– И что дальше?

– Дальше действуйте по обстановке. Постарайтесь втереться в доверие и попасть во внутренний круг ее сиятельства. Графиня Меллен – особа приятная во всех отношениях, вам точно не придется переступать через собственные… – приор помедлил и с улыбкой продолжил, – моральные принципы.

Джервас Кирг явственно хрюкнул, подавившись смешком, а вот с викария вполне можно было писать образ невесть как очутившегося в вертепе праведника. Он с превеликой охотой осудил бы и меня, и остальных, но как человек разумный ставил интересы церкви выше собственных суждений о должном поведении порядочного человека.

Но и дольше необходимого терпеть общество неприятных ему людей священник не собирался. Он резко поднялся из-за стола и слегка склонил голову, прощаясь.

– Ваше высокопреподобие, магистры…

Мы с Джервасом раскланялись с ним в ответ, а вот приор небрежно махнул нам рукой и поспешил за викарием, окликнув его на ходу:

– Ваше преподобие, постойте!

Когда мы остались наедине, магистр-управляющий вернулся за стол и переложил на свою тарелку остатки утки.

– Присоединяйтесь, Рудольф, – предложил он, налил себе шнапса и разрешил: – Спрашивайте! А то вы сейчас лопнете от невысказанных вопросов!

Пояснения моего новоявленного патрона ситуацию лишь запутали. С его слов выходило, что положение в городе предельно усложнилось после назначения бургграфом одного из приближенных венценосной супруги его королевского высочества. Местное дворянство приняло чужака из Майнрихта в штыки и принялось отчаянно интриговать против него и подбивать к тому же цехмейстеров и гильдейских старшин. Благо тех не пришлось даже особо раскачивать – введение новых налогов и без того раззадорило их до крайности. Да и хождением медной монеты не был доволен решительно никто.

Вслух Джервас Кирг этого не произнес, но уверен – все заинтересованные лица в столь непростое время предпочли бы закрыть глаза на выловленные из реки тела, вот только удержать в тайне убийства не получилось. Слухи ползли по городу один невероятней другого; поговаривали даже, что человечью требуху пускают в продажу под видом свиной. Нет, душегуба искать не прекратили бы ни при каких обстоятельствах – слишком уж вызывающе часто тот расправлялся с людьми, но и на столь рискованный шаг, как внедрение своего человека в окружение графини Меллен, никто бы не пошел. Огласка этой истории грозила грандиозным скандалом.

Да и улик против ее сиятельства не имелось даже косвенных. С убийствами графиню связали исключительно личности двух жертв. Первый был головорезом из Нистадда; за пару месяцев до гибели он был принят на службу в городскую резиденцию Меллен. Среди аристократов вдруг распространилось поветрие нанимать подобных персонажей и похваляться ими, будто бойцовскими псами. Второй был совсем другого поля ягодой. Школяр медицинского факультета получил приглашение на устраиваемый графиней бал-маскарад, а на следующий день его изуродованное тело выловили из реки.

Головореза опознали по бандитским наколкам. Школяра – по характерному шраму, полученному им на дуэли. Волею случая, осматривал его тело тот самый профессор-медик, что в свое время накладывал на рану швы.

Еще две жертвы оказались уличными шлюхами; когда и при каких обстоятельствах они пропали, выяснить не удалось. Как не удалось выяснить имена остальных погибших.

– И этого достаточно для выдвижения столь серьезных обвинений? – не сдержал я удивления, выслушав магистра-управляющего.

– Покойников вылавливают обычно после устраиваемых графиней балов, – отметил тот.

– Но не только после них? – предположил я.

– И не всегда после них.

Я развел руками.

– Вот видите…

Джервас Кирг вздохнул.

– Оснований для открытия формального следствия в отношении ее светлости нет. Сказать начистоту, для этого у нас на руках должны быть прямые и неопровержимые доказательства ее вины. Несмотря на неоднозначную репутацию, графиня пользуется большим влиянием в… как бы сказать… определенных кругах. – Толстячок помолчал, пожевав губами, затем с усмешкой продолжил: – Но разработка этой версии даст нам в случае успеха, помимо поимки кровожадного монстра, еще и некоторые политические преференции. Ставки чрезвычайно высоки, поэтому подойдите к делу со всей ответственностью. Я не прошу подтасовывать доказательства. Просто держите глаза открытыми.

– Всегда, – улыбнулся я, обдумал услышанное и покачал головой. – Но мне нужно знать, что именно заставило объединить усилия нас, епископа и герхардианцев. Не люблю действовать вслепую.

Магистр-управляющий налил себе шнапса, выпил и поморщился.

– Официально убийствами занимается Тайная полиция. Сейчас их первостепенная задача – выявление фирланских эмиссаров, но и о наших покойниках они не забывают.

– При чем здесь политический сыск? – удивился я.

Джервас развел руками:

– Тайная полиция – любимое детище великого герцога, эти… как бы сказать… сеньоры отчитываются только перед ним. И, сами понимаете, невозможно допустить, чтобы простецы-живодеры преуспели там, где потерпели неудачу лучшие умы научного и церковного сословий. Иначе и глазом моргнуть не успеем, как лишимся всяких полномочий!

Я кивнул. Это многое объясняло. Многое, но не все.

– Мне доводилось слышать, что герхардианцы пользуются безмерной поддержкой его королевского высочества…

– Скорее, ее королевского высочества, – поправил меня магистр-управляющий. – В этом-то все и дело! Но это не та тема, которую станут обсуждать разумные люди, просто примите как данность.

Я кивнул, и мы перешли к обсуждению графини Меллен. Как оказалось, ее сиятельство обладала колдовским даром и даже прошла соответствующее обучение в местном университете, а помимо тяги к чувственным наслаждениям, всерьез интересовалась театром, слыла меценатом и обожала устраивать костюмированные приемы.

Под конец я стребовал у магистра разрешение на доступ к служебным фондам университетской библиотеки, вышел на набережную, какое-то время присматривался к злосчастной отмели и попутно переваривал услышанное. Затем двинулся к ближайшему мосту и уже знакомой дорогой отправился к пансиону вдовы Блом. На этот раз зашел со двора и уже на подходе насторожился, заслышав лязг стали о сталь. Осторожно заглянул за угол и увидел престранную картину.

Уве со шпагой в правой руке и магическим жезлом в левой вертелся как уж на сковородке, пытаясь не дать загнать себя в угол маэстро Салазару. Клинком мой слуга владел не так уж и плохо, да еще волшебная палочка короткими отрывистыми движениями свивала эфир в силовые жгуты, которые пытались оплести ноги противника, захлестнуть его оружие или откинуть прочь.

Обычный бретер давно оказался бы связан по рукам и ногам, но Микаэль легко уходил от магических атак и беспрестанно наступал, не позволяя пареньку сотворить никаких более серьезных чар. А под конец поединка маэстро и вовсе перехватил призрачное щупальце и дернул его на себя. Уве от неожиданности качнулся вперед и едва не получил эфесом шпаги по лицу; тот замер перед самым его носом.

– Но как? – прохрипел безмерно удивленный парнишка. – Вы же… Вы же отказались от дара!

Микаэль махнул рукой, словно стряхивая с нее остатки эфира, и улыбнулся, встопорщив черные усы.

– Но ты-то не отказался, мой юный друг. Это было твое заклинание, не мое.

Я не утерпел и похлопал в ладоши.

– Браво! Браво!

Уве только кисло улыбнулся и через голову стянул промокшую от пота сорочку. Взлохмаченные волосы паренька как и прежде торчали во все стороны, но сам он больше не казался таким уж откровенно тощим, а его жилистые руки и торс пестрели старыми и не очень отметинами от пришедшегося плашмя клинка. Маэстро Салазар полагал защитное облачение уделом неженок и учеников нисколько не жалел.

Уве прикоснулся к одному из припухших следов и тихонько зашипел через судорожно стиснутые зубы.