В аэропорту вся семья встречала мать со специальным грузом, все оставшиеся деньги, собранные на операцию, ушли на оформление бумаг, транспортировку и сохранность этого «груза».
Мать постарела и осунулась, кроме безмерного горя над их семьей повис огромный долг. Пришлось продать свою отдельную квартиру, более-менее сохранившуюся мебель, и переселиться в коммуналку с клопами, крысами и тараканами. Но это не спасло, отдали только часть долгов, а в банке все росли проценты. Все работали только на них, не оставалось времени ни на отдых, ни на что другое. Старший брат Сергей бросил учебу, уехал на заработки на север, первые месяцы деньги высылал регулярно, но потом это стало случаться все реже и, в конце концов, он перестал их высылать, а потом и звонить. У отца от тяжелой физической работы и переживаний случился инфаркт, а потом инсульт. Мать, разрывалась между двумя работами и домом. Отец лежал, ни на что не реагируя, а Андрею казалось, что он просто смертельно устал, и теперь лег и отдыхает за всю свою прожитую жизнь. Иногда по его впалой покрытой морщинками и немного обросшей щеке катилась слеза. В такие моменты Андрею хотелось бежать без оглядки, пока не останется сил, потом упасть в траву и рыдать в голос, от горя, от безысходности, от подлой и жестокой жизни, от несправедливости. Но он говорил себе, ты не можешь дать себе расслабиться, ты нужен людям, ты должен сделать то, что обещал, ни смотря, ни на что. И он с удвоенным усердием занимался, корпел над учебниками, так же подрабатывал в больнице, старался выполнить работу побыстрее, чтобы оставалось время для учебы. Даже во время назначенных врачом процедур, между капельницами и уколами, перевязками и обработкой инструментов он мысленно повторял пройденный материал, вспоминал лекции, заучивал определения, а между сменами разгружал вагоны на товарной станции. Дома Андрей практически не бывал, заносил продукты, деньги и опять пропадал на несколько дней.
В те очень редкие часы, когда он бывал дома, они с матерью вдвоем сидели за кухонным столом, пили чай и разговаривали на посторонние темы, боясь даже невзначай затронуть больные места. В эти дни, мать старалась приготовить что-нибудь вкусненькое, и самый лакомый кусочек клала ему на тарелку.
Но впереди Андрея поджидал еще один удар. После смерти сестры, он всей душой привязался к мальчику Мише. Видя, как его мать тоже выбивается из сил, он чем мог, помогал им. Приносил соки, покупал лекарства. Экономил на своем обеде и ужине, а иногда обходился только чем-нибудь одним. Некогда здоровый парень похудел, осунулся, одежда, которая раньше плотно облегала его торс, стала слегка великовата. Только за счет накаченных мускулов он казался плотным.
Мать Миши сама не смогла собрать нужную сумму денег. В одной из очередей в банке по оформлению кредита, какая-то женщина посоветовала ей обратиться к своему знакомому, который смог бы ей помочь. Она встретилась с ним, и несколько месяцев ходила словно одухотворенная. Человек обещал не только помочь с деньгами, но и поспособствовать определить Мишу в клинику без очереди, как только сумма будет собрана. Даже пригласил телевидение и открыл счет в банке, куда все желающие могли перевести денежные средства для больного ребенка. Ролик о Мише прогнали по местному каналу несколько раз. Человек заверил мать мальчика, что скоро все будет хорошо, что сумма приближается к намеченной, надо только оплатить эфир на государственном канале, и без зазрения совести взял собранные деньги у доверчивой женщины. Через неделю вновь встретился с ней и успокоил, что все устроил, что ролик выйдет через два дня, но деньги, поступившие на счет в местном банке нужно перевести в другой и открыть новый счет, а так как женщина очень занята, то он сам от чистого сердца поможет ей с этой волокитой. Но не через два дня и даже не через две недели ролик по государственному каналу не прошел. Сотовый телефон этого «добродетеля» не отвечал, деньги с банковского счета исчезли. Человек с именем Петр Васильевич Соловьев, оказался банальным мошенником. Милиция обещала помочь, но пока поиски не увенчались успехом. Скорее всего, Соловьев был уже каким-нибудь Канарейкиным, и грелся под пальмами в южных странах.
У матери Миши случилась истерика, которая переросла в нервное расстройство, а потом в психоз. Теперь ей самой нужна была помощь специалиста. Она перестала за собой следить, часто сидела в коридоре с отсутствующим взглядом и не решалась войти в палату к сыну. Иногда медицинские сестры рассказывали друг другу, что видели ее в таком состоянии в парке на скамейке, или на автобусной остановке, или подолгу стоящей в магазине или в аптеке. От мальчика естественно все скрывали, бабушка приходила реже и все плакала. У Андрея разрывалось сердце, он не мог вынести еще одного предательства. Ему хотелось ускорить время обучения, пройти стажировку у мировых светил, нужно было уметь наверняка проводить те сложные операции, в которых нуждались дети. Но время тянулось медленно, опыта у него пока не было, и специалистом он точно себя не считал. Он как мог, облегчал состояние мальчика, тем самым, помогая себе справиться с горем, которое как ржа ело его изнутри.
Закончилась летняя сессия, наступило время практики. Андрея вместе со старшими ребятами с параллельных курсов отправили в маленький городишко Латуринск. Поселили их со Славкой Карауловым у бабы Фроси, так ее называли в городке. Для своих лет она была очень проворна и не в меру болтлива. Разговаривала всегда и со всеми: с квартирантами – парнями, соседями, мимо проходящими детьми, со своими двумя котами Кузьмой и Василием, с собакой Жучкой, с соседской коровой Майкой, с курами и поросенком Яшкой. Это бесконечное бормотание, причитание, сетование первое время выводило Андрея из себя. Но потом он привык к ним, и перестал обращать внимание.
Славка Караулов был большой любитель спорта, все вечера проводил, уткнувшись в телевизор, специально привезенный для этого, или в Интернет в телефоне. Андрея это вполне устраивало, он не любил подолгу общаться, не знал, о чем говорить, какую тему обсуждать, чтобы собеседнику было интересно. В большинстве случаев такому общению он предпочитал отмалчиваться и слушать других, либо отвечал односложно «да», «нет», «не знаю». Исключением была сестра Вика и мальчик Миша. С ними он мог говорить часами, и даже сам себе удивлялся, как легко находились разные темы, и ему даже не приходилось задумываться, что обсудить и о чем завести разговор.
Теперь Андрей находился в затруднительном положении. Впервые с ним происходило что-то необъяснимое. Его тянуло к этой строгой девчонке Тоне, которую он впервые увидел на практике. Ее волосы, глаза, движения, словно завораживали его. Рядом с ней он не мог дышать, сердце начинало предательски ускорять свой темп. Он боялся посмотреть в ее сторону, потому что ему казалось, она ослепит его, как солнце. Все валилось из рук, по ночам его мысли витали вокруг нее, он забывал о трудностях жизни, о несправедливости судьбы, и даже о своей святой цели.
После того случая в лесу, когда Тоня и Роман потерялись, в душе Андрея поселилось еще одно чувство, которое царапало, жгло, вызывало возмущение и гнев. Хотя Ромка Антонов был хорошим парнем, и у Андрея раньше вызывал только симпатию, теперь он стал ему казаться избалованным и слишком самоуверенным. А хуже всего было то, что Тоня с таким умилением и восторгом смотрела на него. Их что-то связало за эти три дня в лесу, но что, Андрей пока не знал, очень хотел узнать, но подсознательно боялся этой тайны.
За эти три дня он чуть не умер от горя и тоски. Ему казалось, если еще и с этим дорогим ему человеком случится непоправимое, он не вынесет, его сердце и так не зарубцевалось еще. Глубокие раны кровоточили и болели. Еще один удар, и это большое сердце разорвалось бы на мелкие осколки, как боевая граната.
Когда Андрей увидел Тоню с Романом, выходивших из леса, уставшими, но живыми, вздох облегчения разлил благодать по всему телу. Ему хотелось побежать, к Тоне обнять ее, потрепать запутанные волосы, зацеловать ее глаза, губы и не выпускать из своих объятий больше не на секунду. Но Максим схватил его за локоть и с силой потащил к «Ниве», куда только что, так же, как его, Губкин притащил Романа.
