Максим провел рукой по губам, убеждаясь, что он не Соловей, перед ним будущий огород, нога давит на лопату. На краю откоса стоял мужчина. Это был хозяин забора вокруг усадьбы. Поймав взгляд, стал спускаться вниз. Максим видел его выходящим к автобусу из калитки штакетника. Теперь был вдет в рабочую робу. Рубаха в клетку спускалась в штаны. Максим никогда не видел такого. Родного материала в штанах не осталось, все покрывали крупные цветастые заплаты. Но даже и на них налезали третьим слоем совсем свежие. Перед глазами встал забор из бывшей кровли, фанеры и досок. Хозяин умел делать дело из мусора.

– Наблюдал твою копку, без воды нельзя. Здесь под песком в глубину на метр зарыт водовод. Вам бы всем пришлым подключиться – и никакой колодец.

– А сечение?

– Полтора дюйма, не больше.

– Я про трубу.

– Толстая. – Хозяин развел руки, показывая.

– Кто ж позволит. Надо перекрывать, а так просто не вваришь.

– Не видал, как отводят слесаря?

– Нет. А что?

– Приваривают резьбу с краном, потом рассверливают магистраль, и все дела. У тебя участок покатый, на дальний конец нужна емкость, придется нанашивать. Или вдоль тягуна поставь бочки.

– Опять ведрами снизу вверх?

– По-другому никак. Что сажать, сеять, расплановал?

– Огурцы, помидоры, зелень.

– То-то! Огурец любит зной, где его тут взять. На помидор садится роса по утрам. Река рядом прохватывает туманом. – Максим чесал затылок. – Я у себя на дворе много менял, прилаживался к земле. Смородина была, клубника, малина – выручка с них не та, пока не развел цветы. У меня пионы. Жена вынесет к метро охапку под марлевой накидкой, раскупают враз.

– Здесь разворуют, – сказал Максим.

– Разворуют. Такой забор, как у меня, не поставишь. А вот ромашки садовые – самое оно. Спробуй. Через два огорода от тебя дед с бабкой копаются. Подсказал – не хотят. У них клубника. В ночь выходят сторожить под налив ягоды, а место на отшибе, глухое. Ромашку ж не сорвут, так что соображай.

Утром Максим был на свалке. Самосвалы подъезжали со строительным мусором, но попадались и дельные вещи. Задумал он поставить водокачку над колодцем – два столба с площадкой и воротом. Столбов не нашел. Вместо них приспособил две доски-сороковки. Долго пришлось искать посудину с патрубком для слива. Меж битых плит лежал резиновый шланг. Максим волок его за собой, как дохлую змею. Подходя к участку, увидел Водяного. Тот до пенсии работал водолазом, потому так и прозвали. Землю раскопал ближе к реке и навещал ради выпивки на приволье.

– Насчет ворота, есть у меня колесо вместе с желобом на подшипнике из прежних запасов – тебе в аккурат. Больше пузыря не возьму. А еще, слышь, насос ручной за тридцатник. Годится? – Водяной напал на жилу, в лице его стоял интерес.

– Не потяну, для меня это деньги.

– Лады. Колесо завтра, про пузырь не забудь.

Доски он вкапывать не стал, укрепив каждую костылями, а поверху пустил перекладину. Мойку – это была просторная емкость для мытья посуды в рабочей столовой – подвесил проволокой между опорами. Шланг натянул на выступ патрубка и, чтобы не сваливался, связал хомутом.

Свалка принимала все, что угодно. Он прикатил на участок пять бочек из-под бензина. Они гремели по дороге, подгоняемые пинком, встречные отводили глаза. Отдельно принес пластмассовое ведро на сорок литров. Дома такие не делали. Видно, самосвалы вывозили мусор от сдатки, на которой работали югославы или турки. Рядом с одной из бочек валялись кожаные рукавицы с раструбами. Говорят: куплено – найдено, а он нашел, как купил.

Через неделю по его соткам шли ровные грядки поперек уклона. Старика, хозяина дома наверху, он не послушал. Что за огород без помидоров. В километре отсюда начинались земли совхоза. Кое-кто держал коров, выпасая на травяной пойме. Он шел с ведром по коровьему следу, подбирая сухие плоские лепешки. Парень с девушкой гуляли вдоль берега.

– Добро, – сказал он, кивая на Максима.

В ответ раздался смущенный смех. Зачем, спросил он себя, здесь случайно такое милое девичье лицо. Будь оно обыкновенным, не ощутил бы неловкости.

В самом низу огорода, ближе к колодцу, выкопал полтора десятка широких лунок. Размоченные лепешки пополам с грунтом дали род горшка. Жена купила рассаду загодя. Соседнюю грядку обратил в парник. Кольца шестерки лежали у гаражей. Бери, сказали шофера. Стояли ремонтники, нам ни к чему. Затылком молотка перебил проволоку на камне в нужный размер. Концы дуг утопил в землю. Толстую пленку насобирали в походе на свалку вместе с сыном. Муть растворилась в бочке с водой, листы сделались прозрачными, как стекло.

Головки лука жена перед тем, как посадить, вымачивала в марганцовке. У нее были пакетики с семенами. Всяк занимался своим.

Воду Максим поднимал противовесом. Большой самородный розовый камень оплел проволокой, подвесив на бегущей веревке. Ведро погружалось в воду, Максим посылал груз в отверстие. Ему было приятно перебирать веревку руками, налегая корпусом. Неказистый его снаряд очень облегчал работу. Самое трудное состояло в том, чтобы принять ведро, похожее скорее на кошелек, и опрокинуть в мойку. Вода, проваливаясь в шланг, кружилась воронкой с шумом. Двухсотлитровая бочка набиралась за пять подъемов.

– Переноси шланг, – кричал он с высоты.

Жена отрывалась от грядки. Руки ее с трудом справлялись с тяжелой резиной. Камень возвращался из глубины, мокрые розовые бока холодили ладони. Максиму нравилось думать, что его варила мантия Земли, намешав специй из разных окислов. По поверхности были разбросаны прожилки, розовое мешалось с коричневым.

Он лежал рядом с куском бордюра, таким же увесистым, но Максим выбрал его. Насколько Земля искуснее техники, сравнить ли ее составы с заводской физикой, химией!

Уставая, он поднимался на террасу Вид на зеленую пойму освежал, как плеск ветра. Внизу копошились огородники, отрезанные друг от друга клетками заборов. Жудей сбивал новую просторную бытовку. Старая недавно сгорела. Максим пришел утром, никого не было, бытовка низко гудела утробой. Он поспешил к калитке, не понимая, в чем дело. И вдруг она вспыхнула с четырех углов разом. Жудей оправдывался, что не загасил сигарету. Пепел, пройдя сквозь ткань матраса, въелся в вату. Новую он строил со вкусом, почти как дом. Мечтал купить настоящую дачу, но денег не было. Иногда приводил своего начальника на пиво. Они лениво перебрасывались словами. На пиво слетались мухи.

– Твари такие, где ни сядут – пятно, – объяснял Жудей, накрывая кружку газетой.

– Поедешь в Египет, – обещал старший своему прорабу. – У меня заявка из треста на людей.

– А что строить? – спрашивал Жудей.

– Какое тебе дело. Главное, двойные с чеками. Отовариваться будешь в «Березке». У тебя как со здоровьем?

– Вот, смотри! – Жудей сгибал локоть. Из-под летнего рукава выкатывал бицепс величиной с голову гантели.

– Вот и добро, заработаешь – купишь.

За Жудеем через дорожку песка для прохода огородничали муж с женой. Оба сошлись на переломе лет. Зоя со взрослым сыном от первого брака и Киря – сам-один. В молодости он и она как два фигурных кирпича, с возрастом – рваные камни. К острому углу нужно точно подобрать изгиб души, чтобы кладка затвердела. Киря любил землю, но запивал. У него была высокая грудь, голова держалась прямо с опорой на нее. Дед, деливший с ним забор, говорил про Кирю: «На работе как на бабе. Она под ним стонет». Когда же тот уходил к мужикам на перекур, Зоя возвращала его криком. Голос каркающей птицей летел по огородам. Люди разгибали спины, приходя в себя. «Чего орет, – ворчал дед. – Человек хочет выпить, так дай ему на бутылку, тебе же отработает». Зоя, низкорослая, но плотная тетка, ездила на Даниловский рынок с большущей бельевой корзиной. Вместо белья высилась зелень. Меньше сотни не привожу, хвастала она. Это сколько же в сезон, считал про себя Максим. Не меньше двух тысяч. Сам он получал сто семьдесят пять грязными. Из них двадцать посылал своей матери и двадцать свекрови. Без этих денег обе старухи, жившие на нищенскую пенсию, запели бы Лазаря.