— Только так, можно создать новую армию, — говорил Спец, — и, не допустить распространения как «революционной», так и «контрреволюционной» заразы.

…Во время обоих мировых войн в Европе, основой логистики всех армий были железные дороги. Поэтому, наступающая армия должна их защищать и восстанавливать, а отступающая разрушать — чтоб, не дать врагу воспользоваться всем готовеньким.

Ведь, очевидно, даже — для абсолютно несведущего в военном деле, что захваченные противником железнодорожные коммуникации, будут тут же использованы им для собственного снабжения и переброски войск. Разрушение же рельсов и шпал, позволит затруднить противнику «жизнь» — заставит его тратить время и ресурсы на восстановление логистики и заметно снизит темп наступления.

В обоих «историях», русская армия столкнулась с этой необходимостью в пятнадцатом году — во время «Великого» отступления из Польши и Галиции.

В «реальной» истории, сначала пытались разрушать железнодорожные пути методом минно-взрывным способом. Но, это было очень медленным и затратным делом, а острый дефицит взрывчатых веществ не позволял разрушать железнодорожные перегоны так, чтоб — не позволить противнику длительное время ими пользоваться.

Требовалось такое решение этой проблемы, которое позволяло разрушать значительные участки железнодорожного пути, не требуя расхода дефицитных взрывчатых веществ.

Наш народ, очень изобретателен!

Очень скоро, прапорщик одного из железнодорожных батальонов с прикольной фамилией Червяк, придумал простую — но, донельзя эффективную приспособу: к сцепному устройству стандартной железнодорожной платформы — тянущейся паровозом, крепилась «петля» изготовленная из обычного рельса. Это простейшее устройство, с лёгкостью изготовляемое в любой железнодорожной мастерской, так и прозвали — «Червяк». В честь изобретателя.

Теперь, стоило только команде из примерно десяти человек немного попотеть, разбирая часть железнодорожного пути — для «заведения» под него «Червяка», потом дать паровозу ход…

Двигаясь за паровозом, «Червяк» отрывал — изгибая, рельсы от шпал, далеко разбрасывая их крепёж — костыли, таким образом — выводя из эксплуатации, на очень долгое время значительные участки пути.

В «новой» же истории, мы этого «Червяка» несколько усовершенствовали: теперь, это был самостоятельный «агрегат» напрямую цепляющийся к, бронированному — желательно, паровозу — без всякой платформы. «Петля», теперь полагалась на каждую рельсу а, между ними находился массивный «крюк» — ломавший напополам шпалы. Теперь, наступающий противник получал в виде «трофея» печальное зрелище: два изогнутых рельса, отдельно — обломки шпал без костылей и, глубокая борозда в балласте под ними. Если, имелась «лишняя» взрывчатка, рекомендовалось ещё подрывать посередине отдельные участки рельс… Такие причудливые их явления, после взрыва получались!

Ну, прям — скульптуры взбесившегося после дегустирования «особых» грибочков художника-анаморфоизста[62]!

Теперь, для снабжения своих войск, противнику требовалось убрать обломки, восстановить балластный слой и только после этого укладывать новые рельсы и шпалы.

Надо сразу сказать, что немцы, привлекая местное население с восстановлением железнодорожного сообщения, в целом справлялись… Великая нация — жаль, что нам с ними довелось быть врагами а, не союзниками!

Они, даже придумали, как в полевых условиях выпрямлять гнутые «Червяком» рельсы…

Однако, это было уже не то. Двухколейные перегоны превращались в одноколейные, а скорость движения и пропускная способность железнодорожного транспорта на восстановленных участках, упали в разы.

А, местное население — использующееся для работ по восстановлению коммуникаций со всей немецкой педантичностью, вскоре заимело на немцев дополнительно ещё один огромаднейший ЗУБ!!! Что жизнь оккупантам, в целом не облегчило…

Наступая и, не встречая абсолютно никакого сопротивления, немецкие солдаты и офицеры донельзя расслабились…

Бывало, один-единственный взвод их вшивого «Ландвера[63]», захватывал железнодорожную станцию, выгонял целый русский полк из вагонов, разоружал солдат и ехал себе спокойно дальше до следующей станции.

Однако, с некоторого момента, в «новой» истории, немецкое командование заметило, что эти их «взвода» стали куда-то пропадать. Тогда, в свойственной немцам манере «всё возрастающей грубой силы» — разоружать «русские полки на станциях», стали посылать роты, батальоны… Полки, дивизии!

Наконец, дело дошло до настоящих арьергардных боёв, в которых немцам — чуть ли не по новой, пришлось учиться воевать.

Ещё немцы заметили, что целые железнодорожные перегоны им доставались разрушенными. Причём не только само ж/д полотно — но и, сами железнодорожные станции, разъезды и прочая инфраструктура. Всё железное откручивалось и увозилось или просто на месте портилось — перерезалось автогеном, всё каменное взрывалось или каким-то другим способом разрушалось.

Ни телеграфных столбов, ни провода на от них, ни телеграфных аппаратов на железнодорожных станциях…

Паровозы и вагоны угнаны, водокачки взорваны, стрелки и семафоры увезены неизвестно куда…

Естественно, немцы стремились этому воспрепятствовать и, иногда, им это удавалось. Части «Завесы» были особенно сильны на Севере, а чем южнее — тем они были малочисленней и тем сильнее разбавлены «местным» — зачастую, весьма специфическим контингентом.

Лучше всего, план «Завеса» сработал на смоленском направлении. Здесь, железная дорога была практически уничтожена от Минска до Смоленска, а оставленные в партизанских белорусских лесах группы лесного спецназа, к осени превратились в весьма многочисленные партизанские отряды и не давали оккупантам восстановить её в полной мере.

Из-за срыва Брестского мира, немцы продвинулись несколько дальше вглубь России — чем в «реальной» истории… Хотя и, с хорошеньким сдвигом по времени — из-за нашего противодействия. В частности, в начале июня их передовые разведывательные подразделения подошли к самому Смоленску и, попытались его взять с ходу, потом — штурмовать — но, были отбиты.

Здесь, опять «прославился» наш Спец: большой отряд балтийских моряков, которым командовал небезызвестный по «реальной» истории Дыбенко, дрогнул и панически побежал при одном лишь виде немецких самокатчиков-мотоциклистов, бросив позицию.

Сам «командир» в это время пьянствовал в городе со своей «женой» и одновременно — видной большевичкой и наркомом «государственного призрения» Александрой Коллонтай.

«Дежавю», короче! Дежавю…

Однако, это не «реальная» история, а — «альтернативная»! Не Псков и Нарва конца февраля восемнадцатого года, а — Смоленск конца марта.

Бежавший с фронта отряд балтийских моряков был окружён бронекавалерией и, под угрозой применения силы обезоружен. Прибывшие на место корейцы из Особого батальона, уже привычно рассчитали морячкой на каждого десятого и провели «децимацию[64]» — по законам военного времени.

Остальных морячков после митинга вооружили одной винтовкой на троих с единственной обоймой и послали в бой — искупать вину «перед трудовым народом и революцией» собственной кровью, выставив позади них пулемёты.

Это вам не собственных адмиралов топить, братишки!