Антонов подтащил корягу к костру. Тоня сидела и переплетала косу, пока бежали, ветки растрепали ей волосы. Они вились крупной волной и ручьем падали на землю. В свете костра она была еще прекрасней, и казалась такой хрупкой и беззащитной, что Роману захотелось прижать ее к своей груди и гладить по волосам. В этот момент он дал себе слово, что сделает все, чтобы ее вера в него нашла свое оправдание. Он отдаст свою жизнь, чтобы она жила, дышала этим густым ароматным воздухом, смеялась, ходила босиком по мягкому мху, чтобы она никогда в нем не разочаровалась. Как только он это понял, в его мозгу, как ему показалось, сработал какой-то механизм. Словно завелся маленький моторчик, мозг стал отдавать команды его телу: – нельзя здесь сидеть, надо идти, если не уйти сейчас будет беда, стучало в висках. Все тело сковало предчувствие надвигающейся бури, холодок пробежал по коже.

– Вставай, надо идти, – скорее приказал, чем сообщил он девушке.

– Но ведь мы не знаем куда идти, да и зачем тогда костер надо было разводить? – С недоумением подняла на него глаза девушка.

– Пойдем, надо идти, – уже схватив ее за руку, на ходу сказал Роман.

Он шел быстрым шагом, за ним еле поспевая, почти бежала девушка. Он был рад, что она не задавала ему вопросов, на которые он и сам не знал ответов. Он просто чувствовал, что надо было идти и все. Тропинка петляла между деревьями, как трусливый заяц, то пряталась под кустом, то опять появлялась перед глазами.

Лес неожиданно зашумел кронами деревьев, луна быстро пропала за облаками, в одно мгновенье стало темно так, что невозможно было разглядеть собственных пальцев на руках, даже если поднести их к самым глазам. Роман включил фонарик на зажигалке, ускорил шаг, который плавно переходил в бег, увлекая за собой девушку. Темнота сгущалась, ее уже можно было ощутить не только зрением, она стала осязаемой, словно текла сквозь деревья. Антонов побежал со всех ног, не обращая внимания на боль, одна рука висела плетью, другая вцепилась в запястье девушки мертвой хваткой. Она не успевала за ним, но он знал, что скорость, это их единственный шанс выжить. Ветки деревьев били по лицу, цеплялись за волосы и одежду, вонзались острыми иголками и сучьями в кожу. Все тело жгло и саднило.

Впереди мелькнул свет, и тут же пропал за деревьями. Антонов спешил к нему, тропинка уходила вверх по холму, бежать стало тяжело, Антонов слышал биение своего сердца, оно хотело выскочить из груди. Сзади тяжело дышала Тоня, рука ее была холодная, наверное, он передавил ее в запястье. Но Роман боялся ослабить хватку, он почему-то был уверен, если он хоть на миг разожмет свою руку, он потеряет Тоню навсегда, и тогда случится что-то непоправимое. Вихри ветра звенели в его ушах: «Не успеешь… Не успеешь…. Не успеешь…». И уже из последних сил он втащил ее на вершину холма, дорожка побежала вниз, там был свет. Роман понял, что успел…

Как только они пересекли невидимую черту, разделяющую свет и тьму. Антонов тут же почувствовал, как земля уходит из-под его ног. Как свет расплывается перед его глазами, как что-то тяжелое наваливается на него и тянет к земле. У него не было больше сил сопротивляться, он закрыл глаза и утонул в темноте.

Тоня стояла на островке тусклого света, который падал от свечи в старинной лампе, в руках пожилой худощавой женщины. Тьма, что преследовала их по пятам отступила и затаилась в лесной чаще. Женщина склонилась над внезапно рухнувшим парнем, провела рукой по его лицу и груди и произнесла:

– Аb initio!²

Потом Тоней овладел страх, и что делала и говорила женщина, казалось ей странным и непостижимым. Она не понимала ничего, речь женщины казалась каким-то набором слов не относящимися ни к ней, ни к лежащему на земле парню, ни к врачеванию. Как будто та была в каком-то глубоком трансе.

– Встреча – только начало, соединение будет в конце. Смерть одного неизбежна. Соблазн будет велик, тьма спустится на землю. Судьба Мира уже решена, он должен сделать свой выбор. Скоро настанет его час, – заключила женщина, и тяжело вздохнула. Потом перевела усталый взгляд на девушку и добавила:

– У каждого свой путь, за человека в его судьбе очень многое решают другие, но главный выбор он всегда делает сам.

Затем она снова провела рукой по груди и лицу Романа, и глядя будто сквозь него, сказала:

– Иди в дом, там, на сундуке, лежит полотенце, а на печке стоит ковш с отваром, принеси их сюда.

Тоня только сейчас обратила внимание на то, что в лесу действительно стоял деревянный сруб. Домом его язык не поворачивался назвать, скорее он был похож на избушку только без курьих ножек. Дверь была приоткрыта. В щель пробивалась полоска тусклого света.

В избушке было тепло. Ее убранство состояло из потрескавшейся беленой печки, которую недавно протопили, широкой деревянной кровати, видимо срубленной из того же материала, что и сама избушка, стола с начисто выскобленной крышкой и двумя лавками по обе его стороны. На столе горела толстая восковая свеча. В углу висела полка с посудой. Посуда в основном была из меди и керамики, «скорее всего позапрошлый век», подумала девушка. К потолку избушки на разноцветные веревочки были подвешены небольшими снопиками разные травы, и сухие цветы. Пахло только, что приготовленным отваром. На сундуке под посудной полкой лежало льняное, домотканое полотенце. Взяв все, что просила женщина, Тоня вышла на улицу.

Женщина ловко навязала на полотенце большие узлы, обвила им плечо и предплечье Антонова стала потихоньку тянуть за его концы. Узлы помаленьку перемещались с места на место, пока все полотенце не прошло от плеча до локтя, лежащего без сознания на земле парня. По мере того, как все полотенце оказалось в руках женщины, она быстро развязала на нем узлы и сложила в несколько раз. Взяла из рук девушки ковш с отваром, приподняла голову Романа, и влила глоток жидкости ему в рот. Он пошевелился и стал приходить в себя.

Сквозь далекую черноту оторвавшегося сознания Роман почувствовал тупую боль. Она была далекой еле различимой, будто бы чужой. В ушах нарастал звон, казалось, что били в колокол над самой его головой. Этот звон достиг такого резонанса, что вот-вот должна была лопнуть голова. И вот этот звон так же резко прекратился, как и возник. Из глубины сознания донеслось бормотание какой-то женщины, затем теплом разлилась по телу сладковато-горькая жидкость и заполонила собой каждую клеточку организма. От этого тепла захотелось спать и не просыпаться, по крайней мере, несколько часов. Но внутренний голос приказал открыть глаза, и Роман их открыл.

Перед ним на коленях стояла женщина, придерживая одной рукой его голову, другой держа ковш с какой-то жидкостью. По другую его сторону со свечой в руках стояла Тоня с перепуганным лицом и растрепанными волосами. Антонов оперся на локоть и ощутил, что боль в плече прошла, рука свободно двигалась и гнулась в локте, и даже опухоль начала спадать. Он сел, выпил остаток отвара, поданный женщиной, и почувствовал себя гораздо лучше.

– Спасибо, вы настоящая волшебница. Рука вообще не болит, как вам это удалось? – спросил Антонов.

– Помогаю избранным, – ответила женщина, заглянув в его глаза.

Этот взгляд был тяжелым, заглядывал в душу и мысли, словно сканировал рентгеном. Затем она взяла его за руку подержала ее в своих горячих ладошках и тихо, почти шепотом проговорила:

– Береги себя, и ее тоже, кивнув в сторону Антонины, добавила она, – тяжелые времена грядут, ты должен быть сильным… Удачи тебе.

Потом поднялась с колен, подошла к девушке, долго молча, смотрела в ее глаза, тяжело вздохнула, взяла из ее рук свечу и, махнув в сторону рукой, сказала:

– Дорога там… Вас уже ждут. Идите….

И не оглядываясь, пошла к избушке.

Роман взял Тоню за локоть, она вздрогнула, словно очнулась от оцепенения.