Дурь, нелепые причуды, прихоти и затеи — что еще может быть во власти человека? И что, кроме собственных чудачеств, может он противопоставить безрадостным чудесам света — конечно, не здравый смысл. Здравый смысл горазд только сказки рассказывать — как бы он все замечательно разумно устроил, плюс на законных основаниях. На законных основаниях у нас только тюрьмы устраиваются и счастливые браки; и там, и там без сумасбродств и дурачеств долго не протянуть.
Это как мюзиклы: в них всегда начинают петь в самом неподходящем месте: на ложе страсти или с веревкой на шее. Зрителей мюзиклов не коробит. Есть ли у вас уверенность, что и все остальное задумывалось не ради песен?
О педантах
Вы о чем подумали? Анекдоты из «Филогелоса», французская комедия, Тредиаковский; преученое учение, книги, пыль, медные деньги и скука; скука и Штольц, может быть — Чернышевский и, возможно, Зоил. Но кто вспомнил в такой связи Зоила, тот сам педант.
Мир не любит педантов. «Плеща им в рожи грязь, как дуракам смеясь». Мир — будем справедливы — прощает педантов. Как доктор Старцев — Ф. Листа: «шумные, надоедливые, но все же культурные звуки». Вы должны понять, любое прощение возможно при одном условии: прощаемый обязуется впредь знать свое место. Твое место, говорит мир педанту, во французской комедии, так что будь добр. Педант отвечает: «Вы, государи мои, задали мне многотрудную задачу, на что прошу дать мне время». Через какое-то время ответ готов, с обоснованием по всей форме и историей вопроса в три печатных листа. Про французскую комедию чудесно изложено. Только вы уже не помните, по какому поводу сыр-бор, а на французскую комедию вам тем более того. Позволительно ли будет спросить, государи мои, кто виноват, что у вас такая короткая и нелюбопытная память?
А время идет, и мир, в минуту отдохновения, решил тоже что-нибудь сочинить, на благо и пользу. Мощь гения! Нежданный огонь остроумия! Стиль блестит ярче той лампы, при свете которой. И смысл жизни как на ладони.
«А что это у тебя твердо трехногое? — спрашивает педант, заглядывая в бумажку. — У греков, от которых мы литеры получили, оно об одной ноге, а треножное твердо есть урод, не имущий с греческим ни малого свойства. Поскреби, я тебе правильно напишу».
Какая обида! При чем здесь «твердо», когда речь идет о смысле жизни? И мир, этот самолюбивый стихотворец, сам себе объясняет — может быть, посредством французской комедии, — что такое педант.
Педант — это такой смешной, сутулый, в очках, растяпа, раззява, слишком худой или слишком толстый, вежливый и неуклюжий с дамами, беспомощный на улице и, желательно, старый и бедный.
Потому что если педант будет молодым, ловким, в модных ботинках, с отличным зрением, мастер спорта по боксу и повеса среди повес, вам, государи мои, останется только удавиться.
«Погибни ты и с сирским, и с халдейским языком, и со всей своею премудростью!» Так я хотел написать в виде эпиграфа, но потом передумал. Эпиграф, постскриптум — это-то как раз не принципиально; мало ли что успеешь натворить между колыбелью и эпитафией. Принципиальны совсем другие вещи.
Р. S. Я лучше умру, нежели неправедное и поносительное против одноножного тверда выговорю слово.
Мысли о пуговицах
Пуговицы бывают и медные солдатские, и фарфоровые дорогого белья. Ломоносов устроил как-то фабрику разноцветных стеклянных пуговиц, а у парнасских щепетильников от такой новости рожи вытянулись по шестую пуговицу. Можно подобрать и многие другие примеры и сведения, но сейчас я хочу поговорить только о роковой и благодетельной роли пуговиц в жизни человека, который не хочет, чтобы его разглядели под одеждой.
Он у нас кто? Ах да, он у нас учитель греческого. Что-то такое безобразное. Не внушающее надежды, внушающее опасения. Он застегнут на все пуговицы — наглухо застегнут, по горло. Но не потому, что под сюртучком белье несвежее или отсутствие белья. Нет, не мерзнет. Что же, просто опрятен? Опрятен, да, но эта опрятность есть следствие, а не — достойная, впрочем, — цель всех устремлений.
Он чопорен и учтив, поскольку вежливость — единственное, что связывает его с миром. Мир не понимает, в чем дело, но, по широте души, склонен простить. Миру много не надо — однако и прощение не будет даровано тому, кто о нем не попросит. Чопорные и учтивые люди, особенно в таких сюртучках, просят прощения не тогда, когда от них этого ждут. Они — вот дошло до меня наконец — вообще не просят прощения. Их взаимоотношения с миром никогда не доходят до той счастливой стадии, когда делается и говорится что-либо требующее принести извинения обиженным. Это, конечно, обижает больше всего.
Вот и пишут потом обиженные, как неблагозвучен греческий язык. Ведь и обиженным, скажем правду, нелегко. Одна ли дама кинет перчатку на арену, другая ли потеряет платок — что, в самом деле, можно сделать, когда тот, кому перчатка и платок предназначались, учтиво подбирает и возвращает подобранное, а потом тотчас же удаляется. Перчатку-то — мне тут подсказывают — и в лицо можно метнуть с определенной целью. Но вы же не сразу убить хотите, верно? Сначала желательно помучить.
Фишка и мораль в том, что, если этот человек и будет мучиться, никто не увидит. Это не то, что древние греки называли «апатейа». Это то, что древние греки называли «хюбрикс».
Меланхолик — это вот какой человек
Слишком яркий свет невыносим. А ночь смотрит тысячами глаз, и все ужасы и страхи разгуливают по земле, как спущенные с поводка собаки. Летом — комары и пыль. Зимою жизненные духи истощаются вместе с убывающими днями. Скудная и густая кровь еле движется в венах, тело становится сухим и бледным. И все давит какая-то смутная тоска, и не найти себе места, и так отрадно плакать.
Пожилой мудрый врач готовит микстурку в стакане. Больному кажется, что у него во внутренностях колет какой-то шип; он избегает света и людей; на него нападает страх; когда к нему прикасаются, это причиняет боль. Он пьет лекарство, засыпает и видит страшные призраки, ужасные сны и иногда мертвецов.
Бред, острый психоз, летаргия, помешательство, меланхолия. Нервные, впечатлительные, погруженные в свой мир люди. Всегда готовы кому-нибудь этот мир навязать. Человек, мой друг, становится тираном тогда, когда он пьян, или слишком влюбчив, или сошел с ума от разлития черной желчи. Резкие и возбудимые. Следует осудить опрометчивую невоздержанность, из-за которой одни второпях, другие в неистовстве не дожидаются указаний суждения, потому что воображение легко увлекает их за собой.
Болезнь, болезнь, причины болезни. Непосредственное вмешательство Бога, дьявола, колдунов и ведьм. Влияние звезд, преклонный возраст, наследственный недуг, страхи, образование, нищета, потеря свободы, смерть друзей. Симптомы: головная боль, бессонница, бегающие покрасневшие глаза, твердый живот, жар, конвульсии, холодный пот, боли в левом боку, постоянный страх, печаль, подозрительность, беспокойство, припадки, чувство одиночества, кошмары, мысли наподобие снов. Кровь: нечистая, густая и черная. Одержимая душа, наполненная сильным желанием.
Связь с Луной. Томимая мрачной грустью обезьяна. Покровители ученых Сатурн и Меркурий, сухие планеты, сгущающие кровь. Любовь к науке. Большинство поэтов. Кладбища: приходящие там мысли о тщете всего земного заставляют сердце сжиматься сладко и горестно. Сладкая грусть, жемчуг в потоке страданий, наслаждение в слезах. Веселье скорби. Поветрие и мода, ручьи слез, прогулки среди гробниц. Забава, тонкая радость, прихоть, любимое развлечение изысканного ума. Некоторый род меланхолического забвения. Врач нежно трудится над лекарством, которое не поможет.
Завистен, скуп, печален, лживый, молчалив и смугл. Меланхолики почитаются ниже всех в добродетели, потому что они немного кажут человеколюбия. Как дарования душевные, так и пороки имеют странные. Глубокомысленны, но на ответы нескоры, в делах чрезмерно трудолюбивы, хотя в исполнении оных медленны, ибо везде наперед затруднения, коих нет, и несчастие воображают. Почитаются великими и верными людьми в правлениях, где нет нужды в скорости, в камерных делах, в судах и советах, в высоких науках. Меланхолик тих и прилежен к учению.
