Его друг, бетонщик Макарыч, предложил прошвырнуться на набережную и обмыть такое дело. Но Рыжиков не очень любивший такие мероприятия, да и вообще не сильно любивший алкоголь и даже ненавидевший алкоголиков, сразу настроился – только домой. Там жена, дети с внуками подъедут. Раз в месяц, по случаю получки, когда вся бригада дружно запивала дня на три, он тоже за компанию выпивал стопку – другую, потом тихо отрывался от своих до начала разгула, когда разговор переходил в крик, а слова в сплошной русский мат, спешил домой. В домашней обстановке выпивал с женой ещё одну – другую стопку и смотрел телевизор, попивая чай с лимоном. Эту процедуру он очень любил. Да ещё рядом с ним обязательно был любимый внук Витька, которому он с каждой получки неизменно покупал чёрный шоколад. Витька очень обожал почему-то именно такой, чёрный. Родители Витьки погибли в автодорожной катастрофе, и он теперь воспитывался у деда с бабушкой. В городе жил ещё один сын Николая Ивановича и две дочери, все с семьями, только внуков было аж восемь. Но Витька, есть Витька – самый, самый любимый. Сиротка…
В такие вечера не ворчала даже обычно желчная жена Глафира. Ещё в молодости она начала болеть и чахнуть, а тут ещё заботы по дому – четверо детей. Да ещё вдобавок вечная нехватка денег. Хотя Рыжиков всё время был в работе, часто оставался и на сверхурочную, но при такой большой семье необходимого достатка не было. Кормилец – то он был один. Всё её недовольство жизнью и всем на свете выливалось на голову Николая Ивановича, который, по характеру, человек мягкий, всё терпел и молчал, а с годами ушёл в себя, предпочитая работу дому, но в пьяных оргиях бригады не участвовал. Ещё предок-старовер ввёл традицию в семье против пьянства. Глафира, когда была во зле, желая его унизить, ехидно называла не Николаем, а Ванькой: «Ванька, ты Ванька и есть». Имея, очевидно, в виду то, что он по жизни неудачник. «В люди не вышел, как некоторые, начальником не стал».
Николай Иванович зашёл возле дома в местный магазин, пересчитал небогатую заначку, взял бутылку водки, лимоны, пельмени, Витьке шоколад, а Глафире дорогущее вино «Мартини», пусть баба попробует хоть раз в жизни. Так и распрощался со всей заначкой.
В квартиру вошёл гордый:
– Принимай, Глаха, орденоносца!
– Какого ещё орденоносца?
– На вот, смотри, медаль…
Но реакция Глафиры была неожиданной: «Подумаешь, медаль ему дали! Лучше бы премию! Что с медалью теперь в магазин будешь ходить? Может, без очереди будут пускать?» – неистовала она.
– Как маленький, ему бы в блескучки поиграться!
– А я тебе вот «Мартини» принёс, – робко начал Николай Ивановичю
– Пошёл ты со своим «Мартини», денег ему не жалко! Ванька, ты и есть Ванька!
Витька с участием смотрел на деда из другой комнаты, он бабушку побаивался.
Всю радость Николая Ивановича и душевный подъём как водой смыло. И впервые за многие годы нашло раздражение на свою жизнь, стало жалко себя. Николай Иванович подошёл, скорее даже подскочил, к окну и в форточку выбросил медаль. После чего грохнул изо всех сил дверью и выскочил на улицу. От возбуждения не знал куда деваться, потому словно слепой долго шагал между домами от стены к стене.
Наконец, немного успокоившись, зашёл в соседний подъезд к своему старому и верному товарищу Никодимычу. Позвонил в знакомую дверь на шестом этаже. Выглянул сам Никодимыч, в одних трусах, видно ко сну готовился спозаранку.
– Слышь, Никодимыч, ты того, выручи деньгами до получки, – лепетал Николай Иванович, до этого ни разу не занимавший деньги никогда и не у кого.
– Сколько? – недоумённо спросил Никодимыч. Он-то хорошо знал, что Николай Иванович был человек твёрдых убеждений и для него занимать деньги было последним делом.
– Да рублей триста – пятьсот!
Никодимыч, больше ничего не спрашивая, молча вынес деньги, перед этим таинственно пошуровав где-то в углу, видимо доставал заначку.
– Да и ты собирайся, пойдём в сквере посидим!
– А что за причина-то?
– Да вот, медаль дали.
– А что не дома с Глафирой?
– Да ну её, – насупился Николай Иванович, – Набросилась как шальная. Я ведь и водку и продукты домой принёс, всё на кухне бросил. А ей даже «Мартини» домой доставил.
– «Мартини?»
– Точно так, «Мартини»!
– Эко ты придумал, такое дорогущее вино. Я со своей Натальей такого никогда не пробовал.
– Хотелось Глахе угодить, да только вот видно не туда угодил и не тогда, – горько усмехнулся Николай Иванович.
– А чего это она вдруг заблажила?
– Да хрен их баб знает, чего им надо, а чего нет! Раньше я медалей-то не получал.
Никодимыч быстро оделся. Надо же товарища выручать. Из спальни выглянула его жена Наталья: «Куда это тебя приспичило на ночь глядя?»
– Надо по делу с Николаем Ивановичем сходить!
Вышли во двор, сходили в близлежащий киоск, купили бутылку водки и нехитрую закуску. Пришли в безлюдный скверик, сели на скамейку под раскидистым кустом, расположились.
– Ну, давай показывай медаль, – бодро сказал Никодимыч, разливая водку по разовым стаканчикам.
– Выбросил я её!
– Как? – от удивления Никодимыч даже водку налил мимо стаканчика.
– Ну, налетела на меня Глаха, словно змея шипела, я вот сгоряча эту медаль и выбросил в форточку, только удостоверение осталось, – достал удостоверение из кармана Николай Иванович.
– Ну, ты дал! Теперь и в стакан макнуть нечего!
– А чего уж теперь! – досадливо махнул рукой Николай Иванович.
Выпили по одной, второй и последующие. Снова сходили за водкой. Продолжили обмывку медали в темноте. Попытались петь, сначала вполголоса, а затем так громко, что их обходили стороной случайные прохожие.
Утром Николай Иванович проснулся с тяжёлой головой. Так не набирался он уже много лет. Подошёл Витька, жалостливо прижался.
– Вот она медаль – то! Часа два с пацанами искали до самой темноты, а она за куст зацепилась.
– Молодец, Витюха! – Николай Иванович с нежностью обнял внука.
– Если сам дурак, то хоть внук умный, – ввернула тут же Глафира.
– Вставай давай, чай пей, да бульон куриный тебе приготовила, рюмочку выпей! Глафира чувствовала, что вчера явно зарвалась и теперь «сглаживала углы».
– Сегодня в городе праздник, день города, своди Виталика на праздник, на каруселях покатай, – протянула она пятисотку Николаю Ивановичу.
– Да одень медаль-то, чай заработал своим трудом!
Через полчаса Николай Иванович и Витька шагали к центру города. Витька держался за руку деда и всё косился на его медаль и по сторонам: обращают ли прохожие внимание, что его дед с медалью. У обоих настроение было приподнятое. Простому человеку и взрослому, и малому так немного нужно для счастья.
Материнское сердце
Валентина проснулась внезапно. Боль в сердце и необыкновенная тоска пронзила все ее существо. «Что-то случилось со старшим сыном», – решила она. Почему именно с ним, а не с другими сыновьями, она и сама не могла объяснить. Схватилась за сотовый телефон – подарок сыновей, стала звонить, телефон сына молчал. Посмотрела на часы, в Питере глухая ночь. А сердце не унималось, ныло и наполнялось тягучей тоской. Через час позвонила еще. Ответа не было.
«Что-то с сыном случилось», – сказала она приходившей каждое утро проведывать её подруге – соседке. В маленьком лесном поселке традиция такая у одиноких пожилых женщин проверять друг друга, мало ли заболел кто или ещё что случилось. Мужчины-то умирают быстро, потому и вывелись все. «Может спит крепко или уехал куда», – попыталась успокоить подруга.
«Да нет, что-то случилось, так чувствует моё материнское сердце,» – в слезах ответила Валентина и снова схватила сотовый телефон. Но ответа снова не последовало. Когда сыновья привезли в подарок этот телефон, она долго отказывалась: «Да зачем он мне?». «Мы тебе будем звонить, проверять как у тебя дела, не заболела ли ты», – убеждали они её. «Да денег-то сколько надо!» – привела Валентина последний аргумент.
