Северский от удивления открыл рот, и несколько секунд так и стоял в замешательстве. Наверное, обдумывал, стоит ли отвечать на столь прямой вопрос, но Антонова это не смутило, а наоборот, позабавило.
Наконец он принял решение, и ответил:
– Хорошо, что вы спросили, все мои знакомые избегают говорить со мной на эту тему, даже моя теща, Ольга Петровна, хотя я знаю, она тоже страдает и мучается. А мне иногда так хочется излить кому-нибудь свою душевную боль. Вы действительно хотите это знать? – с надеждой в голосе спросил Иван Николаевич.
– Да, я очень хочу узнать всю эту историю от начала до конца. Дело в том, что я не могу разобраться в некоторых обстоятельствах, происходящих в моей жизни, понять свои мироощущения. И мне кажется, что ваша история, как-то связана с моей, – поспешил заверить его Антонов.
– Мне трудно уловить смысл ваших слов, но если я смогу вам помочь, буду очень рад, – закивал бывший хирург.
Пока шел этот диалог Северский накрыл на стол, заварил ароматный чай. Антонов отметил про себя, что движения его ни неуклюжие, а наоборот точны и легки.
– Этот чай, меня научила заваривать Лиля. Она придавала этому большое значение, считая, что чайная церемония, это целый оздоровительный ритуал. Сама ходила в лес собирать травы, ягоды. Сама их сушила, даже разговаривала с ними, как с живыми. И наблюдать за этим было каким-то волшебством. Глаз нельзя было оторвать, какая она была красивая в этот момент. Именно такую я увидел ее в первый раз, и сразу понял, что пропал. Та фотография, что стоит на комоде, сделана в тот самый день.
– Вы пейте чай, он придает силы, успокаивает нервы, снимает усталость, – подлил в чашку Романа еще душистого янтарного напитка Северский, и продолжил:
– Мы тогда с друзьями собрались отдохнуть и поохотиться, я конечно не охотник, но знакомые ребята уговорили меня поехать с ними. И вы знаете, тоже история своего рода. Мы ведь хотели поехать в Сосновку, это километров пятьдесят от сюда, почему Аркадий повернул не на том перекрестке, остается загадкой. Аркадий Андреевич Сычев, – пояснил он, – мой товарищ, мы вместе учились, довелось и поработать с ним, очень хороший врач терапевт, его потом в Новосибирск пригласили работать, он теперь там заведующим отделением служит. Позже в Москву звали, но он отказался, привык к своим пациентам, да и семья его вся в Новосибирске устроилась. Так вот он сам из этих мест, в Сосновке его бабушка жила, он практически вырос там, места все с закрытыми глазами знал, а тут повернул раньше и все. Почему сам не знает, может, заболтались мы, отвлекли его, а может судьба повернула нас, именно туда и именно тогда. В общем, оказалось, что попали мы не туда куда хотели, но бензина у нас осталось мало, поэтому решено было остаться здесь. Тем более, что речка рядом, а в лесу Аркадий сказал, есть озеро, которое местные называют «Черным зеркалом».
– «Старожилы обходят его стороной», – рассказывал нам Аркадий, – «бояться, говорят, что там живет нечистая сила». Но нам пятерым, молодым, здоровым атеистам, все было нипочем. Особенно мне, я не рыбак, и не охотник, и уж тем более не знаток леса. Я приехал подышать свежим воздухом, полюбоваться природой и повеселиться в шумной мужской компании.
Мы подкрепились, и даже выпили по рюмочке, товарищи оставили меня на хозяйстве, чтобы я костер разжег, да к ночлегу приготовился. Время было уже вечернее, солнце садилось за макушки леса. А сами, взяв ружья, пошли посмотреть есть ли дичь на озере.
Стал я собирать хворост для костра, да искать подходящие камни, чтоб устроить жаровню, и чайник установить. На том месте, где мы остановились, ничего подходящего не оказалось. Решил я на опушку леса выйти, там посмотреть. Вернулся к Аркашиному старенькому «Москвичу», мы его у леса под холмиком оставили, чтоб в глаза сильно не бросался. Выхожу на опушку и у меня дух перехватило. Она там сидит, с травой разговаривает, сама тоненькая, как былиночка, пальчиками травинку к травинке складывает, прежде чем сорвать, разрешения спрашивает, извиняется. Я на нее, как зачарованный смотрю, глаза боюсь отвести, вдруг исчезнет. А она подняла ресницы, увидела меня и даже не испугалась, а наоборот улыбнулась мне, как старому знакомому, как будто знала, что я приду, протянула мне свои хрупкие пальчики и сказала, словно пропела: – «Меня Лилей зовут, я тут травы на чай собираю. А вы, наверное, на охоту приехали, да только зря. Сейчас не сезон». Потом она встала с колен, протянула мне букетик травы разной, «это вам на чай», и пошла прочь. А я так и остался стоять, как заколдованный. Уж не знаю, сколько я так простоял, но уже стало холодно и темно. Ничего я не нашел, соорудил что-то вроде треноги, подвесил чайник, и стал ждать товарищей. А их все нет и нет, как будто провалились куда-то. Леса не знаю, где их искать ума не приложу. Костер горит, только успевай сухие ветки подкидывай. Думаю, если пойду их искать, костер потухнет, тогда и сам заблужусь, и они дороги не найдут. Стал ждать, кто знает этих охотников, может быть они ночью и охотятся. Решил ждать до утра, а утром, если не вернуться, искать надо будет идти.
Заварил чай, из травы, что Лиля дала, такой ароматный получился, пьешь и не напьешься, а как выпил, уснул сразу, толи от усталости и пьянящего лесного воздуха, толи от чая этого, не знаю. Проснулся, костер потух давно, но угольки еще теплые были. Ребят нет, рассвело уже. Стрельбы я не слышал, значит, думаю, не охотились. Пошел их искать. Взял с собой аптечку на всякий случай, непочатую бутылку водки, бутерброды, да шоколада плитку, Аркаша уж очень любил его. Сам-то лес не знаю, иду и каждую кочку, каждое дерево запомнить хочу, чтоб потом вернуться к костру. Не знаю, сколько я ходил, только показалось мне, что не больше трех часов. Вышел к озеру. Поверхность его действительно как зеркало, ровное и имеет форму овала, макушки деревьев отражаются в нем и заслоняют собой небо, поэтому кажется оно черным. Подошел к нему, зову товарищей своих, никто не откликается. Умылся в озере, а сам думаю, может быть пока я ходил, ребята вернулись. Все равно, куда идти дальше не знаю. Пошел обратно. И ведь дорогу запоминал, а найти не могу, хожу вокруг этого озера, как завороженный, и вдруг показалось мне, что огонек мелькнул где-то за деревьями. Пошел я в ту сторону, не знаю, сколько еще времени прошло, может быть, час, а может быть и пять часов, но я почти бежал, почему-то казалось мне, что если я не успею за ним, то пропаду. А огонек то в одной стороне мелькнет, то в другой, уже почти с ног валюсь от усталости, но бегу. А потом раз, и исчез совсем. Стою я в густой чаще, и так мне стало страшно и тоскливо, что я в отчаяние, закричал, на сколько голоса хватило, эхо во все стороны разнесло мой крик, а когда он затих, слышу, стонет кто-то совсем рядом. Пошел я на стон и нашел человека.
Сколько ему лет определить было сложно, может быть тридцать, а может и пятьдесят. Заросший бородой, волосы спутаны, лицо грязное, одет в кольчугу, сапоги и штаны на нем странные, как в фильмах про Киевскую Русь показывают. Я подумал, что с ума схожу, что мне уже исполиные богатыри мерещатся. Но он схватил меня за плечо и застонал еще сильнее. Смотрю, а у него в боку обломок стрелы торчит, а из раны кровь струиться. Приподнял я его, ох и тяжелым он оказался, а в какую сторону идти не знаю. И тут снова свет за деревьями мелькнул, темно уже было, идем на свет, и как будто из неоткуда появился деревянный сруб. У его дверей стоит женщина свечу в руке держит. Увидела нас, навстречу двинулась, словно ждала уже. Помогла мне раненого в дом занести, и говорит мне: «Спаси его, он надежда земли русской, а я помогать тебе стану».
Уложили его на стол дубовый, раздели, осмотрел я рану, вынимать стрелу надо, а что из внутренних органов задето, не знаю. Выхода все равно нет, помощи ждать не откуда, довести в больницу, даже по хорошей дороге не успеем, а уж по этому бездорожью подавно.
Вода нагрета уже была, руки вымыл, обработал водкой их и рану, ввел раненому обезболивающее, что в аптечке было, и подручными средствами, какие нашел у хозяйки, осторожно вынул остатки стрелы. Стрела вошла глубоко, но легкое было задето не значительно, других тяжелых повреждений я не нашел. Только крови он потерял много. На свой страх и риск, способом прямого переливания, одноразовым шприцом, влил ему своей, у меня первая положительная группа крови, – пояснил Роману Северский. Бога молил, чтобы совпала. Рана большая, зашивать нужно, а чем, в аптечке ничего подходящего не нашлось, у хозяйки только шерстяная пряжа, да холсты домотканые. Решение пришло как-то внезапно. Смотрю волосы у нее длинные, густые из-под платка выбиваются. В общем, взял я несколько волосков ее, обработал их, и наложил швы.
