Магнус пожимал руки, чувствуя совершенно неуместный приступ страха. Джон Кейн тепло улыбался – высокий смуглый человек с густыми бровями и волосами, в которых едва заметно пробивалась седина. Он обернулся и представил своих спутников. Тот, что стоял слева, был общественным деятелем, Магнус видел его фотографии в газетах – сэр Лайонел Хилдер, летчик-ас во время первой мировой войны, а ныне глава многих машиностроительных компаний, мультимиллионер. Это был крупный мешковатый человек лет семидесяти, со шрамом в уголке рта, придававшим его лицу выражение постоянной усмешки. Рядом с ним стоял холодно пожавший Магнусу руку мистер Генри Дип – седой человек с прозрачными глазами.
– А вот и мистер Пум, вы уже встречались, – сказал Кейн, представляя третьего господина. Улыбаясь, Кейн посмотрел на стакан в руке Магнуса.
– Я вижу, вы собираетесь что-нибудь выпить? – Магнус почувствовал, что покраснел, и знал, что Кейн заметил это. Улыбка Кейна стала чуть озорной. – А как остальные?
– Благодарю, мне достаточно, – Магнус, злясь на себя, пытался улыбнуться в ответ. Какого черта он дал себя в это втянуть? Никто из них троих не пьет, и вдруг у него появилось ощущение, что все представление было устроено в качестве проверки. Как посылка вчера того человека, который по-видимому имел задание проверить его квартиру. Хотя было смешно даже подумать, что Кейн, с его положением, мог иметь какое-то отношение к этому инциденту. Магнус вновь отогнал дурные мысли; он потягивал пиво и с признательностью принял несколько грубоватых комплиментов сэра Лайонела Хилдера по поводу своей работы в «Пейпер».
Тем временем Кейн посмотрел на часы.
– Итак, джентльмены, пора идти ужинать. – Он пошел впереди, а сэр Лайонел Хилдер – на шаг позади, будто заместитель своего командира. Толпа мгновенно подалась назад, с кивками и улыбками принимая приветствия проходившего Кейна, и двинулась в зал приемов. Столик Кейна, накрытый на пять персон, находился в углу. Не было ни меню, ни бокалов для вина, стоял только кувшин с ледяной водой, которую официант разливал по высоким стаканам, пока гости садились.
Магнус решил, что остается только скрипеть зубами и постараться выдержать это. С самого начала беседу вели в основном Пум и Хилдер. Мервин Пум был школьным учителем. Его имя, насколько помнил Магнус, каким-то образом было связано с каким-то весьма неприятным инцидентом, имевшим место несколько лет назад.
Во время первого блюда Пум излагал свои взгляды на современное образование. Закрытые школы для мальчиков были пристанищем гомосексуализма, но так называемая прогрессивная система была еще хуже: губная помада и поп-музыка с возраста половой зрелости порождают расу слабоумных. Затем сэр Лайонел Хилдер коснулся обширной темы морального падения нации: длинноволосые продувные интеллектуалы проникали во все слои общества.
Магнус молча жевал, с унынием отмечая, что в основном их взгляды были скучным пересказом его собственных сочинений в «Пейпер» – катехизис избитых фраз, которые можно было услышать на любом городском собрании или в деловом клубе. Он никак не мог избавиться от ощущения, что все это только внешняя сторона происходившей встречи. Его смущало что-то бесконечно фальшивое в четырех сидящих рядом с ним мужчинах; казалось, каждый из них надел на себя маску скучной анонимности.
Генри Дип, как обнаружил Магнус, имел какое-то отношение к министерству внутренних дел. Во время ужина этот человек практически ничего не сказал, и несколько раз Магнус ловил наблюдающий взгляд его бесцветных глаз.
Какое-то непонятное, странное сборище, подумал Магнус. Кейн, который также больше молчал, безусловно являлся доминирующей личностью; во время ужина у Магнуса появилось ощущение, что весь разговор был тщательно подготовлен, словно дискуссия, организованная по телевидению, с Кейном в качестве режиссера. Хотя он и сомневался, лично ему отводилась только одна роль. И он должен был ждать своей очереди, а когда она подошла, сделал все от него зависящее.
Были поданы бараньи котлеты, и разговор перешел от мошенников-психиатров к безнравственным писателям и к правильному, по мнению сэра Лайонела Хилдера, подходу в Советском Союзе к виновным интеллектуалам: заключение либо в тюрьму, либо в сумасшедший дом.
Неожиданно Кейн наклонился и коснулся руки Магнуса.
– Магнус, мы все читали вашу работу. Совершенно ясно, что вы человек чрезвычайно строгих, даже предубежденных взглядов. Нет, не беспокойтесь! Я не критикую. У нас у всех свои предубеждения: было бы лицемерием отрицать это.
Магнус отхлебнул ледяной воды.
– Да, сказал он осторожно, – у меня есть предубеждения. – Его слова упали в тяжелую тишину. – Я был предубежден против этой новой самовлюбленной элиты поп-идолов, и парикмахеров, и манекенщиц, и бесстыжих молодых артистов.
Был момент, когда ему показалось, что он перестарался; но остальным, казалось, это очень понравилось – они ловили каждое его слово. Кейн одобрительно похлопывал его по руке, пока он излагал свои мысли по поводу падения британской драмы. Он как раз высказывал надежду на то, что наконец-то будет предпринята попытка пресечения таких течений в искусстве, как Театр Дьявола, когда сэр Лайонел Хилдер перебил его глухим постукиванием костяшек пальцев по столу.
– С ним покончено. Мы с ним разделались. Справедливость восторжествовала, больше не будет его мерзких пьес, изображающих грязные непристойные ночи!..
Кейн поднял голову:
– Давайте сначала выслушаем, что хочет сказать Магнус, Лайонел.
Лающий смех Хилдера перекрыл шум в комнате:
– Нам больше не придется терпеть подобное! Этот шарлатан Ивор Несбит пытался подняться на верхние ступени общества со своими деньгами и манерностью. Ничего, теперь он получил по заслугам.
Кейн спокойно сказал:
– Мы не должны говорить слишком плохо о мертвых, Лайонел. У меня нет оснований нападать ни на мистера Ивора Несбита, ни на других, ему подобных. Не забывайте, у него осталась жена. И это ужасный конец для человека, несмотря на его грехи.
Вокруг носа сэра Лайонелла словно маленькие червячки проступили сосуды.
– Этот человек пил. Ужасно пил, к тому же был гомосексуалистом. Не зря вынюхивали его около подозрительного клуба…
– Лайонел, прошу вас! – Лицо Кейна потемнело от ярости. – Я сказал, нельзя плохо говорить о покойном. Я нахожу это наихудшим из человеческих пороков.
Магнус напряженно слушал. Он помнил, что нигде не упоминались обстоятельства задержания, – даже не принимая во внимание азартный клуб – ни в одной из вечерних газет, ни в одном из телеграфном сообщений. В этом он был уверен. Лицо его горело, сердце колотилось, пока официанты разносили сыр и кофе. Кейн сумел смягчить разговор, но в конце ужина он утратил интерес к Магнусу и казался погруженным в свои мысли. Наконец, он отпил свой кофе и встал, призывая к тишине.
– Джентльмены, теперь я предлагаю отправиться на основной аттракцион нашего вечера. – Голос его звучал ровно, но рука, оставшаяся на столе с чашкой кофе, нервно двигалась. – От имени администрации отеля я прошу вас оставаться спокойными и не шуметь во время раундов, приберегать ваши аплодисменты к концу каждого поединка.
Кейн провел их в темную комнату, где с высокого потолка свисали люстры. Единственная лампа освещала огороженный канатами ринг, устроенный на помосте между двумя рядами стульев.
Гости занимали места будто по предварительной договоренности. Кейн и его друзья сидели в первом ряду, прямо под канатами; Кейн – в центре, Магнус – слева от него, вслед за мистером Генри Дипом.
Казалось, все происходило согласно протоколу, когда государственные служащие уступали место рядом с Кейном почетным гостям.
Человек в спортивной одежде с микрофоном в руке подлез под канат.
– Джентльмены, приветствую вас на вечере любительского бокса, в котором примут участие шесть подающих большие надежды юношей. В легком весе первый поединок состоится между Доном Мочемом из Финлея, – на ринг вынырнул смуглый подвижный молодой человек в розовых трусах, – и Тэдом Ситоном из Камбервела.