– То было крайне замысловатое послание, – наконец сказал я, – и составить его вам стоило немалых трудов. Отчего вы попросту не написали?

– Отец перехватывал и изымал любые письма, какие я только пыталась отправить. И наотрез отказывался поверить в истину – в то, что Эндрю и Иеремия Мэтьюзы убиты.

Лично меня это ничуть не удивляло. Судя по тому, что я слышал о Джордже Лоддиджсе, он, строгий приверженец науки и логики, вряд ли был склонен принять на веру сумасбродные фантазии дочери.

– Когда я объявила, что сама обращусь с этим делом к лондонским властям, он запретил мне покидать дом. Разумеется, я немедля написала вам о своих опасениях, но он перехватил это письмо. И следующее. И наказал всем, кто на него работает, изымать любые мои записи и передавать ему. Воистину, со мной обходились точно с преступницей, – возмущенно сказала она.

Или же – как с особой, утратившей всякий здравый смысл.

– Я уверен, он всего лишь пытается уберечь вас от неприятностей.

Это было сказано абсолютно искренне: если уж мисс Лоддиджс не поверил родной отец, то власти тем более отнеслись бы к ее рассказу об убийстве в дебрях Перу без всякого сочувствия.

Под испытующим взглядом мисс Лоддиджс мне с каждой минутой делалось все неуютнее.

– Отец, несомненно, что-то скрывает. Даю вам слово: в этом я абсолютно объективна. Он стал нерешителен и рассеян, что на него вовсе не похоже. Что-то терзает его душу, не дает покоя мыслям, и я уверена: это – подозрительная гибель Эндрю и Иеремии Мэтьюзов. Вот только он не желает довериться мне, а я не желаю прятать голову в песок. Потому и связалась с вами в столь завуалированной манере. Вспомнив, как вы восхищались моими птичьими диорамами, как говорили, что в любой из них можно прочесть целую историю – и в самом деле понимали замыслы, вложенные мною в каждую! – я решила, что вы непременно ухватите весь мрачный смысл, кроющийся за этой.

Устремившись мыслью назад, ко дню встречи с мисс Лоддиджс в гостиной, полной птиц, я вспомнил, как коротко, походя, исключительно для поддержания разговора, импровизировал на темы сюжетов из птичьей жизни, разыгрывавшихся за стеклом витрин… Уж я-то знал: ее уверенность в моих способностях истолковать смысл причудливой диорамы с восковыми фигурами не имеет под собой ровным счетом никаких оснований!

– Но как вы сумели отослать мне террарий и его содержимое, если отец не позволял вам отправлять даже писем?

– Спрятала все необходимое среди двух партий семян и растений для Садов Бартрама. Обернула бумагой и адресовала вам. А мальчишке, помогающему нашему садовнику упаковывать ящики, сказала, что внутри – чучела птиц моей работы, особый заказ друга миссис Карр.

– И не сомневались, что миссис Карр перешлет посылки мне?

– Ни в коей мере. На нее вполне можно положиться. Мы часто вкладываем чучела, предназначенные для заказчиков из Филадельфии и Нью-Йорка, в ящики, отправляемые Бартонам: это гораздо надежнее, чем отсылать их отдельно. Миссис Карр просто велит доставить посылки в почтовую контору, а уж оттуда их переправляют по назначению.

– Как она и поступила с пятью пакетами, адресованными мне, – пробормотал я, невольно задавшись вопросом, что думают о подозрениях мисс Лоддиджс полковник Карр с супругой – ведь она наверняка рассказала им, зачем приехала. – Но разве Карры не уведомили вашего отца, где вы?

– Безусловно, уведомили, – нахмурившись, подтвердила мисс Лоддиджс, – но их письмо дойдет до него не раньше чем через две недели, а пока кто-либо приедет забрать меня, времени пройдет и того больше. Уверена, до тех пор мы сумеем поймать злодея.

Говоря это, мисс Лоддиджс выглядела столь уверенно и решительно, что я, несмотря на все свои сомнения в успехе затеянного ею предприятия, даже не подумал ее разубеждать.

– Конечно, я с радостью помог бы, – сказал я, – но откровенно говоря, даже не представляю, как к этому подступиться.

– Вы слишком скромны. Я ведь читала о ваших успехах в делах о чудовищном орангутане и об убийстве той бедной девушки, торговки сигарами. Уж от вас-то преступнику не уйти.

От этих слов я просто опешил. Неужто она не видит разницы между фактом и вымыслом? Неужто не понимает, что написанные мною рассказы отнюдь не основаны на моих собственных похождениях?

– Посему давайте приступим к поискам как можно скорее, – продолжала мисс Лоддиджс, вынув из кармана передника книжицу в кожаном переплете и положив ее передо мной. – Вот вам для изучения. Это дневник Иеремии, посвященный экспедиции тысяча восемьсот сорок третьего года. Здесь – их маршрут, данные наблюдений и описание собранных образцов.

Раскрыв книжицу, я обнаружил внутри убористые строки, выведенные рукой Иеремии Мэтьюза, и восхитительные иллюстрации, изображавшие растения, птиц и прочих живых созданий.

– Только, прошу вас, берегите его. Этот блокнот я подарила Иеремии перед отъездом в Перу, а теперь это – все, что мне осталось на память о нем.

– Конечно, я с радостью прочту его записи и буду беречь дневник, как зеницу ока.

Мисс Лоддиджс кивнула. Расставание с дневником явно причиняло ей немалую боль.

– Иеремия переслал мне дневник из Панамы. Я получила посылку под конец ноября и всей душой радовалась его скорому возвращению. А всего две недели спустя нам доставили весть о его гибели.

– Весьма сожалею, – только и смог пробормотать я.

– Там, среди последних страниц, его письмо, – добавила мисс Лоддиджс.

Перелистав дневник, я обнаружил внутри сложенный лист бумаги. Мисс Лоддиджс жестом пригласила меня развернуть письмо и прочесть.

Колон, Панама,

4 октября 1843 г.

Дорогая Хелен!

Экспедиция завершилась успехом. Пройдя отцовским маршрутом, я отыскал затерянный город и собрал немало образцов, каковые, без сомнения, немало порадуют вашего отца. Во многих отношениях путешествие в Куско далось нам куда тяжелее, чем дорога до Чачапояс, и все, что я видел и испытал, свидетельствует в пользу наших предположений. Завтра мы отбываем в Филадельфию, а сей драгоценный дар я, сохранности ради, отсылаю вам почтой. Уверен, вы найдете его содержание весьма познавательным и не оставите мою работу незавершенной, если мои опасения касательно дороги домой оправдаются.

Молю Господа о том, чтоб увидеть вас до Рождества.

Ваш верный друг,

Иеремия.

– Что ж, по-видимому, всех поставленных целей он достиг и экспедицией вполне удовлетворен.

Однако мисс Лоддиджс лишь отмахнулась от моего замечания.

– «Наши предположения» состояли в том, что его отец был убит. Вдобавок, не странно ли, что Иеремия отослал мне дневник из Панамы по почте вместо того, чтоб просто привезти его домой?

Это действительно выглядело необычно, но я никак не мог избавиться от мысли, что мисс Лоддиджс пала жертвой чрезмерно богатого воображения, и посему почел своим долгом испытать ее утверждения на прочность.

– Причин тому, что он отослал вам дневник из Панамы, может найтись великое множество, – сказал я, хотя в эту минуту мне не приходило на ум ни одной. – Возможно, он полагал, что вы будете рады получить перечень пойманных в Перу птиц до его прибытия в Лондон?

– Не думаю, – возразила мисс Лоддиджс. – Он пишет, что дорога домой может оказаться опасной, и, на мой взгляд, ждал беды не от моря, а от человека. И вот, взгляните сюда, на запись от третьего октября. Несомненно, она тоже имеет касательство к делу.

Я снова раскрыл дневник и начал листать страницы, пока не добрался до последней записи Иеремии Мэтьюза, предварявшей собою реестр пойманных птиц.

– «Они ищут Сокровище. Все здесь, внутри», – прочел я вслух. – Весьма загадочное сообщение. Вы понимаете, что он имел в виду?

– Не вполне, однако это, должно быть, исключительно важно: ведь, если вы помните, он спрашивал о сокровище в ночь своего визита. Я полагаю, те, кто ищет это сокровище, и убили Иеремию, а может, и его отца.