых – синие.

Жужжание и грохот внутри стенда прекратились. На стекле появилась надпись: «После применения CRISPR/Cas9». Внутри короба снова загрохотало, и подсвеченные желтым участки мозга на томограмме задвигались, приближаясь и в итоге сливаясь с синими участками мозга здорового человека.

Эмма зааплодировала. Увиденное еще раз уверило ее в мысли, что теперь она полностью здорова.

– Окей, народ, пора завязывать, – сказал Камал, глядя на свои smartwatch. – Доктор Хельгбауэр ждет снаружи. – Он закрыл ее сообщение, и все направились к выходу.

Тобиас задержался на секунду, снова посмотрел на алое, упругое сердце под стеклянным колпаком. «Пока, скоро увидимся». Он мысленно помахал ему рукой и вышел.

В холле их уже встречала Габи.

– У вас есть свободное время – два часа. Потом я буду ждать вас у автобусной остановки на парковке за музеем. Прошу всех сейчас отметить этот пункт в навигаторах на часах. Разобьемся на четыре группы по пять человек. Старшие отвечают за младших…

– Нам надо пойти вместе, – взволнованно прошептал Артур Эмме.

– Да помню я! Но нас будет пятеро, – уточнила Эмма.

– Нет! Не хочу посвящать едва знакомых людей в свои дела! – воскликнул Артур.

– Не голоси, что-нибудь придумаем. Должно быть пятеро. Хочешь поспорить с Хельгбауэр?

– Ты права. Но к себе домой я их не пущу, – буркнул Артур.

Габи вносила группы в список.

– Камал, Джана, Эмма, Тобиас. Артур за старшего! – предложила Эмма.

– Отлично, вот и разделились, – обрадовалась Габи. – Помните, ровно два часа. Smartwatch не отключать, быть на связи. Старшие, отвечаете за группу головой. Отрастить новую вам не поможет никакая генетика.

Они стояли на ступенях Музея естественной истории. Уже привыкшие к тихой и размеренной жизни на Норт-Бразер, все пятеро с трудом воспринимали шум мегаполиса, его неуемную энергию, бьющую через все поры асфальта. Несмолкаемый поток звуков оглушал, солнечный свет, отраженный от сотен стекол зданий, ослеплял, запах выхлопных газов колотил по обонянию.

– У нас в Дели шума еще больше и намного грязнее, – сказал Камал, любуясь Нью-Йорком.

– Я и не думала, что так приживусь на острове. Шелест деревьев, редкие гудки проплывающих мимо барж… Теперь в городе мне некомфортно, как было тогда, до лечения – что-то такое я чувствовала каждый раз, когда мать выводила меня из дома, – вспоминала Эмма.

– Дело не в городе, – произнес Артур. – Такие, как мы, зациклены на собственных болезнях, замкнуты, у нас нет ни друзей, на знакомых. К чему нам все эти городские прелести? Кафе, где не с кем встретиться, кино, куда не с кем пойти? Да те же такси! Ну куда в них ехать? Нас нигде не ждут. На Норт-Бразер все проще. Там мы забываем о том, насколько на самом деле одиноки.

Эмма молчала. Как бы ни чувствовал себя сейчас Артур, она уже распрощалась с одиночеством. Не так давно в ее жизни не было вообще никого, а теперь она стоит на ступенях музея с друзьями, говорит с ними, понимает их чувства и эмоции. Наконец она по-настоящему с кем-то рядом.

Тобиас включил навигатор.

– Артур, говори, куда идем, – попросил он.

– Не идем, а едем. Вон вход в подземку, на той стороне улицы, – ответил Артур.

– У вас какие-то дела? – спросил Камал.

– Артур хочет зайти к себе домой, пока мы здесь. Вы с Джаной можете подождать нас возле его дома. Займетесь, чем захотите. Расклад устроит? – спросила Эмма.

– Вполне! – обрадовался Камал. Джана кивнула.

Они дошли до оживленной проезжей части. Артур нажал кнопку на светофорном столбе, и свет с зеленого плавно сменился на желтый, затем на красный. Сплошной автомобильный поток затормозил и замер.

В вестибюле метро было прохладно. Стены, кое-где покрытые плесенью и каплями влаги, отражали гул торопливых шагов. Людской поток все прибывал. Длинный ряд билетных автоматов покрывала такая же влажная плесень, блестела лишь затертая от прикосновений клавиатура. Эмма приложила smartwatch к сканеру, и пять билетов выпали в лоток выдачи.

– Пошли скорее, мне не хочется толкаться в давке, – проворчал Камал.

– Сегодня поезда по этой ветке ходят с увеличенным интервалом. Десять минут в среднем. – Тобиас смотрел на информационную заметку на табло. – Может, поэтому тут столько народа?

Через турникет с гоготом перепрыгнули двое в надвинутых на глаза капюшонах. Один из них сшиб ногой мусорное ведро, и оно, громыхая, покатилось вниз по лестнице, распугивая пассажиров.

На платформе звучно храпел бродяга. Вместо подушки под головой он сложил потрепанную спортивную сумку, из дыр в ткани торчали пожитки. Пара человек стояла у самого края платформы, опасно нависая носками ботинок над рельсами. Толпа распределялась по платформе – еще минута, и количество людей, жаждущих попасть в следующий поезд, достигнет критической массы.

– Едет, наконец-то! – с облегчением вздохнула Эмма.

Свет прожекторов и скрежет металла заполнили тоннель до краев, и состав, взвизгнув, затормозил.

Камал и Джана первыми вбежали в открытую дверь. Они о чем-то весело шептались, подталкивая друг друга под локоть.

– На какой станции выходить? – спросила Эмма.

– Я скажу, – ответил Артур, не глядя ей в глаза.

– Что с тобой сегодня? Ты напряжен с самого утра. – Эмма пыталась поймать его взгляд, но это ей не удалось.

– Нью-Йорк – мой город. В смысле, я родился и вырос здесь.

– Это же прекрасно! Нет ничего страшного в том, что ты скучаешь по дому, – заметила Эмма, доставая из сумки зеркальце, чтобы прихорошиться. – Там сейчас кто-нибудь живет?

– Там давно никого нет, – мрачно и жестко произнес Артур. Как по команде, Эмма спрятала зеркальце обратно в сумку и прижалась к Артуру плечом.

– Тогда что нам там делать? – спросила она так тихо, что за шумом колес Артур едва расслышал ее слова.

– Ты знаешь, что я шизофреник. Во время приступов я часто не могу отличить реальность от видений. Поэтому и воспоминания меня подводят. Я плохо помню лица, события, многое путается, со временем совсем забывается. С тех пор, как мне исполнилось девять, я словно хожу по кругу. Часто мысленно возвращаюсь в те места, которые что-то для меня значили, чтобы не дать им бесследно исчезнуть. Они – якоря, которые еще держат на плаву мой разум. Мне важно знать, что не все в моей голове – больной бред и многие воспоминания все-таки настоящие.