– Так ты знаешь того, кого я ищу? Знаешь где он и как его найти? – с заискиванием в голосе и надеждой задал вопрос Рябинин.
– Знаю, да сказать не могу, сам должен найти, если найдешь, – засмеялась Недоля скрипучим смехом. – Я и так тебе помогла, считай, свой план выполнила на десяток лет вперед. Так, что не обессудь.
Домовой Филька тем временем макал блины в сметану и один за другим отправлял их себе в рот. Высокая стопка быстро уменьшалась. Очередной блин видимо застрял в его горле, и Филька стал задыхаться. Он ловил ртом воздух, выпячивал язык, его маленькие глазки хотели вылезти из орбит, потом он стал заваливаться на бок. Недоля при этом даже не пошевелилась, она наблюдала за происходящим со стороны и заливалась скрипучим смехом.
– Ой, не могу, своими блинами подавилси, родимый!
Рябинин схватил старичка за шиворот и, поставив его к себе на колени, надавил в область солнечного сплетения, как учили на занятиях по оказанию первой медицинской помощи. Домовой закашлялся и начал дышать. Глаза вернулись на свои места, по его морщинистым щекам из них потекли слезы. Еще минуту он откашливался и вытирал красную картошку носа, рукавом пижамы. Рябинин вытащил из своего кармана клетчатый носовой платок и протянул его Фильке. Тот с благодарностью закивал головой Рябинину, взял его и трясущимися руками поднес к слезящимся глазам.
– Почему, ты не помогла ему, он же мог задохнуться и умереть? – обратился Рябинин к Недоле.
– Одним нечистяком меньше, подумаешь потеря. Он уж девять веков живет, пора бы и честь знать, – надоели его блины ужо, в глотку не лезут, вона я гляжу и тябе тожа, – кивнула она в сторону лежащего в миске блина, оброненного Рябининым. – А ты я смотрю жалостливый больно, так смотри, чтобы жалость твоя, тебе же бедой и не обернулась. – Филька проводи его, засиделся он в гостях, пущай идет, ищет себе Долю, что ветра в поле, - заскрипела противным смехом старуха, и хватила костлявым кулаком по столу, так, что перевернулась берестяная кружка с дымящимся отваром, который стремительной струей ринулся на колени Рябинина.
Рябинин вздрогнул и подскочил, так что задел головой обшивку машины. На улице уже рассветало, дождь закончился, из леса наплывал туман.
– Сон. Слава Богу, это всего лишь сон, – успокоил он себя. – Я не схожу с ума, у меня нет никакой Недоли, и никаких домовых не существует. Он так обрадовался этому своему умозаключению, что стал насвистывать какую-то популярную мелодию, вышел из машины, потянулся, несколько раз присел, сделал пару наклонов, чтобы размять спину, и еще раз обошел машину, чтобы посмотреть, на сколько сильно он застрял. К его удивлению колесо стояло не в канаве, а рядом. У Рябинина глаза непроизвольно стали подниматься на лоб: «что за ерунда, он же не мог выехать ночью из канавы, это он точно помнит, а может быть, ему и это приснилось, так же, как и все остальное. Ну, да конечно, – стал размышлять Рябинин, – я устал, остановился, шел непроглядный дождь, видимость была практически нулевая, я уснул и мне приснился весь этот бред».
Он сел за руль (как не странно машина завелась сразу, хотя стартер он так и не починил), и отправился дальше. Утром он перемещался значительно быстрее и уже к полудню достиг заветного указателя «Латуринск».
***
Илья Петрович Губкин пел своим студентам-практикантам такие же дифирамбы, как до этого ректор медицинского института. Ничего нового Рябинин не услышал, за исключением, пожалуй, того, что перед отъездом Антонов побывал в гостях у бывшего хирурга Северского. Но поговорить с ним не удалось, так как хирург был в очередном запое. Он только плакал, вспоминал какую-то Лилю, и корил себя в том, что не смог ее удержать и понять. Об Антонове он только и смог, что сказать: «Помню, помню, интересный мальчик».
– А вы знаете, – обратился он к Рябинину, – он что-то узнал, про нее…
– Про кого? Не понял Рябинин, – про Лилю?
– Нет, про Берегиню, хотя может быть и про Лилю тоже… – Зачем, я тогда выпроводил его? Зачем не спросил, отчего он интересуется ею? – начал причитать и заламывать руки Северский. Потом зарыдал в голос, уронил голову на стол рядом с недопитой рюмкой, а через минуту, Рябинин понял, что он уснул.
Через полчаса после встречи с Северским, Рябинин подъезжал к медицинскому колледжу где училась Тоня Белова. Она долго не решалась, стоит ли говорить всю правду Рябинину, или с него хватит и того, что он уже знает. Но потом все-таки назначила встречу Рябинину, через час, в придорожном кафе.
Рябинин был смертельно голоден, поэтому сразу же помчался его искать, накидываться на еду при девушке было неудобно, и он решил, что как раз успеет плотно поесть, а когда придет Тоня, он вместе с ней выпьет чашечку кофе.
Кафе с громким названием «Престиж», оказалось такой же обшарпанной забегаловкой, как и все в этом городке. Меню не отличалось большим ассортиментом, и Рябинин заказал большую порцию борща «по-деревенски», две котлеты с картофельным пюре и салат из свежих овощей. Сорок минут ему пришлось ждать свой заказ, хотя посетителей в кафе, кроме двух дальнобойщиков не было.
Когда, наконец, перед Рябининым появились тарелки с едой, и он только взял ложку и приступил к приему пищи, как на пороге кафе появилась Тоня. Она беглым взглядом нашла Рябинина и направилась к его столику.
– Приятного аппетита, – улыбнулась она, взглянув на множество больших тарелок стоящих перед Рябининым, – да, вы не смущайтесь, кушайте, – поймав его растерянный взгляд, поспешила успокоить девушка. – Я не знаю, почему пропал Рома, и куда он мог деться, но то, что я вам сейчас расскажу, не дает мне покоя. Возможно, вы сочтете меня сумасшедшей, но если это поможет вам найти Рому, я согласна и на это.
Рябинин заполнял свой желудок пересоленным борщом, а сам внимательно слушал девушку.
– Во время прохождения практики, Рома вывихнул плечо, а в нашей амбулатории специалистов в области хирургии и травматологии нет уже давно, с тех пор как Ивану Николаевичу ампутировали руку. Вот Илья Петрович и посоветовал обратиться к бабке Лукерье. Это знахарка местная, живет в лесу, к ней многие ходят, кто за отварами, кто детей от испуга лечить, или от сглаза, говорят она и вывихи вправляет. Я сама у нее никогда не была, ну а где она живет, примерно знала. А так, как кроме меня местных не оказалось, чтобы Рому проводить, Илья Петрович меня с ним на нашей машине «скорой помощи» и отправил. Дороги сами видели, какие у нас, а машина еще хуже. Добрались мы туда только к вечеру. Водитель у леса нас оставил, а дальше мы сами пошли. Да только не знаю я, как так получилось, что мы с тропинки сбились, да и по времени мы уже давно должны были прийти к бабке Лукерье, а домика ее все нет и нет. Темно в лесу, страшно. И вдруг со всех сторон, что-то черное на нас надвигаться стало. Меня просто дикий ужас охватил, я чувствовала, как мертвый холод пробирался в мою душу. Еще минуту и я наверное, умерла бы от разрыва сердца. И тут Рома, схватил меня за руку и потащил куда-то в сторону. Мы бежали с ним через бурелом, пролезали через какие-то заросли, раздирая в кровь кожу и одежду. Мне было очень больно, но я молчала, потому, что знала, что если «Это» настигнет нас, мы погибнем. Потом как будто из-под земли появился рубленный домик, и женщина со свечой в руке. Рома потерял сознание от боли, от перенапряжения, от усталости. Женщина вправила ему руку, дала выпить какого-то отвара и показала, куда нам надо идти. Утром мы вышли на то место, где нас уже искали люди, которые сказали, что нас не было трое суток. Хотя по нашим ощущениям мы были в лесу всего одну ночь. Не может же быть такого, что ты не заметил несколько дней. Прожил, и совершенно не заметил? – задала вопрос девушка Рябинину.
Рябинин пожал плечами, не зная, что ей ответить.
– А самое интересное то, что эта женщина нас ждала, она знала, что нужно делать и все заранее приготовила.