Сухая глина сменилась влажной и мягкой. Лопата легко ее резала. Ведро он высыпал, поднимая руки над головой. Еще углубился на полштыка, и вдруг сбоку заструилась вода. Через пару минут она превратилась в поток и залила все дно. Он ошалело смотрел, не зная, что делать. Пришлось спешно вылезать наружу. Рыл на слабом косогоре – вся озерная вода давила в сторону склона. Снаружи периметр колодца был завален глиной. Все-таки их роют не в одиночку, подумал он. Мусорный ящик стоял вверх дном. Тут же и приступил к нему, пока вода не размыла стенки. Рука нашарила в боковом кармане рюкзака зубило и молоток. Удар по днищу вызвал звук, просверливший тишину округи. Ржавчина проела железо в центре. На стыке со стенками это все еще были полноценные три миллиметра. Зубило двигалось медленно, пока он не нашел наивыгодный угол резки. Каждый удар бил не только по железу, но и нервам. Он казался самому себе наглым нарушителем здешнего покоя. Вороны и галки кружились в ближних березах, пока не отвалилось дно. Птицы напоминали поднятую ветром копирку. Раньше ее много выбрасывали на мусорку, Максим не мог пройти мимо глянцево-черного цвета. Он сравнивал его с цветом ночи, антрацита, волос желтокожей цыганки и, конечно, воронова крыла.

Вечерело. Устал. Хотелось есть, но и бросить было нельзя. Ящик с вырезанным дном должен был крепить стенки колодца, хотя он копал не песок, а глину. Ящиков было два – первый брал на себя самое трудное, держал низ. Его надлежало ставить насухо и потом только пробиваться к водоносному слою. Следовало спешить, пока дно не затянуло мокрой глиной. Максим заглянул внутрь. Вода струилась со всех четырех сторон. Осторожно кантуя, он подвел готовую опалубку к яме и сбросил угол в угол с небольшим перекосом, который тут же выправил лопатой, как рычагом. Второй ящик пошел легче. Вырезал его за полчаса и легко надвинул на первый. Его край возвышался над землей всего на ладонь. Горловину обложил доской, сколотил крышку – мало ли кто забредет да провалится, отвечать все равно ему. Вода стояла высоко. Он удивился: ключ нашел выход или с боков проточило?

На очереди была бытовка. Бросовый материал валялся всюду – тут доска, там кусок фанеры. Земля была сплошь покрыта строительными отходами. В самых неожиданных местах встречались глыбы застывшего бетона: заказали машину – не успели выработать, бросили. Валялся битый кирпич, остатки рубероида, ржавая колючая проволока. Про горбыль нечего и говорить. Все костры, у которых грелись зимой работяги, из него. Но бытовка должна стоять на крепком основании. Лучше всего бревно или брус. Метров за двести длинной шеренгой стояли столбы с опорой. Когда-то несли на себе электричество. На них еще белели фарфоровые изоляторы, к которым карабкались на кошках районные электрики. Теперь, отступив, возвышались бетонные мачты, уходящие в небо. Старые им были по пояс. Максим выбрал покосившийся столб. Ножовка легко перегрызла потерявшую крепость древесину. Огромный двуногий циркуль рухнул наземь.

Больше всего времени ушло на поиски материала. Он не столько работал, сколько вел разведку на местности, пока не обнаружил покинутую стройку, обнесенную забором, но без собаки и сторожа. Штабеля досок, стянутые шестеркой, лежали еще не тронутые. Их-то он осторожно потаскивал, волоча к себе за веревку.

К субботе на его участке стояла опрятная хибарка, в колодце светилась вода. Правильно говорил человек-лошадь, огород без навоза ничто. В старину поле могло голодать, как часто и бывало. Если у хозяина всего корова да лошадь, где же ему взять назему. Почему и урожаев не хватало до весны. Об этом много писалось в сочинениях о русской деревне. Во главе всего стояли нива и хлеб, выпасы для скота, отдельно лес строевой и разный. Тут тебе и дрова, и грибы с ягодами, и лекарственные травы. Об огородной земле речь не шла, как будто она сама собой удобрялась и наполняла стол. А ведь все эти огурцы с помидорами, свекла и капуста, репа с редькой, морковь, редиска, лук и чеснок, не обходя стороной всякую пахучую зелень, – без них одиноко и пусто пришлось бы голому хлебу с картошкой. Разобраться – они даже более требовательны к почве, быстрей ее истощают. Разрешалось же просто. Огород примыкает к усадьбе. Стойло, свинарник, козы, овцы и домашняя птица – все в одной черте. Вот откуда назем и перепревшая подстилка свозились на зады под перекопку, утучняя гряды.

Максим на пробу перевернул слой земли глубиной в штык в разных точках своего участка. Всюду был бедный суглинок. По-хорошему следовало привезти со стороны и насыпать заново плодородный слой.

Он оглянулся, никто из огородников не работал рядом, кроме мужчины в годах за двумя или тремя заборами. Тот что-то втолковывал грузной своей напарнице. Максим слышал голос, но расстояние съедало смысл. С трудом пробираясь сквозь переходы и калитки, подошел ближе. Они смотрели на него с любопытством, разогнувшись от земли и опираясь на древко лопаты.

– Тоже к нам, в соседи? – спросил мужчина.

– Да, решил попробовать, чем ходить в магазин.

– Раньше занимались?

– Нет, у меня жена из деревни.

Мужчина, несмотря на возраст, имел острый глаз, тело сухое и по виду твердое, как полено. Жену его, она оказалась женой, наоборот, разнесло по-бабьи, и оттого смотрелась доброй.

– Я вот о чем, – начал Максим. – По такой земле вырастет ли что?

– А у нас привозная. Здесь раньше свалка была. Сколько набралось семей между нами, сбросились по червонцу, наняли трактор с КрАЗом, они почистили.

– А мой кусок тоже лежал под мусором?

– Нет, он на склоне. А мы все первые заняли ровное место.

– Вот оно как, – протянул Максим.

– Насчет земли, – прибавила женщина, – вам пройти к реке, отсюда с полкилометра. Там вся ихняя техника. Чего-то все делают с самой весны.

Он кивнул и тут же, не откладывая, двинулся в указанном направлении. Дорога медленно спускалась вниз мимо гаражей и мелких садиков с ягодными кустами, рябиной, вишней и черноплодкой, как он определил издалека. Ближе к берегу стоял «Ивановен;» с двумя самосвалами. Шофера сидели по кабинам, обедая. Он подошел к экскаватору и, задрав голову, произнес в окно:

– Есть работа. Договоримся?

Мужчина держал в руке бутерброд, запивая из термоса.

– Объем? – бросил он, не переставая жевать.

– Я вас всего на час оторву. Мне и надо-то с пяток машин грунта. Тут рядом.

И он показал рукой в сторону своего участка.

– Сколько даешь?

– По таксе. – Он смотрел на мужчину, выжидая.

Тот медлил, прицеливаясь, сколько взять.

– Пять рэ за машину.

– Так ведь рукой подать, – сопротивлялся Максим. – И за что? Не перегной с аэрации, а грунт.

Перегной возил зеленхоз на газоны. Он был черный, как уголь. Трава поднималась на нем густым зеленым мехом.

– Дорого, ищи дешевле, – отрезал шофер. – Я лишнего не беру.

И он повернул голову к лобовому стеклу.

– Ладно, – сдался Максим, – только черпни сверху погуще, у меня одна глина.

– Вон болотце, перестоявшее, оттуда и возьму.

Он указал на пятно сочной травы невдалеке. Она отсвечивала на солнце широкими перьями.

– Федор, – крикнул он хозяину экскаватора, – давай на погрузку.

Молодой парень готовно кивнул из соседней кабины. Ковш легко вошел в землю. Стрела, описав дугу, зависла точно над кузовом. Грунт был темный и влажный. Под его тяжестью колеса заметно сплющились. Самосвал на секунду стал живым существом, принимающим с покорностью свою ношу. У Максима мелькнуло: не только люди страдают от перегруза, но и техника. Всякий труд чем ближе к земле, тем больше каторга. Каково же тем, кто роется в чреве земли, добывая сырую материю. Город вышел из деревни. Рабочий из крепостного. Земледел, оставленный в прошлом, живет на поверхности Шара, видит небо и слышит пение птиц, хотя труд его не легок. А этот парень, проломивший время, вбит в землю, разгребая ее нутро.

– Садись в кабину, – позвал шофер, – покажешь, куда ехать.

Самосвал, поднявшись к шоссе по бетонным плитам, пошел быстрее и легче.