Долгое время я никак не мог привыкнуть к промозглому Лондону. Постоянные дожди и туманы, нагоняли на меня тоску, заставляя с улыбкой вспоминать яркое полыхающее солнце Пальма. Там, в старинном испанском особняке, который достался матери от очередного покойного мужа, прошло все мое детство. Я до сих пор вспоминаю узкие извилистые улочки старого города, по которым я убегал от нянечек. Прекрасно помню, какая именно стена дворца Альмудайна открывала вход в магический район города. А так же громадное «Готическое око», сквозь разноцветный витраж которого, проходил солнечный свет и отражался красочными переливами окна-розы на каменной стене кафедрального собора Ла Сеу. Это был один из тех городов, в котором с радостью проживешь всю свою жизнь, и если бы у моей матери не было той всепоглощающей страсти к частой перемене мест, я бы остался там навсегда. Но для нее было вполне нормально бросить все и ринуться в Лондон за богатым английским аристократом, с которым она случайно познакомилась на очередном светском приеме, захватив меня с собой. Поэтому как бы я не желал остаться на Майорке мои слова не имели под собой абсолютно никакого веса, ведь я был всего лишь ребенком.

И вот спустя всего полтора года мы вновь остались вдвоем. И если раньше осознание этого факта скрашивали светлые праздные дни на побережье, то после переезда в Англию цвета дней постепенно потускнели, сделавшись серыми и однообразными. Мне осточертел холод, а люди вокруг вызывали лишь раздражение. Все чего я страстно желал на тот момент — это сесть в поезд и очутиться в совершенно ином месте. Там где я утопал ногами в горячем мокром песке, когда пенные волны набегали на морской берег. Там где приходилось взбираться на изрезанные прибрежные скалы вместе с местными мальчишками, исследуя очередную живописную местность. Там где загорелые улыбчивые незнакомцы целовали меня в обе щеки, как родного. Но вместо этого оглядываясь по сторонам, я ощущал внутри себя жгучую пустоту, разбавленную полнейшим безразличием к будущим переменам.

А затем я увидел Его. Это был очень хрупкий худенький мальчик в черной бархатной мантии. Казалось, что он был окутан ореолом едва сдерживаемой магии, поток которой проходил сквозь толпу людей на перроне. И я почувствовал, что в тот момент, когда наэлектризованный волна магии прошла через меня, пальцы на руках и ногах сжало секундной судорогой. Тело наполнилось невероятной легкостью и энергией, словно механизм работы моего сердца только что перезапустили и слегка видоизменили с удалением поврежденных элементов. Мальчик стоял ко мне спиной, а напротив него высокая длинноволосая пара. У всей троицы были выбеленные блестящие волосы, словно их головы облачены в шапки из белоснежных хлопьев снега. Отец семейства, широкоплечий мужчина с заостренными скулами, что-то очень сдержанно говорил в напутствие своему сыну, который постоянно кивал во время его речи. А мать лишь тепло улыбалась, взирая на них и сжимая в руках свою дамскую сумочку. Кинув случайный взгляд на них можно было бы сразу определить, что перед вами люди высшего магического общества. Их отличали несколько шикарно расшитые наряды, а надменная отстраненность от всех остальных людей на платформе. Словно для этих троих больше никого не существовало в их небольшом мирке.

Я взглянул на скучающий профиль матери. Помню, как только мы переехали в Англию, лондонские магические издания давали ей определение «эксцентричная» и это как нельзя лучше характеризовало эту женщину. Яркие зачастую вульгарные наряды, в которых она любила щеголять на светских раутах. Резкий запах амбровых духов, аромат которых не так уж легко выветривается. Бронзовый неестественный загар, который достигается с помощью различных косметических зелий. И если в Испании весь ее образ смотрелся как никогда уместно, то в Англии среди сдержанных, холодных аристократок она была словно бельмо на глазу, вызывая частые насмешки и недоуменные взгляды у женской половины окружения. Мать принципиально не реагировала на явные провокации со стороны дам, предпочитая истинно мужскую компанию. И это никогда не казалось мне чем-то удивительным. Я всю свою жизнь видел ее исключительно рядом с разнообразными лордами и сэрами, которые норовили залезть ей под юбку. И в тот раз на перроне я осознал, что мне очень повезло не побывать ни на одном светском приеме в Лондоне. После того, как я лично своими глазами увидел свет магической аристократии в лице той светловолосой семьи моя неприкрытая индивидуальность и довольно шаткое положение в обществе, благодаря стараниям моей матери, всплыли наружу, подставив под сомнение все мои стремления к лучшей жизни. И если всего пару минут назад меня мало волновало все это, то теперь странное зудящее чувство закралось под кожу, настойчиво напоминая о себе легкой дрожью по всему телу. Это было странно и волнующе. Внезапно проснулось любопытство и интерес к другой стороне жизни, о которых я раньше не думал.

Распрощавшись, я пошел в сторону экспресса. Я смог сделать только несколько шагов перед тем, как почувствовал, что по спине пробежала стайка мурашек. Мне страшно захотелось оглянуться и еще раз взглянуть на ту семью, попытавшись рассмотреть лицо мальчика, который теперь будет учиться со мной в одной школе. Я сразу нашел их в сгустившейся толпе. Мать в последний раз обнимала сына перед отъездом, нежно поглаживая того по спине. Я смотрел на них, совершенно по-идиотски застыв посреди движущегося потока учеников, только для того чтобы увидеть как мальчик с белоснежными волосами обернется и пойдет мне навстречу. Непонятное чувство обволакивало меня в свое плотное кольцо движущихся частиц, заставляя волосы на моих руках вставать дыбом. Меня пару раз ощутимо толкнули прямо в бок, но это не заставило меня двинуться с места. А закрыв несколько раз обзор, я упорно продолжал выискивать их глазами, пытаясь поймать взглядом «белые шапки». И, наконец, сквозь плотное сосредоточение тел, я уличил тот момент, когда мальчик взял в руки свой чемодан, и у меня не получилось сдержать рвущийся наружу вдох.

Секунда. Две.

И он обернулся.

Он шел в мою сторону с не читаемым выражением лица. И я мысленно восхитился его умением контролировать свои эмоции. Внешне он походил на уменьшенную копию своего отца, правда черты лица были более сглаженными и мягкими. Про себя я отметил, что мое сердцебиение учащалось, с каждым уверенным шагом мальчишки, словно я уповал на скорейшую встречу с самим Мальчиком-Который-Выжил, а не воспринимал его как обычного ровесника. Но почему-то то впечатление, что он производил на меня, было странным и пугающим. Громогласные звуки окружающего мира разом отошли на задний план, оставив меня в полнейшей тишине отсчитывать удары своего сердца. А когда его безразличный взгляд скользнул по моему лицу, я отмер.

Теперь я точно вспомнил, что это был за момент. То событие, с которого и начался мой мысленный отсчет времени, когда я попытался вскрыть шкатулку своих драгоценных воспоминаний. Пытаясь разложить свою память по полкам, тщательно выискивая нужный фрагмент, мне, наконец, удалось установить точное время моего падения на самое дно. Оказывается, это случилось еще раньше, чем я предполагал. Еще раньше, чем я мог признаться и с уверенностью сказать это самому себе. Мое нелепое чувство не было заботливо взращено годами, не было связано с моим взрослением или с моими аморальными желаниями. Меня пронзило именно в тот момент, когда я впервые взглянул ему в лицо на перроне вокзала Кингс-Кросс. Когда я совсем еще мальчишкой отправлялся в свое бесконечное путешествие и не представлял, что оно сулит мне. Это был тот самый момент.

Теперь я это знаю.

****

Мы лежим на кровати, уставившись на бирюзовый балдахин над нами. Я играюсь со светлыми прядками его волос, наматывая их кольцами на свой указательный палец. В то время как он лежит на моей груди, собственнически обнимая меня за талию. Мне приносит спокойствие его горячее тело под боком, его мягкие волосы и холодные пальцы. Яркие лучи солнца скользят по пустым рамам на стенах, на их фоне четко виден летающий порошок мелкий пыли. За окном слышатся громкие голоса наших друзей, которые уже торопливо ведут подготовку к приему. Опустив свои тяжелые веки, чувствую, как сон постепенно одолевает меня. И уже где-то на границе сознания мне приходит мысль о том, что вся эта атмосфера размеренности и спокойствия и есть мое истинное счастье. Недолгое, почти искусственное, но такое желанное.