На мгновение, когда отец вновь замахнулся, рука зависла в воздухе, Гарри спиной ощутил, как тот отошёл от него. Неужели все? Гарри это должно обрадовать, но было досадно, что с ним отнеслись жёстко. Гарри не желал смотреть на отца, обида гложила внутри все, он знает, отец попросит прощение, и потому отпрянул в сторону намекая, чтобы его не трогали. Он услышал, что комнату покинули, и облегчённо вздохнул, он хотел побыть один после наказания. Мальчик дал себя подлечить, затем одев пижаму, лёг обратно, слезы до сих пор текли. Внутри все кричало от досады: он тебя не любит. Он тебя не любит. Никому ты не нужен. Мир тебя ненавидит. Обняв подушку, он вновь ткнулся рукой в дневник, он вытащил его и сквозь слезы смотрел на него, как на какое-то спасение. А вот сейчас ему нужно выговориться. Может, если он выговорится, то внутри не будет так больно? Все будет как иначе, он простит все отцу, и продолжит его любить всем сердцем. Он долей своей души, понимал, что он виноват, но обида брала свое.
Призвав чернильницу с пером, он открыл дневник, удивительно, что он пустой. Вытерев об рукава слезы, он пролистал его хорошенько в надежде хотя бы на рисунок или слово, но тщетно, там не было ничего. Значит, он воспользуется им. Кажется ему надпись на обложке дневника нужно сменить, все-таки дневник пуст, но он принадлежит отцу, значит отныне будет его. В порыве эмоций он писал грубые и обидные слова в надежде избавиться от боли.
«Ненавижу его, ненавижу. За что? Почему надо так наказывать если он итак прекрасно понимает моё состояние души. Ни черта он не понимает меня. Он не любит меня. И никогда не любил, я уверен. Он наверно стыдится, что у него сын с дефектом родился. Сын-шизофреник. Сбегу я! Точно. Сбежать. А может, нет?..»
Гарри ненароком задумываться начал, обида медленно стихала, и он задумчиво смотрел в свои слова, пока они не начали исчезать. Гарри вздрогнул. Что? Куда строки пропали? Чернила впитались в страницы и взамен прошлых слов появились другие, написанные ровным каллиграфическим почерком с наклоном.
«Здравствуй, я Том Марволо Риддл. Может, я могу тебе помочь?»
Гарри вздрогнул увидев другую надпись, до боли знакомым почерком на странице.
Что? Как такое возможно? Отец вышел, и он. Пишет здесь? Может он хочет узнать таким путем его секреты? Следя за его записями? Гарри сжал перо, и макнул в чернила, начал быстро писать.
«Это не смешно, отец! Как ты ещё смеешь писать после того, что сделал? Я в обиде на тебя! Не подходи ко мне, понятно? Что за странный дневник. Ты ведь сейчас ушёл полтора минуты назад.»
Гарри отложил дневник, и вышел из комнаты, идя к отцу, чтобы высказать ему все. У него наверно есть ещё один дневник, где присылаются записи, он выглянул в щель спальни отца обнаруживая, что тот сидел в загнанном состоянии. Сердце Гарри защемило, отец винил себя, и обида внутри мальчика отошла в сторону. Это наказание было заслуженным. Он не должен обижаться на него. Вернувшись к себе, убедившись что отец и вовсе не хитрит с дневником, он сел на кровати и увидел надпись. Дневник скорее заколдован.
Впитав новые строчки чернил, ответ появился не сразу.
«Отец? И как же зовут моего ребёнка и в чём я виноват перед тобой? Не волнуйся, все твои секреты останутся здесь.»
Гарри долго сидел думая, что ответить, немного набравшись смелости, он макнул в чернила перо и написал:
«Меня зовут Гарри. Ты, в принципе, не виноват, это я виноват перед тобой, не послушался, когда надо было быть в комнате, я убил ведь двенадцать человек! Я просто взбесился на их фразы обвиняющие, ты никогда не хотел мне зла, я знаю, я не смог, я просто не выдержал и кинул в них Адское Пламя, они любили Дамблдора больше, чем тебя. Это несправедливо. А я убил Дамблдора. И, опять же, ты был недоволен мной. Я не знаю, что со мной творится, это какая-то мания, пойти и… И… И… Не важно. Я в твоих глазах наверно шизофреник. Кстати, как ты это сделал? Это по сути говорящий дневник!»
Надпись вновь появилась:
«Ты смог убить Дамблдора и призвать Адское Пламя — это впечатляет. Признаю, меня переполняет гордость, что мой сын настолько силён. Но моё настоящее «я» недовольно твоими поступками и я полагаю, есть весомые причины для этого. Но ты так зол на меня не только из — за этого, Гарри? Что же я сделал такого?»
Под этими надписями Том добавил:
«И я не говорящий дневник, Гарри. Я лишь часть от основной души, запечатанная здесь.»
Гарри вновь макнул в чернильницу перо и написал:
«Ты не понимаешь меня. Чур чтобы я не сделал, ты меня наказываешь. Задница болит вдвойне, от ударов ремнем, и от нашего прошедшего совместного секса. Однако, мне понравилась вся жесткость. Я нарисовал однажды на холсте массовое убийство, и ты спросил «что тебя терзает», сейчас мне твои слова напоминают на утреннюю прогулку.»
Гарри немного досадно вздохнул вспоминая утро.
«То есть, часть от основной души? Это типа душа вмещенная в дневник, как в тело?»
«Я сожалею об этом. Не думал, что у меня могут быть проблемы с собственным ребёнком. Мне правда жаль. Но… секса?»
На вопрос дневник ответил не сразу и ответ был сдержанным, будто Том в дневнике задумался о чём-то.
«Я — часть души твоего отца. Крестраж. У меня нет тела, только дневник и хранящиеся в нём воспоминания.»
Гарри вспомнил важную надпись, и решил написать об этом, немного краснея.
«Ты сказал, что гордишься мной. Это на самом деле приятно. Знаешь, отец меня не хвалит, и мне трудно понять, что он хочет от меня. Я не знаю о его прошлом, может общаясь с тобой, я лучше узнаю его? К тому же ты хранишь его воспоминания, мне этим легче. Можно, я буду звать Том?.. ибо я путаюсь, ты не отец, вроде, в каком-то смысле. Будем думать, что мы какие-то друзья, да. Крестраж… Надо почитать об этом.
Ну, да, секс.»
Гарри вновь покраснел вспоминая об этом. Что будет думать частичка души, когда узнает обо всем?
«Отец всегда смотрит на меня так жадно. Я всегда замечаю это. Ещё с детства понял это. Я-то сам ненормальный, раз дрочил на отца едва подсматривая за ним, как тот принимает душ. Признаю, у нас взаимно это. Я три дня назад опоил его амортенцией, чтобы тот осмелился и не стеснялся подойти ко мне с таким вопросом.»
«Да, ты можешь звать меня по имени. И я отвечу на интересующие тебя вопросы, может, тогда отношения с отцом у тебя наладятся.»
Ответ был коротким, и Том не ответил ничего на другую часть текста.
Гарри обрадовался на это, и непроизвольно улыбнулся. Он и не заметил, как его общение с «книжным отцом» пройдёт настолько долго, и настанет так быстро утро.
Мальчик удивлённо глядел в окно, осознавая, что он не спал всю ночь, а рассвет уже набирал силу. Он повернулся к дневнику, и написал.
«А во сколько лет папа сделал… Хммм. Тебя?»
Гарри ждал ответа Тома, и решил немного позабавиться рисуя на листах дневника человечка, который повесился на дереве, а над его головой было зачёркнутое сердечко.
«Свой первый крестраж он сделал в 15 лет.»
Том решил обращаться к своей главной душе в третьем лице, чтобы Гарри было удобно для восприятия. Гарри дёрнул бровями, мысленно планируя, что будет искать.
Мальчик захлопнул дневник, переодевшись в повседневную одежду, он пошёл в библиотеку. Кладя дневник на столик, он начал искать что-то что могло относиться к такому разделу магии. Нужно, что-то что было связано с душой. Взяв пять книг, он сел в кресло, и перелистывал оглавление в надежде найти хоть что-то связное. Нагайна подозревая, что-то поползла из библиотеки, и сообщая хозяину о том, что Гарри что-то ищет по тёмной магии.
Гарри решил удостовериться у Тома, и написал: «Какой был раздел в книге? Как мне найти подобную книгу? Я не могу ничего найти о крестраже»
Риддл почти не спал ночью и встал на рассвете. Не долго думая, он начал собираться в министерство, даже не завтракая. Он не мог встретиться в Гарри, не мог позволить хоть взглянуть на сына.
Уже возле камина он услышал шипение Нагайна:
