– Нет уж, спасибо. Я лучше подожду в надежде на лучшее. – Его взгляд скользнул по ее губам и на мгновение задержался на них. – Но как это мило с вашей стороны – прийти повидать меня, Скарлетт! С тех пор как меня посадили, вы первая из порядочных горожан пришли меня навестить. Тюремная жизнь учит ценить настоящую дружбу. Когда вы приехали?

– Вчера.

– И сегодня утром вы уже здесь? О, моя дорогая, да вы просто чудо.

Он улыбнулся, и она впервые заметила на его лице выражение искреннего удовольствия. Скарлетт радостно улыбнулась про себя, а сама, изображая смущение, низко опустила голову.

– Да, я бросилась сюда, как только узнала. Вчера вечером тетя Питти мне все рассказала, и я… я всю ночь не спала – переживала за вас. Какой ужас! Ретт, мне вас так жаль!

– Но почему, Скарлетт?

Его голос звучал по-прежнему тихо, но удивительно проникновенно. Заглянув в его смуглое лицо, она впервые не увидела в нем ни так хорошо знакомого ей скептицизма, ни язвительной насмешки. Под его пристальным взглядом, устремленным на нее в упор, Скарлетт опустила глаза, смутившись по-настоящему. Все шло даже лучше, чем она предполагала.

– Ради того, чтобы вновь увидеть вас и услышать от вас эти слова, ей-богу, стоило оказаться в тюрьме. Я просто ушам своим не поверил, когда мне сказали, кто ко мне пришел: думал, вы никогда не простите мне мой патриотический порыв той ночью на дороге у Раф-энд-Реди. Но этот визит… могу я расценивать его как прощение?

Стоило Скарлетт вспомнить о той ночи, как даже сейчас, хотя уже столько времени прошло, в ней мгновенно закипел гнев, но она подавила его и тряхнула головой, чтобы заиграли серьги.

– Нет, я не простила вас, – ответила она, недовольно надув губки.

– Еще одна разбитая надежда. И это после того, как я пожертвовал собой ради своей родины, сражался босой в снегах у Франклина, а в награду за свои труды подхватил самую злостную дизентерию!

– Я не желаю ничего слышать о ваших… страданиях, – все еще дуясь, но улыбаясь ему уголками чуть раскосых глаз, сказала Скарлетт. – Я по-прежнему считаю, что вы той ночью поступили подло, и этого я вам никогда не прощу! Бросить меня одну, когда со мной могло случиться все, что угодно!

– Но ведь ничего же не случилось! Моя вера в вас лишь получила подтверждение. Я не сомневался, что вы доберетесь домой целой и невредимой, и да поможет бог любому янки, вставшему на вашем пути!

– Ретт, но почему вам пришла в голову такая глупость – записаться в армию в последний момент, хотя вы отлично знали, что война уже проиграна? И это после всего, что вы наговорили о полоумных идиотах, которые сами себя подставляют под пули и гибнут!

– Скарлетт, пощадите! Я просто сгораю от стыда всякий раз, как вспоминаю об этом.

– Что ж, я рада, что вам стыдно за то, как вы со мной обошлись.

– Вы меня неверно поняли. К сожалению, должен признать – нет, совесть ничуть не мучила меня из-за того, что я бросил вас тогда. Но вот мое вступление в армию… Как вспомню эту картину: доброволец в лаковых сапожках и в белом полотняном костюме, вооруженный парой дуэльных пистолетов… Сколько миль я протопал по снегу босиком, когда сапоги износились, без теплой шинели, без маковой росинки во рту… Сам не понимаю, почему я не дезертировал. Это же было чистой воды безумие! Но это у нас в крови. Ни один южанин просто не может остаться в стороне от безнадежно проигранного дела. Впрочем, к черту мои мотивы. Достаточно знать, что я прощен.

– А вот и нет. Я считаю, что вы скотина, – но последнее слово она произнесла с такой нежностью, словно хотела сказать «милый».

– Не притворяйтесь. Я знаю, вы простили меня. Юная леди не посмела бы прийти в караулку янки, чтобы встретиться с заключенным негодяем просто из сострадания, к тому же разодевшись в бархат, перья и с котиковой муфточкой. Скарлетт, вы выглядите просто восхитительно! Слава богу, вы не в обносках и не в трауре! Меня уже тошнит от одного вида женщин в старом тряпье и вечно в черном. А вы выглядите, будто только что с Рю-де-ля-Пэ. Повернитесь, моя дорогая, дайте мне на вас полюбоваться.

Итак, он заметил платье. Ну разумеется, на то он и Ретт Батлер. Скарлетт негромко рассмеялась в радостном волнении и сделала пируэт на цыпочках, раскинув руки и колыхнув юбками, чтобы он заметил отделанные кружевами панталончики. Черные глаза Ретта охватили ее всю – от шляпки до каблучков – жадным взглядом, не упускающим ни единой детали. Это был тот самый, хорошо ей знакомый, бесстыдно раздевающий взгляд, неизменно вызывавший у нее мурашки по всему телу.

– На вид вы производите впечатление весьма процветающей и выхоленной особы. Так бы и съел вас. Не будь за дверью этих янки… но вы в полной безопасности, моя дорогая. Присядьте. Я не воспользуюсь своим преимуществом, как при нашей последней встрече. – Ретт с деланым сожалением почесал щеку. – Сознайтесь, Скарлетт, вы не считаете, что той ночью повели себя несколько эгоистично? Подумайте, сколько всего я сделал для вас – жизнью рисковал, украл лошадь, и какую лошадь! Бросился на защиту Нашего Славного Дела! И что я получил за все свои старания? Пару крепких слов и еще более крепкую пощечину.

Скарлетт присела. Разговор принимал не тот оборот, которого она ожидала. Сначала Ретт вел себя так мило: казалось, он искренне обрадовался встрече и держался почти как обычный человек, ничем не напоминавший того черного негодяя, которого она так хорошо знала.

– А вам всегда нужно что-то получать в награду за ваши старания?

– Ну разумеется! Я чудовищный эгоист, уж кому об этом знать, как не вам. Я никогда и ничего не делаю даром, без расчета на вознаграждение.

От этих слов легкий холодок пробежал у нее по спине, но Скарлетт быстро взяла себя в руки и снова встряхнула серьгами.

– Ох, Ретт, на самом деле вы ведь не такой гадкий. Вы нарочно пускаете пыль в глаза.

– А вы, я вижу, и впрямь изменились! – воскликнул он и расхохотался. – Что же заставило вас стать доброй христианкой? Мисс Питтипэт пересказывала мне все новости о вас, но ни разу даже не намекнула, что вы стали воплощением женского сострадания. Расскажите мне о себе, Скарлетт. Чем вы занимались с тех пор, как мы с вами расстались?

Прежние раздражение и враждебность, которые он так всегда искусно пробуждал в ее душе, вспыхнули с новой силой, она ощутила неодолимый соблазн выложить ему все, что думала. Вместо этого Скарлетт улыбнулась так, что показались ямочки на щеках. Ретт придвинул свой стул поближе к ней, она наклонилась и, как бы невзначай, мягко положила руку ему на плечо.

– О, благодарю вас, у меня все замечательно. Дела в Таре идут хорошо. Конечно, после нашествия войск Шермана мы пережили ужасное время. Но нам повезло, наш дом не сожгли, к тому же негры спасли большую часть домашнего скота – загнали его в болото. Прошлой осенью мы собрали неплохой урожай – двадцать кип хлопка. Конечно, это ничто по сравнению с тем, сколько может давать Тара, но у нас слишком мало рабочих рук. Правда, па уверяет, что на будущий год дела пойдут гораздо лучше. Но, Ретт, до чего же скучно сейчас жить в провинции! Только представьте: нет больше ни балов, ни пикников, все только и делают, что говорят о трудных временах! Видит бог, мне уже тошно стало от этих разговоров! На прошлой неделе я поняла, что больше не вынесу этого кошмара, и па предложил мне съездить куда-нибудь развлечься. И вот я здесь, хочу заказать несколько новых платьев, а потом отправлюсь в Чарльстон, нанесу визит тетушке. Я просто мечтаю снова попасть на бал.

«Что ж, – с гордостью подумала она, – эта маленькая речь мне удалась на славу! В меру легкомыслия, и все сказано верно: я, может, и не богачка, но, уж конечно, и не нищенка».

– Моя дорогая, вам очень идут бальные платья, и – увы! – вам самой это прекрасно известно! Подозреваю, истинная причина вашей поездки кроется в том, что вам надоели все ваши прежние провинциальные поклонники, вот вы и отправились на дальние пастбища, где травка зеленее.