Ей десять, ему двенадцать. На часах одиннадцать вечера.
Она сидит на мягкой постели в длинной ночнушке и показывает маме театр теней при голубом свете ночника.
Он стоит в обезьяньем вольере в изодранной рубашке (обезьяны вовсе не безобидные зверушки) и вываливает из ведра очередные дурно пахнущие помои, именуемые кормом для животных.
Ей четырнадцать, ему шестнадцать. Около полуночи.
Она сидит на холодном подоконнике в темном туалете и плачет. Соседки по комнате облили ее постельное белье холодной водой, а старенький Алкатель куда-то спрятали и не собирались отдавать.
Он сидит на берегу небольшого водоёма в Висконсине и спокойно умывается. Кровь из носа хлещет рустом. Первая в его жизни попытка дать сдачи одному из материных любовников не увенчалась успехом, но ничего. Он научится. Он смотрит в спокойную гладь воды, в которой отражается полное звезд небо, и приподнимает уголки губ в легкой ухмылке.
Саре стало чертовски обидно за этого русого парня, который прямо сейчас сидел перед ней и варился в собственных воспоминаниях. Он не заслуживал такого детства, такой жизни, таких родителей. Его судьба — следствие череды обстоятельств, никак от него не зависящих.
Он не был рожден плохим.
Как и всегда, не успев хорошенько подумать и трезво оценить ситуацию, в порыве нахлестнувших эмоций девушка бросилась Ди Каприо на шею, сжимая в крепких объятиях. Она всеми силами хотела поддержать его сейчас, показать, что он не один. Парень мгновенно очнулся; он резко выпрямился и заметно напрягся, не до конца понимая, что произошло. Она мягко прижалась своей щекой к его и с искренним сожалением пролепетала прямо на ухо:
— Сколько ужасов ты перетерпел за всю жизнь.
Слишком ласково, слишком тепло, слишком непривычно. Слишком не для него. Он легко, почти невесомо коснулся рукой ее спины, растерянно хмурясь.
— Ой, да брось ты. О такой жизни можно только мечтать, — русый мысленно поставил себе два за отвратительную актерскую подачу и предательски дрогнувший под конец голос.
— Если бы в твоей жизни были люди, которые по-настоящему тебя поддерживали, — Сара продолжает, не обращая внимания на последние слова Ди Каприо, — все вышло бы иначе. Ты наверняка поступил бы в университет, нашел бы себе деву…
— Мне не нужно твое «иначе»! — он резко отталкивает брюнетку от себя и с гневом смотрит на нее. — Все, что ты считаешь нормальной жизнью, для меня смертная скука! Мне нравится моя нынешняя жизнь! Перестрелки и убийства всяко лучше твоего университета!
Девушка вскакивает вместе с ним.
— Ты не можешь так думать! Каждому нужна рука, которая не давала бы уйти на дно!
А она права, чертовски права, и он это знает. Это заставляет посильнее сжать челюсти от злобы и срочно выйти из каморки. В лицо летят мерзкие капли дождя, но Лео не обращает на это внимания. Он с демонстративной заинтересованностью смотрит на серую панораму и, судя по всему, продолжать разговор не собирается.
— Каждому нужна поддержка, каждому нужен человек, которому доверяешь, — Сара вновь стоит рядом, виновато поднимая взгляд на Ди Каприо. — нужна… — она осекается, — забота?
— Забота?! — он истерично хохочет и хищно смотрит на нее. В душе начинает клокотать гнев. — Забота… Слово-то какое противное!
Даже в полицейском участке он не сверлил ее таким полным ненависти и презрения взглядом, как сейчас. Казалось, еще секунда — и Лео сбросит ее с крыши.
— Правда или действие?! — громкий и неожиданный выкрик пугает настолько, что девушка не успевает подумать и повторяет последнее слово. — Поцелуй меня.
Снизу, несмотря на такую высоту, отчетливо слышатся звуки сирен пожарных машин. Лос-Анджелес не может прожить ни дня без происшествия. Снизу люди ходят и дышат, в то время как на крыше старого завода жизнь, кажется, резко остановилась. Тишина уже не гнетет, гнетут последние слова русого.
— Что? — голос предательски дрожит, с потрохами выдавая волнение девушки.
— Уши давно чистила? — ехидно подмечает Ди Каприо, окидывая ее непривычно холодным взглядом. Злобные чертики по-прежнему виднелись в голубых глазах. — У нас с тобой новая игра, верно? Я бедный мальчик, не знающий, что такое любовь и забота. А ты у нас, кхм, женская версия Робин Гуда. Что ж, давай, девочка, покажи мне ласку и нежность.
Она виновата. Она вскрыла вечно гноящуюся рану, заставила детально вспомнить все то, что он годами пытался забыть. Он не простит ей этого.
Она все это начала, она и закончит.
Напряжённые руки боязливо ложатся на плечи русого, касаясь холодной ткани черной ветровки; девичий взгляд робко опускается вниз. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем она перестает заинтересованно таращиться на креативную шнуровку белых кроссовок и, приподнявшись на носочки, неуверенно тянется к растянутым в зловещей ухмылке губам. Каждая клеточка тела девушки дрожит то ли от усиливающегося осеннего ветра, то ли от сковывающего страха, а глаза стыдливо прикрыты. Почувствовав горячее, опаляющее кожу чужое дыхание и легкое соприкосновение губ, Сара вдруг испуганно отстраняется, но внезапно оказавшаяся на талии крепкая рука не позволяет уйти далеко. Ди Каприо за доли секунды притягивает брюнетку к себе и уверенно впивается в мягкие губы требовательным поцелуем. Дрожащие от волнения руки соскальзывают с плеч и настойчиво упираются в твердую грудь, но парень игнорирует любые попытки девушки вырваться из хватки. От такой непривычной близости сердце начинает бешено колотиться, а ноги подкашиваются сильнее, чем на скользком карнизе. Сара открывает рот, чтобы что-то сказать, и язык парня уже бесцеремонно проникает внутрь. Она впивается руками в ветровку, что-то возмущенно мычит, а затем, устав сопротивляться, сдается. Слишком стеснительно и несмело, скованно и неуклюже Сара начинает отвечать. Его учащенное жаркое дыхание обдает кожу приятным теплом, таким необходимым в подобную погоду. Девушка сама не замечает, как тонкие пальцы, уже переставшие волнительно трястись, зарываются в мягкие русые волосы и периодически их поглаживают. Исходящий от парня аромат кофе опьяняет сейчас посильнее любого алкогольного напитка, заставляя забыть обо всем на свете.
Раздается настойчивый звонок телефона, заставляющий их неохотно отпрянуть друг от друга. Прежняя Сара возвращается и демонстративно отворачивается, с напускным интересом глядя на один из небоскребов. Привычно веселым голосом Ди Каприо отвечает на звонок, несколько минут молча выслушивает собеседника, а затем с сухим «понял» кладет трубку.
— Целоваться ты, конечно, не умеешь, — он снисходительно улыбается и хлопает девушку по плечу. — Но ты не переживай, я еще научу тебя. С тобой, дорогуша, как всегда весело, но, увы, мне опять надо идти. Не скучай без меня, — хихикнув, русый треплет брюнетку по щеке и направляется в сторону лестницы.
А недовольный Фред Уокер тем временем ожидал Лео у себя в кабинете.
========== Глава 9 ==========
Харизматичный, яркий и до чертиков жестокий — то, что надо для осуществления плана.
Этот юный убийца был примечен Уокером с самой первой их встречи; бизнесмен сразу обратил внимание на дикий огонек безумия в голубых глазах, который при нужном обращении грозил превратиться в настоящий пожар. Пожар, готовый сжечь все без остатка. Пожар, который еще заставит Лос-Анджелес трепетать от ужаса.
Первое задание — импровизация. «Ваша задача — как можно эффектнее выйти на сцену. Покажите, на что вы способны, включите фантазию, проявите себя». И Лео проявляет: вместо стандартных перестрелок или резни он выбирает настоящее кровавое месиво и каким-то образом заставляет остальных сумасшедших последовать за ним. Работники издательства надолго запомнят душераздирающие вопли своих коллег, громкий сумасшедший хохот и отвратительную картину лежащих на асфальте трупов, а Фред Уокер, прочитав целую полосу популярной газеты, полностью посвященную «маньякам», по-настоящему задумается о потенциале русого.
Второе задание — показать свои коммуникативные способности, научиться правильно вести себя на людях. Добкинс, глупо улыбаясь, что-то неразборчиво бубнит себе под нос, Гринвуд с хищным оскалом рычит, точно загнанный в клетку зверь, а Хелзингер, так и не опробовав своих сил, набивает рот очередным блюдом. Эти маньяки ни на что не годятся. Остается лишь надеяться на Лео.
