– У меня тоже жизнь не сахар, Элиза!

– Держи себя в руках.

Из пудреницы вылетает очередное облачко пудры.

– Все, довольно! – Анжелика легонько похлопывает ладонями по прическе. – Иначе натуральный цвет не будет виден. – Она очень дорожит своими густыми золотистыми волосами, когда-то сыгравшими решающую роль в ее судьбе. В нежной юности ей довелось служить помощницей и моделью у итальянского куафера, и (согласно легенде) именно у него толстушка Анжелика обучилась не только искусству ухода за собой, но и искусству любви.

Женщины молчат. Когда споры заходят в тупик, обе благоразумно предпочитают придержать язык: недовольно расходятся, как кулачные бойцы по углам площадки, оставаясь каждая при своем мнении. Миссис Фрост сгребает с пола бумажки и бросает в камин, а Анжелика снова тянется к фруктовой вазе и отщипывает одну за другой несколько виноградин, зажимая их в кулаке. Потом слизывает сок с тыльной стороны запястья. Косой солнечный луч, падающий в окно, приятно греет щеку. Анжелике двадцать семь лет, и она все еще очень хороша собой, чему причиной отчасти везение, отчасти жизненные обстоятельства, отчасти здравомыслие. Ярко-голубые глаза и чувственная улыбка подарены ей природой; тело и душа не отмечены тяготами, которые пришлось бы познать в супружестве; кожа у нее чистая и свежая, грот наслаждений благоуханен, и нос цел-целехонек благодаря мешочкам из бараньей кишки, которые она хранит в отдельной шкатулке перевязанными зелеными тесемками и тщательно моет после каждого использования.

– Умереть – лучшее, что он мог сделать, – наконец миролюбиво говорит Анжелика. – И успел как раз вовремя: к началу светского сезона.

Компаньонка по-прежнему хранит молчание.

Но Анжелику это не обескураживает.

– Теперь я совершенно независима.

– Это-то меня и тревожит. – Миссис Фрост неодобрительно поджимает губы, но снова подступает к креслу Анжелики.

– Ох и весело же я заживу, никому ничем не обязанная!

– Ну да, без всякой поддержки и помощи.

– Ах, Элиза! – Анжелика чувствует прикосновение прохладных пальцев к голове и поворачивается в кресле, чтобы взглянуть подруге в лицо. – Я целых три года ни с кем не виделась. Ни балов, ни приемов, ни развлечений. Сидела взаперти в унылой крохотной гостиной.

– Он щедро тебя обеспечивал.

– И я ему благодарна за это. Но я многим жертвовала, знаешь ли. Тот художник, выставлявший мой портрет в Академии художеств, – он нарисовал бы меня еще тыщу раз, кабы герцог не запретил. Разве не могу я теперь позволить себе немного сумасбродства?

– Сиди смирно, или я никогда не закончу.

Анжелика откидывается на спинку кресла.

– Я знавала и худшие дни. Я в четырнадцать лет осталась одна-одинешенька на всем белом свете.

– Да, да.

Миссис Фрост – до того как стала миссис Фрост – чистила камины в заведении миссис Элизабет Чаппел, знаменитом «Храме Венеры», где Анжелика Нил – до того как стала Анжеликой Нил – танцевала голая.

– Так чего волноваться-то? Если меня выбрал один мужчина, значит и другие выберут. Просто сейчас мне надо почаще бывать в обществе, вращаться в правильных кругах, повсюду показываться, чтобы снова приобрести известность, решительно нам необходимую. Ни одна из великих куртизанок особой красотой не отличалась, знаешь ли, во всяком случае, хорошеньких среди них – по пальцам счесть. А вот я настоящая красотка, верно?

– Ну да.

– А значит, – говорит Анжелика, – успех мне обеспечен.

Она впивается зубами в персик и снова откидывается в кресле, с удовольствием глядя на свое жующее и глотающее отражение.

– Я только не уверена… – начинает миссис Фрост.

– Думаю, мужчины найдут меня еще более привлекательной, чем раньше, – перебивает Анжелика. – Теперь мне не придется корысти ради лебезить перед всяким, кто меня возжелает. Мое положение позволяет мне самой выбирать.

– Но разве ты не…

– Синюю ленту в волосы, пожалуй.

С улицы доносится шум. Прыгая по булыжной мостовой, к дому подкатывает небесно-голубое ландо, с обеих сторон украшенное изображением золотого сфинкса с обнаженными женскими грудями. Анжелика вскакивает на ноги.

– Она приехала! Сними фартук! Впрочем, нет, не надо. Не хочу, чтобы ты выглядела одной из нас.

Анжелика подбегает к окну, на ходу сбрасывая с плеч запорошенную пудрой накидку.

Закатное солнце заливает улицу золотисто-медовым дымчатым светом. В ландо, среди юных барышень в белом муслине, восседает сама миссис Чаппел, настоятельница «Королевской обители». Телосложением она напоминает громоздкое кресло; платье на ней смотрится мебельной обивкой; необъятная грудь, с диванный валик размером, вздымается под бежевой тафтой с золотым позументом. Когда ландо останавливается, миссис Чаппел тяжело встает, растопырив руки в сверкающих перстнях. Два негра в лазоревых ливреях проворно спрыгивают с запяток, чтобы помочь ей сойти.

– Опять новые слуги, – говорит Анжелика, глядя, как негры подхватывают хозяйку под локти, а девушки оправляют фестоны, украшающие ее обширный зад. – Бедные простофили еще не знают, что она платит им вдвое меньше, чем они стоят на самом деле.

Ландо покачивается на упругих рессорах, когда миссис Чаппел грузно сходит на булыжную мостовую, шурша накрахмаленными кружевами. Несколько крохотных собачонок резво выскакивают из экипажа, девочки кидаются за ними, и все они вприпрыжку носятся взад-вперед, мелькая пушистыми хвостами и пушистыми шляпными перьями, в то время как миссис Чаппел, пошатываясь, стоит на месте, поддерживаемая под руки лакеями.

– Очень умно с ее стороны нанимать чернокожих, которые совсем недавно прибыли из Америки и еще не знают себе цену. Только подумай, Элиза! Освободиться из рабства, чтобы попасть в услужение к ней.

Эти блистательные гости Дин-стрит не остаются незамеченными. Какая-то прачка с тюком на спине раздраженно шипит сквозь зубы, но ее юная подсобница с убранными под чепец волосами стоит столбом, зачарованно глазея. Четверо мальчишек принимаются свистеть и улюлюкать; мужчины приветственно снимают картузы или опираются на ручки своих груженых тачек и ухмыляются. Девочки самодовольно улыбаются ямочками щек, плавно покачивают юбками, безостановочно обмахиваются веерами. Они грациозно изгибают шеи и изящно выворачивают кисти, как бы ненароком показывая белоснежную кожу предплечий. Анжелика поднимает окно и высовывается наружу, приложив ладонь щитком к глазам.

– Моя дорогая миссис Чаппел! – восклицает она, и все барышни разом вскидывают головы и начинают махать веерами еще живее; солнце сверкает золотом в волосах Анжелики. – Как мило с вашей стороны навестить меня!

– Полли! – рявкает миссис Чаппел. – Китти! Элинора!

Девочки замирают навытяжку, с возбужденно блестящими глазами.

– Элиза, нужно перенести столик! – шипит Анжелика.

Миссис Фрост торопливо сгребает на нем в кучу ленты, серьги и прочие украшения.

– Я совсем ненадолго, – громко сообщает миссис Чаппел, прижимая руку к могучей груди, рвущейся из корсажа.

– Ах, поднимайтесь же! Поднимайтесь! – кричит Анжелика, к которой теперь приковано внимание всей Дин-стрит. – Выпьете чашечку чаю. – Она отступает от окна. – Боже мой, Элиза! У нас хоть есть чай в доме?

Миссис Фрост смахивает с груди клочок розовой бумаги.

– У нас всегда есть чай.

– Ах, ты просто прелесть! Сущий ангел! Что бы я без тебя делала?

Анжелика подхватывает туалетный столик с одной стороны, миссис Фрост – с другой, и они тащат его, мелко шаркая ногами, как немощные старухи, чтобы ничего с него не уронить. Фрукты в вазе трясутся и подпрыгивают, зеркало дребезжит на подставке.

– Ты знаешь, зачем она явилась, – пыхтит Анжелика. – Здесь мы с тобой заодно, надеюсь?

– Я свое мнение ясно выразила. – Миссис Фрост пытается принять чопорный вид, но безуспешно, поскольку она нелепо семенит задом наперед, поглядывая через плечо, чтобы не наткнуться на стену.

– Дай мне немного времени, и я рассею твои тревоги. – В гардеробной они с трудом обносят столик вокруг узкой жесткой кровати миссис Фрост. – Скорее! Скорее! Ставь прямо тут, задвинем на место потом, когда они уйдут. А теперь беги, беги, встречай гостий. И не забудь хорошенько протереть блюдца, прежде чем раздать, Мария протирает из рук вон плохо, неряха такая.