– Небо какое-то лоскутное, – посмотрел вверх Игорь Жуков.
С крыла самолёта скатывались крупные капли.
«Как слёзы у жены при прощании», – подумал Алексей.
Под мерный гул двигателей после набора высоты он вскоре уснул. Проснулся от тряски и голоса бортпроводницы:
– Внимание! Пристегнуть ремни безопасности! Мы вошли в зону турбулентности.
– Да здесь в воздухе, дороги ещё более ухабистые, чем по России, – пристёгивая ремень безопасности произнёс Игорь.
– Что там про дураков и дороги говорил Гоголь?
– То и говорил, что дуракам на дорогах спать не дадут, даже если они на самолёте летят на непонятное задание, – съязвил сзади сидящий омоновец Серёга.
Он был явно не в духе. Ещё бы, только на свидание с девушкой намылился, а тут вызов, и в самолёт.
– Не знаю, где мы, но точно не в раю, – продолжал Игорь.
– Хотя, так и должно быть. Всё же в сторону Японии летим, а там сейсмические пояса, землетрясения и цунами.
– А при чём тут турбулентность в воздухе?
– Так всё связано. Я по «ящику» смотрел передачу насчёт Бермудского треугольника. Оказывается, когда происходит подводное землетрясение и извержение подводных вулканов, то в толще воды образуется огромный вакуумный пузырь. Он никак не держит корабли на воде, и они проваливаются на дно пучины и пропадают навсегда. В это время в океане образуется треугольная волна, называется – санто-гуанами. От такой волны, особенно в Японии, погибло много кораблей.
– При чём тут корабли, нас-то трясёт сейчас в воздухе?
– Так всё связано, особенно в Бермудском треугольнике во время извержения подводных вулканов выбрасываются потоки камней аж в стратосферу. Если в это время над выбросом пролетает самолёт, камни попадают в него, и он быстро погружается в пучину океана.
– Ну что ты «раскаркался». На задание всё же летим. А «каркать» перед заданием – плохая примета.
– А что, надо о задании думать?
– Вот и думай.
– А его ещё нет, мы не знаем, зачем летим.
– Может, ты закончишь мне мозг сверлить? – взревел сзади Серёга.
– Господь дал человеку разум, чтобы он думал. Вот я и думаю вслух.
– Ты лучше поспи.
– Не могу, трясёт.
– Выпить бы, тогда бы спали в любую тряску, – снова подал голос Серёга.
– Помнишь, Лёх, в Чечню летали? Там с выпивкой проблем не было.
Зону турбулёнтности пролетели, тряска закончилась. Все заснули.
Самолёты сели в Хабаровске. Их встречало местное омоновское руководство.
– Одна рота остаётся в Хабаровске, – дал команду Пиявка.
Алексей услышал, как местный хабаровский полковник сказал Пиявину:
– Тут такое дело, товарищ полковник, вы наверно напрасно прилетели. Мы сами со своими автомобилистами разберёмся, а вам здесь делать нечего. Наше офицерское собрание решило, что не позволит у нас вам разгуляться.
– А как же приказ, полковник, – заорал Пиявка.
– А что, есть приказ свой народ лупцевать? Может и в Конституции так написано?
– Это не Вам решать!
– И мне тоже. Я же ведь гражданин своей страны и живу, в отличие от Вас, здесь со своим народом.
– Выполнять приказ! – обернулся к командиру остававшейся в Хабаровске роты полковник Пиявин и шагнул к трапу самолёта.
Алексей попал во «владивостокскую» роту.
Во Владивосток прилетели утром. Прямо в аэропорту всех покормили.
– Строиться!
Команда никого не застала врасплох.
– Правительство поставило нам задачу – не допустить запрещённый митинг, – прокричал перед строем Пиявка.
– Вопросы?
– Какой митинг?
– Вы слышали, что премьер запретил ввоз японских автомобилей с правым рулём. Местные автомобилисты бунтуют, перекрывают дороги. На сегодня на центральной площади Владивостока они наметили митинг, на который их губернатор не дал разрешения. Мы прилетели это безобразие пресечь.
– А что, нельзя проводить митинги, высказывать своё мнение?
– Это не нам решать! Есть приказ правительства, который надо выполнить!
– Видимо, демократия дала трещину, – подумал Горчаков.
Большинство омоновцев стояли хмурые. И только у молодёжи «чесались руки». Они не проходили Чечню, и им хотелось отличиться.
– Как будем взаимодействовать с местным ОМОНом? – спросил командир у роты.
– Никак. Всему составу местного ОМОНа заранее объявлены отгулы, и все местные омоновцы радостно гуляют.
– Видимо владивостокский ОМОН, как и хабаровский, совсем не приветствует наш приезд, – отметил про себя Алексей.
Всех посадили в автобусы. Началось выдвижение в центр Владивостока.
– Да, здесь сплошные японские иномарки, как, наверно, в Токио, наши отечественные авто вообще не встречаются, – изумлённо увидел улицы города он.
На улицах встречались автомобили с плакатами. На одном из них Алексей прочитал: «Путлер – капут».
– Что это, Путина с Гитлером что ли сравнили? – спросил Игорь у сопровождавшего их автобус милиционера.
– Нет! Путлер – это настоящая фамилия председателя союза автомобилистов Владивостока. Только он испугался и побежал кланяться властям. Потому так и написали. Кто-то также подумал, как и вы, сообщили об этом премьеру, что эти плакаты о нём, так он даже по этому поводу секретарю КПРФ Зюганову звонил.
– А при чём тут Зюганов?
– Так в этих митингах коммунистов обвиняют. Сейчас самое простое, чуть что – вали всё на КПРФ и всё пройдёт.
– И что Зюганов?
– Посмеялся такому совпадению. А этот Путлер на глаза автомобилистам не показывается.
– Сами-то как к автомобилистам относитесь?
– Сочувственно.
Подъехали к площади. Остановились возле памятника. За площадью блестела незамёрзшая вода.
– Бухта Золотой Рог, – пояснил сопровождавший их милиционер.
– Вот он памятник борцам за власть Советов на Дальнем Востоке, – даже как-то торжественно сказал Игорь.
– Советов давно нет, а памятник остался, – высказался кто-то из молодых омоновцев.
– Вот-вот, здесь раньше против интервентов сражались, а теперь мы автомобилистам задницу надерём, – ввернул желчный Серёга.
Митинга не было. С той стороны памятника на площади стояла небольшая кучка людей с таким же плакатом, как и на машине, которую видел Горчаков – «Долой Путлера». В центре площади, возле новогодней ёлки, водили хороводы родители, бабушки и дедушки с детьми. По тротуару мирно шли прохожие.
– Две недели после Нового года прошло, – вспомнил Горчаков.
На Кавказе в горячей обстановке Новогодний праздник в сознании как-то не зафиксировался.
– Вот и пронесло нас разгонять автомобилистов, без митинга и нам делать нечего, – обрадовался он.
Но тут раздалась команда:
– Приготовиться!
– Зачем приготовиться, митинга-то нет, – не понял Алексей.
– Зато люди есть, – сказал Пиявка и разозлился:
– Чего, Горчаков, стоишь, команду не слышал?
– Так это же наши российские люди?
– Выполнять приказ!
Алексей подошёл к своим.
– Во что же нас втягивают? Прессовать ни в чём не повинных людей! – обратился он к Игорю.
Стоявший рядом Серёга со смехом заметил:
– А я готов участвовать в любом кипеше, за исключением голодовки.
С шумом подкатили милицейские «воронки».
– Взять их! – указал на кучку автомобилистов полковник.
Командир роты с несчастным выражением лица повторил команду.
Омоновцы окружили кучку автомобилистов. Алексей встретил взгляд пожилого мужчины, державшего плакат. В его глазах он увидел боль и ненависть, но страха не было.
– Опричники, хуже фашистов, – выкрикнул кто-то из автомобилистов.
Этот крик подстегнул зубровцев, в воздухе замелькали дубинки. Первым сбили с ног мужчину с плакатом. Людям заламывали руки и пинками, а где и дубинками, погнали к «воронкам». Там уже были открыты дверцы. По тротуару растекалась кровь.
– Да, что же это делается-то? – громко возмутился один из прохожих и тут же получил дубинкой по голове. Он упал. Его тоже потащили к «воронку».
За него пытались вступиться другие прохожие, и снова замелькали дубинки.